Атты халықаралық ғылыми-тəжірибелік конференция материалдары

320 

 

Б. Хасанов мемлекеттік тілдің қызметіне қатысты алты түрлі принципті көрсетеді: 



 

мемлекеттік  тілді  жоспарлы  түрде,  бар  жағдайды  туғыза  отырып,  кезең-  кезеңмен  барлық 

мекеме, ұйым, кəсіпорындардың қызмет бабындағы қарым-қатынас құралына айналдыру; 



 

барлық мекемелер мен ұйымдардың іс-қағаздарын жүргізу тіліне пайдалану; 



 

мемлекеттік тілді қаржыландыру мəселесін түбегейлі шешу; 



 

мемлекеттік тілді оқыту ісін кадрмен, оқыту құралдарымен толық қамтамасыз ету; 



 

мемлекеттік тілді бір ғана қазақ тілінде емес, орыс жəне басқа тілдерде де насихаттаудың іс-

шаралар жүйесін қалыптастыру; 



 

Тіл  Заңының  іске  асуы  мен  мемлекеттік  тілді  жақсарту  барысында  атқарылған  іс-шаралар 

жəне нəтижесі жөнінде арнайы есеп беріп отыру. 

Осы  айтылған  принциптер  тек  сөз  жүзінде  емес  мемлекет  тарапынан  қатал  қадағаланып  іс 

жүзінде орындалып жатса, қазақ тілінің бүгінде қоғамдағы қажеттілігі артар еді.  

Мемлекеттегі  негізгі  халықтың  ана  тілі  мен  ұлттық  сана-сезімі  үнемі  ажырамас  бірлікте.  Тіл – 

жеке  адамның  ғана  емес  бүкіл  қоғам  дүниетанымының  көрсеткіші,  сонымен  қоса,  ол  ұлттық  сана-

сезімнің  оятушысы.  Біздің  мемлекетімізді  басқарып  отырған  шенуніктеріміз  ана  тіліміз – қазақ 

тілінің мəртебесін өзінің төл мемелекетінде асқақтатуына еш аянбауы керек. Қоғам дамуының басқа 

салаларымен  қатар  мемлекеттік  тіл  де  тең  дəрежеде  дамуы  қажет,  оның  ғылым,  білім,  заңнамалар 

тілі,  БАҚ  тілі,  мемлекеттік  басқару  тілі,  іс  жүргізу,  сот  ісі,  бизнес  тілі,  қызмет  көрсету  саласының, 

халықаралық қарым-қатынас тілі бола алатынына ешкім қарсы келмес.  

Тілдік  сəйкестілік  басқа  да  кез  келген  сəйкестілік  сияқты  адамға  туа  бітті  я  телулі  қасиет  емес, 

адамның интериорлану

 

қасиеті, ол тілдік жəне əлеуметтік-мəдени дағдыдан көрініс тауып, таңдалуы 

мүмкін немесе əлеуметтік, саяси жəне идеологиялық контекске қарай өзгеріске түсуі мүмкін. 

Тіл  «мен – өзіміз,  мен – сіздер  сияқтымын!»  деген  сигнал  бере  отырып,  адамның  қоғамда 

əлеуметтенуіне,  мəдени  жəне  əлеуметтік  нормаларды  меңгеруіне,  этникалық,  жас  ерекшелігі 

тұрғысындағы,  гендерлік,  əлеуметтік-рөлдік  жəне  басқа  топтар  шектігіндегі  қатынастар  сипатын 

түзіп, оны нығайтуына ішкі жəне сыртқы эмоционалды-бағалауыштық қызметін қатар жүзеге асыра 

отырып  көмектеседі.  Нақ  сондықтан  да  тіл  қоғамда  адамның  сəйкестенуіндегі  аса  маңызды  құрал 

болып  табылады,  тілдік  сəйкестілік  тұлғаның  жəне  топтың  тілдік  сипаттарының  жиынтығы  ретінде 

анықталады. 

