и распри друг с другом, несмотря на зависть и суету. Сила Москвы – в единообразии уклада
и в единомыслии. Скрепляющее московских бар средство – сплетня, доходящая до
нелепости. Слух, развивая сплетни и клевету, получает могущество всеобщности.
Собственное мнение ценится лишь постольку, поскольку оно подтверждает общее. Иначе
говоря, личность имеет значение лишь в том случае, если держится тех же взглядов, что и
большинство. Все суждения немедленно приводятся к одному.
Конечно, и в Москве многое меняется, причем и в ту сторону, куда смотрит Чацкий, и в
ту, куда смотрит Фамусов. Чацкому известно об этом, как и другим персонажам «Горе от
ума». Гости Фамусова рассуждают о появлении пансионов, школ, гимназий, «ланкартачных
учебных заведений», педагогического института, о том, что даже их родственники
(двоюродный брат Скалозуба, племянник княгини Тугоуховской князь Федор) посвятили
себя наукам и искусствам, читают книги и становятся ревнителями просвещения. Таких
молодых людей (внесценических персонажей, упомянутых в комедии), принадлежащих к
поколению Чацкого, разделяющих его образ мыслей и общественное поведение, еще
немного. Но они уже появились. Чацкий, испытывая по этому поводу законную гордость,
защищает их от нападок Фамусова и его круга.
Есть, однако, перемены другого рода: Чацкий и Фамусов недовольны французскими
модами; Кузнецким мостом с его иностранными лавками; дурным, оторванным от
национальных корней воспитанием детей из дворянских семейств; бездумным, рабским,
слепым подражанием иностранному в одежде, в нравах. Для Чацкого засилье иностранной
моды – отказ от самобытности, от самостоятельности русского ума. Для Фамусова мода –
знак ненавидимой им новизны. Фамусов враждебен новой Москве и всему новому
независимо от того, дурно оно или хорошо.
Именно Фамусов – главный антагонист Чацкого – вместе с гостями, со множеством
внесценических персонажей олицетворяет Москву, а дом Фамусова – это и
есть Москва в
мини-атюре76. Здесь господствует старый уклад – старые обычаи и старые нравы. Во главе
дома стоит совсем неглупый, но легковерный отец (таково сценическое амплуа Фамусова). В
доме его обманывают все: и слуги, и дочь. В своих речах Фамусов выглядит недалеким
обломком прошлого. Но это обманчивое впечатление: Фамусов умен, недаром его речь метка
и афористична. Суть в другом: почему умный человек выглядит глупцом и кажется таким?
Да потому, что он держится отживших нравственных правил, сознательно, по собственной
воле исповедует ушедшую в прошлое мораль и пытается сохранить свою московскую
утопию. Причина фамусовской «глупости» – в упрямой косности и открытом неприятии
всяких изменений, которые отрицаются заранее и рассматриваются как покушение на
исконный и освященный традициями порядок. Фамусов отвергает реальность. А человек,
оторванный от реальности, поневоле выглядит смешным и глуповатым.
В осуждаемой Чацким косности заключена мощная отрицательная сила Фамусова и
московского общества. Люди фамусовского круга при чувстве опасности тут же
76 В
новейшей научно-популярной и критической литературе сделаны странные, часто искажающие
авторский замысел и его исполнение, попытки унизить Чацкого и возвысить его антагонистов и противников.
Например, А.П. Ланщиков («Горе от ума» как зеркало русской жизни. – «Литература в школе». 1997,
№ 5) укоряет Чацкого за смешение петербургского с французским. Чацкий, по его мнению, воюет не с
Фамусовым и Молчалиным, а с православно-патриотической Москвой: «За три года праздных скитаний из
души юного народолюбца выветрился весь дворянский демократизм особого московского замеса; если князь
Тугоуховский глух клинически, то Чацкий глух душевно». В «новаторском» переворачивании смысла комедии
А.П. Ланщиков не одинок. Его предвосхитил А. Баженов (Треугольник «Горя». – «Литературная учеба». 1994.
Кн. 5), который в заслугу Грибоедову поставил некое покаяние: «Он первый нашел