Республикаға атын беріп тұрған, мемлекеттегі ең негізгі халық – қазақ ұлтының ана тілі – қазақ 

тілі  екенін  əрбір  қазақ  азаматы  аса  үлкен  құрмет  мақтанышпен  сезінуі  керек,  өйткені  ол  мемлекет 

тəуелсіздігінің баянды болуының басты тірегі. 

 

Əдебиеттер: 

1.  Қазақстан  Республикасының  Тіл  туралы  Заңы. 1997 ж., 11-шілде.  ҚР  Мемлекеттік  сəйкестілігін  қалыптастыру 

Жарлығы //Егемен Қазақстан 25.05.1999. 

2. Шаймерденова Н.Ж. Языки  диаспор Казахстана как средство осознания идентичности //Язык и идентичность. – 

Алматы, 2006.  

3. Хасанов Б.Х. Ана тілі – ата мұра. – Алматы: Жазушы, 1992.  

 

 

 

321 

 

СЕКЦИЯ ІІІ. 

 

ОТБАСЫ МЕН ОТБАСЫЛЫҚ-НЕКЕЛІК ҚАТЫНАСТЫҢ АНТРОПОЛОГИЯСЫ 

/ АНТРОПОЛОГИЯ СЕМЬИ И СЕМЕЙНО-БРАЧНЫХ ОТНОШЕНИЙ 

 

 

Е. Н. Квилинкова  

с.н.с. Института культурного наследия АН Республики Молдова,  

д.и.н., проф. (г. Кишинев, Молдова) 

 

ГАГАУЗСКАЯ СЕМЬЯ: СТАТУС СУПРУГОВ И ВНУТРИСЕМЕЙНЫЕ 

ВЗАИМООТНОШЕНИЯ 

 

Изменения,  происходящие  в  социально-экономической  области,  непосредственно  влияют  на 

различные  стороны  жизни  народа,  в  том  числе  на  семейно-брачные  отношения.  Но  в  то  же  время 

именно  семейно-брачные  отношения  являются  наиболее  консервативными,  поскольку  в  меньшей 

степени,  чем,  например,  материальная  культура,  подвержены  этнокультурному  влиянию  и 

хозяйственно-административным изменениям. 

Прежде  чем  приводить  материал  по  данной  области  соционормативной  культуры  гагаузов, 

отметим,  что  это  один  из  этносов,  происхождение  которого  до  настоящего  времени  остается 

загадкой.  Гагаузы  (тюркоязычные  и  православные)  в  настоящее  время  проживают  в  основном  на 

территории  юга  Республики  Молдова (150 тыс.),  в  Одесской  области  Украины (30 тыс.),  а  также  в 

Болгарии, Греции, России, Казахстане. Имеется более 20 гипотез о происхождении гагаузов.  

Целью  данной  статьи  является  анализ  формы  и  содержания  внутрисемейных  отношений  в 

гагаузской  семье  на  основе  полевых,  архивных  и  историографических  данных.  Следует  отметить, 

что,  согласно  нормам  обычного  права  гагаузов,  а  также  официальным  сводам  законов, 

действовавшим в Бессарабии, положение женщины и мужчины в семье и в обществе в XIX – первой 

половине XX в.  было  принципиально  различным.  Традиционно  взаимоотношения  мужа  и  жены 

основывались  на  господстве  патриархальных  устоев.  Главой  семьи  считался  старший  в  семье 

мужчина (отец). В случае смерти отца главой становился старший женатый сын. Статус главы семьи 

жена получала лишь в том случае, если ее сыновья были несовершеннолетними [6].  

В  результате  замужества  женщина  утрачивала  свое  «членство»  в  группе  отца  и  входила  в 

родственную  группу  мужа  (патрилинейный  счет  родства).  Уличные  прозвища  (sokak laabı, sokakçä) 

также  были  призваны  фиксировать  родство  по  мужской  линии.  В  прошлом  существовал  обычай 

называть женщину по имени ее мужа (например, Василий – Василяса, Николай – Никуляса и т.д). 

Одной  из  форм  включения  молодых  супругов  в  иную  социальную  группу  (женатых), 

закрепленной в  свадебной  обрядности, являлось  ритуальное  мытье  ног «ayak yıkamaa» и  целование 

рук  (родителям,  посаженым  и  родственникам  мужа)  молодоженами [17]. Совершение  этого  обычая 

было необходимым условием для признания брака родственной группой со стороны мужа и принятия 

женщины в свою родовую группу. 

Выйдя  замуж,  женщина  навсегда  попадала  под  деспотическую  власть  мужа.  Она  должна  быть 

покорной, робкой, во всем повиноваться мужу. Муж мог ее ругать и даже бить; она же должна была 

покорно  все  переносить.  Как  писал  священник  с.  Чок-Мейдан  о  своих  прихожанах, «в  семейной 

жизни резко выделяется ревность» [13, с.908]. В этой связи русским исследователем В. А. Мошковым 

приводятся  следующие  сведения  за  конец XIX в.: «битье  мужем  своей  жены  считается  настолько 

обыкновенным,  что  практикуется  не  только  с  целью  ее  наказать  или  исправить,  а  даже  без  всякой 

вины  с  ее  стороны,  просто,  как  говорится,  для  порядка» [15, с. 129]. Основной  причиной 

систематического избиения своих жен была ревность, которая сильно развита у гагаузских мужчин. 

Архивные  сведения  за 1856 г. (оговоримся,  что  они  относятся  к  задунайским  переселенцам 

вообще – к гагаузам и болгарам) также подтверждают тяжелое положение женщин. Бывали случаи, 

когда  муж  в  пьяном  виде  из-за  ревности  до  смерти  избивал  свою  супругу.  Взамен  тюремного 

заключения  он  был  наказан 70 ударами  розги,  лишен  «особенных  прав  и  преимуществ»  и  передан 

местному обществу на поруки, а также должен был подвергнуться церковному покаянию [16, ф. 44, 

оп. 5, д. 405]. Если  раздоры  в  семье  происходили  часто,  то  жена  могла  уйти  от  мужа  к  своим 

родителям  (но  это  не  означало  развода).  Обычно  на  следующий  день  родители  настаивали  на  том, 

чтобы дочь вернулась к супругу, оставляя ее во власти мужа.  

Бесправное  положение  женщины  было  узаконено,  о  чем  свидетельствует  кодекс  законов, 

действовавший  в  Бессарабии  до  начала  ХХ  в. («Местные  законы  Бессарабии»).  По  этим  законам 

женщина не допускалась к гражданской или общественной  должности, не могла никого обвинять в 

322 

 

преступлении,  если  оно  не  касалось  ее  самой,  не  могла  усыновлять,  не  могла  при  жизни  мужа 

управлять даже своим имуществом и т. д. Наряду с этим также оговаривалось, что «если муж высечет 

или побьет свою жену без всякой из причин… то не дозволяется по сему поводу развода» [14, с. 88]. 

Статус  женщины и  мужчины  в  гагаузской  семье  был  определен  правилами  поведения, нормами 

этикета,  которые  закрепляли  и  освящали  подчиненное  положение  женщины  на  бытовом  уровне. 

Именно в нормах этикета в определенной степени проявляется восточная окраска. Место мужчины и 

женщины в семье и обществе строго регламентировалось: за столом мужчина сидел на табуретке, а 

женщина,  как  правило,  располагалась  на  полу.  В  архиве  библиотеки  с.  Кичево  (Болгария), 

сохранились семейные снимки, на которых мужчины сидят на невысоких скамейках вокруг низкого 

круглого  стола  (sofra),  а  возле  них  прямо  на  полу  сидят  женщины [17]. При  «выходе  в  общество» 

строго  соблюдался  следующий  принцип:  по  пути  в  гости  жене  следовало  идти  на 2–3 шага  позади 

мужа и т.д. Независимо от возраста женщина должна была уступать дорогу мужчинам и мальчикам 

старше 7 лет. В отношении этого обычая К. Малай писал: «при встрече с мужчиной никакая баба не 

решится  перейти  ему  дорогу – в  знак  его  превосходства  перед  ней» [13, с.908].  Аналогичные 

сведения  есть  и  у  В.  А. Мошкова [15, с.128].  Из  приведенных  нами  норм  этикета  видно,  что  место 

расположения  мужчины  и  женщины  в  пространстве  напрямую  связывалось  с  их  социальным 

статусом: мужчина должен был располагаться выше женщины или находиться впереди нее. 

Правила  этикета  запрещали  женщине  разговаривать  с  посторонним  мужчиной  без  разрешения 

мужа. При посещении гостей обязанностью женщины было нести поклажу с продуктами. Даже если 

мужчина  шел  налегке,  маленький  ребенок  должен  был  находиться  на  руках  у  женщины,  так  как 

мужчина, несущий ребенка, подвергался осуждению (ayıp) со стороны общественного мнения (даже 

со  стороны  пожилых  женщин).  По  установленной  норме  поведения,  парень,  ухаживающий  за 

девушкой, мог идти рядом с нею, держась рукой сзади за коромысло, но не должен был помогать ей 

нести ведра (г. Чадыр-Лунга, с. Бешгиоз) [17]. 

Данная  модель  поведения  определялась  традиционными  нормами  взаимоотношения  полов, 

основанными на четком разграничении статусов, а также мужских и женских обязанностей. В нормах 

этикета  гагаузов  заложено  психологическое  подчинение  женщины  мужчине.  Оно  выражалось  в 

исполнении ею строго установленных повседневных обязанностей, с помощью которых необходимо 

было демонстрировать уважение и почитание мужа и его отца. Женщина должна была в течение всей 

своей жизни мыть мужу и свекру голову и ноги (с. Джолтай), что являлось признанием их главенства 

и  знаком  уважения  по  отношению  к  ним.  Если  в  доме  вдруг  оказывался  путник,  которого  семья 

гостеприимно  принимала  на  ночлег,  то  в  знак  уважения  к  нему  невестка  должна  была  вымыть  ему 

голову, если он об этом просил. Эта норма запечатлена в фольклоре [8; 18, с. 98-99]. 

В  основе  прав  и  обязанностей  женщины  лежали  мировоззренческие  установки  традиционного 

общества. Женщине запрещалось проливать чью-либо кровь (резать домашнюю птицу или животных 

для  приготовления  пищи),  так  как  задачей  женщины  было  продолжение  жизни.  Интересны 

приводимые  В.  А.  Мошковым  сведения,  что  езда  верхом  считается  для  девушек  неприличным 

занятием. В народе этот запрет объяснялся тем, что «…у той девушки, которая ездила верхом, хлебы 

будут выходить всегда кислыми» [15, с.128]. На первый взгляд, указанный запрет кажется несколько 

странным,  так  как  нет  никаких  сведений  о  существовании  у  гагаузов  традиции  женской  верховой 

езды,  в  отличие  от  многих  тюркских  народов.  Вероятно,  этот  запрет  представляет  собой  реликт  из 

области  обычного  права,  существование  которого  связано  с  периодом  окончательного  перехода 

предками гагаузов к новой форме хозяйственной деятельности: от скотоводства к земледелию.  

Важное место в семейно-брачных отношениях занимал обычай «избегания», который включал в 

себя запрет на всякие встречи между невестой и женихом, а также между ней и  его родными, в 

течение  всей  предсвадебной  недели  вплоть  до  дня  венчания [15, с. 109]. На  протяжении 40 дней 

после свадьбы невестка должна была мыть голову в доме своих родителей. Женщине запрещалось 

ходить  босиком  или  без  передника,  так  как  это  расценивалось  как  обнажение.  Использование 

передника имеет не только практическое, но и традиционное значение, которое заключалось в том, 

что  он  прикрывал  женские  детородные  органы.  Строго  соблюдался  запрет  на  «обнаженные» 

женские волосы. Женщина не только всю жизнь ходила с покрытой головой, но даже ночью должна 

была спать в косынке. Считалось большим грехом, если кто-то увидит женщину без платка, в том 

числе  и  муж [17]. Вероятно,  этот  обычай  связан  с  воззрениями  о  крайней  опасности  открытых 

женских волос или они рассматривались как женская нагота.  

По  замечанию  чешского  историка  К.  Иречека,  исследовавшего  гагаузов  Болгарии,  домашние 

нравы  у  них  имеют  тюркский  характер.  Мужчины  едят  отдельно  от  женщин.  Жена  остается  в 

доме  невидима  для  чужого.  В  одежде  также  прослеживается  турецкое  влияние.  Женщины  носят 

широкие шаровары по типу турецких и прикрывают платком рот и т. д. [3, с. 234–235] О том, что 

женский  традиционный  костюм  (вероятно,  городской)  включал  в  себя  штаны,  называвшиеся  «дон 

чатал»,  отмечается  в  работах  ряда  болгарских  исследователей [12, с. 50; 2, с. 83-94], а  также 

323 

 

подтверждается нашими полевыми материалами (с. Болгарево; с. Генерал Кантарджиево) [17; 5].  

Составной  частью  отношений  между  мужчинами  и  женщинами  в  обществе  являлось 

соблюдение  в определенной форме сегрегации полов: на праздниках (на свадьбах, при застольях, на 

хороводах)  и  поминках  (во  время  поминальной  трапезы),  при  богослужении  в  церкви  (женщины 

стояли слева от мужчин или позади них, а мужчины – справа или впереди женщин) и т. д. На всех 

свадебных  или  поминальных  трапезах  строго  соблюдали  принцип  разделения  мужчин  и  женщин. 

Несмотря  на  то,  что  мужчины  и  женщины  сидели  за  одним  столом,  они  рассаживались  не  по 

семейным парам, а по половой принадлежности: с одной стороны стола сидели мужчины, с другой – 

женщины. Позже правила стали несколько более демократичными. На свадебных застольях супруги 

садились  рядом,  но  при  этом  рядом  с  женщиной  могла  сесть  только  родственница  или  соседка,  а 

рядом  с  мужчиной – мужчина,  то  есть  сидели  попарно – две  женщины  и  двое  мужчин.  Тот  же 

принцип разделения полов соблюдали и во время танцев (хору). 

Статус женщины в семье зависел от того, являлась ли она коренным членом семьи или пришлым. 

Термин  gelin,  которым  независимо  от  возраста  называли  жену  сына,  происходит  от  глагола  gelmää 

(‘приходить’),  что  обозначает  женщину  «пришедшую»  в  дом.  Кроме  того,  положение  женщины 

напрямую зависело как от фактического (возрастного), так и от позиционного старшинства, в основу 

которого  ставилось  родство  по  отношению  к  хозяину  дома.  Старшинство  женщин  устанавливалось 

по статусу их мужей (по возрасту или по времени изменения мужем социального положения, то есть 

венчания).  Жена  младшего  брата  подчинялась  жене  старшего  брата,  даже  если  она  была  старше 

последней. В случаях, когда свойство входило в противоречие с возрастом, то во главу угла ставили 

отношения  свойства.  Знаки  уважения  и  внимания  также  были  строго  определены  в  зависимости  от 

возраста и степени родства.  

Неравенство  женщины  и  мужчины  и  подчиненное  положение  женщины,  освящалось  временем, 

народной  традицией,  которая  была  непререкаема.  В  этой  связи  у  гагаузов  Болгарии  (с.  Болгарево) 

сохранилось предание: когда Адам и Ева поженились, Бог, низвергая их на землю, повелел «dua etmiş», 

чтобы женщина работала целый день и ее работа никогда не заканчивалась и была не видима для 

постороннего  глаза,  а  муж  чтобы  работал 1 час  и  его  работа  была  «видимой»  и  важной: «Karı 

bütün gün işlesin, işi bitmesin, bişey görünmesin. Adam da bir saat işlesin, evi doldursun, meydanda olsun 

da hepsi görünsün» [10; 17]. Таким  образом,  обоснование  неравенства  полов  св

язывается 

информаторами  с  грехом  Евы,  первой  нарушившей  запрет  Бога.  Неравенство  женщины  по 

сравнению с мужчиной проявлялось, в том числе, в нормах наследования.  

Положение  женщины  после  смерти  мужа  в  доме  свекра  напрямую  зависело  от  того,  были  ли  у 

них совместно нажитые дети. Наличие совместно нажитых детей во многом определяло положение 

вдовы  в  доме  родителей  мужа.  Она  получала  законное  право  жить  в  доме  мужа  столько,  сколько 

захочет или до повторного выхода замуж. Как правило, немолодая и многодетная вдова, не имевшая 

шансов выйти замуж, оставалась жить в доме родителей мужа.  

Несмотря  на  столь  тяжелое  положение  женщины  в  семье,  разводы  у  гагаузов  были 

исключительно  редким  явлением.  Систематическое  избиение  мужем  жены,  неспособность  мужа 

иметь детей (считалось, что в отсутствие детей виновата женщина) и даже половое бессилие обычно 

не являлись причинами для разводов. Половое бессилие мужа, которое иногда обнаруживалось сразу 

же после свадьбы, женщина обычно скрывала и оставалась с ним в браке до конца жизни (с. Бешгиоз) 

[6; 7].  

Подчеркивая подчиненное положение женщины, необходимо отметить, что в семье она не была 

совершенно бесправна. В принятии важных решений учитывалось ее мнение (например, в вопросах 

выбора  брачного  партнера,  купли-продажи  семейной  собственности  и  т.д.),  она  являлась 

хранительницей  денег  в  доме,  хотя  самостоятельно  распоряжаться  ими  не  могла.  При  оценке 

положения  женщины  в  семье  отметим,  что  необходимо  разделять  статус  женщины  в  первом  и  во 

втором  браке.  Значительное  ограничение  женщины  в  правах  характерно  в  большей  степени  для 

первого брака. По сведениям В. А. Мошкова, «…первая жена никуда не может уйти от мужа, как бы 

он  ее не  бил  и  не  тиранил, но  вторая  и  третья  жены могут уйти  от  мужа, куда  только пожелают,  и 

общественное мнение в таком случае вовсе их не осуждает. Оставленный муж, у которого жена ушла 

к  другому,  даже  и  не  пытается  водворить  ее  к  себе,  потому  что  общественное  мнение  всегда 

становится  на  сторону  жены» [15, с.126].  Для  «воспитания»  своей  жены  муж,  как  правило,  уже  не 

использовал  меры  физического  воздействия,  опасаясь  того,  что  супруга  уйдет  от  него.  Чем  же 

объясняется эта разница в положении женщины? Вероятно, тем, что вдова, выходя замуж во второй 

раз, уже была материально обеспечена наследством, доставшимся ей от первого мужа.  

Женщина  в  семье  обладала  большими  правами,  если  после  брака  муж  переселялся  жить  в  дом 

невесты. Статус таких мужчин определялся термином iç güveeli / üç güveeli, который имел значение 

‘жених,  находящийся  внутри’.  Зятя  принимали  в  дом  на  правах  приемного  сына  со  всеми 

вытекающими  отсюда  последствиями.  Но  для  этого  он  должен  был  прожить  определенное 

324 

 

количество  лет  в  доме  своей  супруги  и  зарекомендовать  себя  рачительным  хозяином.  Кроме  того, 

зять должен был уважительно относиться к родителям жены. Даже после смерти тестя и тёщи он не 

имел  столь  широких  прав  в  семье,  так  как  ему  противостояла  супруга,  обладающая  определенной 

независимостью  в  результате  полученного  ею  наследства.  Нарушение  принципа  патрилокальности, 

согласно обычному праву, принижало достоинство мужчины как главы семьи. Поэтому «благодаря» 

общественному  мнению  статус  таких  мужчин  в  обществе  был  несколько  ниже,  чем  у  других  глав 

семейств. В целом можно отметить, что доминирование женщины в семье было скорее исключением 

у гагаузов, но все же встречалось.  

Одним из важных моментов семейно-брачных отношений, в котором отражены роль и статус 

женщины, был вопрос о выборе брачного партнера. Для вступления в брак необходимо было, с одной 

стороны,  согласие  брачующихся,  которое  во  многом  было  формальным.  С  другой  стороны, 

обязательным было согласие родителей на брак (данное положение действовало и в начале ХХ века). 

Последние же при выборе брачного партнера руководствовались, в первую очередь, хозяйственными 

интересами:  укрепление  и  укрупнение  крестьянского  хозяйства  с  помощью  богатых  свадебных 

подарков,  подаренных  родителями  невесты  (скот,  земля).  Поэтому  зачастую  желания  сына  или 

дочери  при  выборе  брачного  партнера  не  принимали  во  внимание.  Власть  родителей  над  детьми 

была огромной. Они должны были подчиниться решению родителей.  

Нередко  родители  возражали  против  выбора  сына  или  дочери  и  настаивали  на  другой 

кандидатуре.  Это  заставляло  последних  решиться  на  серьезный  шаг – ослушаться  родителей. 

Получив  согласие  девушки,  парень,  с  помощью  своих  родственников  и  друзей,  уводил  девушку  к 

себе  домой (обычай «умыкания  невесты»).  Нередко  это  приводило  к  серьезным  конфликтам  между 

родственными группами. Таким образом, в результате происходило нарушение правил традиционной 

свадебной  обрядности,  так  как  из  нее  выпадал  обряд  официального  сватовства,  взаимообмен 

подарками и т. д. 

Следует  отметить,  что  сохранение  обычая  «умыкания  невест»  в  известной  степени  связано  с 

существовавшими  «ножницами»  в  нормах,  устанавливающих  нижнюю  границу  допустимого 

брачного  возраста.  По  обычайно-правовой  норме,  допустимый  брачный  возраст  для  девушки 

составлял 14–15 лет, в то время как согласно каноническому праву он был установлен на уровне 18 

лет. Нередко священники отказывались венчать молодых, если невесте было всего 15 лет [16, ф. 208, 

оп. 5, д. 3579]. Это  приводило  к  тому,  что  до  достижения  совершеннолетия  молодые  жили  в  доме 

жениха  необвенчанными.  По  сообщению  информаторов,  в  первой  половине  ХХ  века  священники 

совершали  обряд  венчания  и  до  достижения  невестой  совершеннолетия (18 лет).  Священника, 

венчавшего  молодых  без  согласия  родителей,  в  случае  непримирения  родственников,  наказывали 

штрафом [16, ф. 208, оп. 5, д. 2399]. При  этом  его  подвергали  взысканию  даже  тогда,  когда 

брачующиеся были совершеннолетними, но при этом отсутствовало согласие родителей. 

Однако  следует  оговориться,  что  нередко  в  основе  создания  семьи  лежали  взаимные  чувства 

молодых.  В  конце XIX – первой  половине XX в.  обычай  «умыкания  невесты»  у  гагаузов  был 

довольно  широко  распространен.  Одной  из  причин  существования  такой  формы  заключения  брака 

был  протест  молодых  против  решения  родителей,  не  учитывающих  их  чувства.  Но  такое  решение 

вопроса  было  приемлемо  в  большей  степени  для  девушки,  которая  рисковала  только  своим 

приданым,  в  случае  если  родители  не  прощали  ей  этого  поступка  (что  было  нечасто).  Парень  в 

большей степени зависел от родителей, так как, в случае неповиновения их воле, он лишался земли и 

тем  самым  был  не  способен  обеспечить  нормальное  существование  своей  семьи.  Другой,  более 

существенной  причиной  было  то,  что  основная  часть  крестьянских  семей  оказалась  не  в  состоянии 

соблюсти все этапы традиционной обрядности по причине своей бедности. Таким образом, согласие 

родителей  на  данную  форму  брака  было  вызвано,  главным  образом,  их  стремлением  избежать 

огромных материальных затрат на свадьбу.  

Как  мы  отмечали  ранее,  в XIX – первой  половине XX вв.  широкое  распространение  получила 

большая патриархальная семья, состоявшая из трех, иногда даже из четырех поколений. Все важные 

вопросы  обсуждались  на  семейном  совете.  Несмотря  на  сохранение  сильной  патриархальности 

гагаузской  семьи,  тем  не  менее,  после  смерти  деда  главой  семьи  становилась  бабушка.  Функция 

управления землей переходила к старшему сыну деда при сохранении главенства старшей женщины 

(то  есть  бабушки).  Поэтому  в  вопросах  выбора  зятя  или  невестки  решающее  слово  зачастую 

оставалось  за  ней.  В  малой  семье  после  смерти  отца  главой  семьи  становилась  мать  при 

значительном  ограничении  ее  прав  ролью  старшего  сына,  если  он  был  уже  женат.  Он  выполнял 

функцию заботы и поддержки младших братьев. 

Решающая  роль  старшей  женщины  в  семье  связана  не  только  с  вопросом  распределения 

хозяйственных обязанностей, но и с вопросом наследования. После смерти деда наследство и право 

распоряжения  им  переходило  в  руки  его  супруги,  то  есть  бабушки.  В  вопросе  выбора  брачного 

партнера  внуком  или  внучкой  особенно  сильно  проявлялась  ее  деспотическая  власть.  Чтобы 

325 

 

обеспечить себе безбедную старость, а также добиться процветания хозяйства, необходимо было 

объединить  его  с  другим  хозяйством,  то  есть  выгодно  женить  внука  или  внучку.  Если  жених  или 

невеста были бедны, то бабушка не давала своего согласия на брак.  

Определяющая  роль  бабушки  в  выборе  жениха  для  внучки  четко  прослеживается  в  гагаузском 

фольклоре [18, с.117, 121]. Нередки  случаи,  когда  брак  расстраивался  не  по  причине  несогласия 

родителей,  а  в  результате  возражений  бабушки.  Внучка  должна  была  подчиниться  ее  решению, 

несмотря  на  согласие  собственных  родителей.  Таким  образом,  принцип  верховенства  мужского 

начала,  согласно  обычному  праву  гагаузов,  не  должен  был  входить  в  противоречие  с  принципом 

подчинения младших старшим независимо от пола.  

Вопросы,  связанные  с  заключением  брачного  союза,  в  традиционном  обществе  были  жестко 

регламентированы.  В  народе  строго  следили  за  тем,  чтобы  в  результате  брака  не  происходило 

смешение  кровного  родства  и  родства  по  сватовству.  Например,  братьям  запрещалось  жениться  на 

двух сестрах, на сводной сестре, мачехе и т. д. Кроме того, согласно существующему в традиционном 

обществе делению на три возрастные группы (старики, родители, дети), запрещалось членам старшей 

возрастной группы вступать в брак с представителями младшей возрастной группы [1, с.51]. В основе 

данного  запрета  лежит  установка  на  то,  что  целью  создания  семьи  являлось  произведение  на  свет 

потомства.  

Согласно  проведенным  исследованиям,  родство  (kat)  у  гагаузов  рассматривалось  как  «близкое» 

до 4 степени  родства  (üçüncü kat läzım geçsin)  и  «дальнее» (до 7–8 степени).  Родственникам  до 4 

степени родства (а в прошлом до 8–9) запрещалось вступать в брак. В основе данного запрета лежит 

принцип  экзогамии.  Согласно  народной  трактовке  данного  запрета,  при  кровосмешении  «портится 

кровь»  и  дети  родятся  с  физическими  недостатками  либо  вовсе  не  родятся.  Нарушение  запрета 

считалось тяжким грехом.  

В заключении отметим, что сохранению традиционного уклада жизни и патриархальности семьи 

в значительной степени способствовали нормы обычного права, сохранявшиеся у гагаузов до 50–70-х 

годов ХХ в. Несмотря на главенство мужчины в семье, роль и значение женщины не игнорировались. 

Следует  подчеркнуть,  что  христианство  коренным  образом  повлияло  не  только  на  ход  этнических 

процессов,  но  и  на  духовную  культуру  предков  гагаузов.  Однако  область  семейно-брачных 

отношений во многом сохранила восточную окраску.  

  

жүктеу/скачать 15,09 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: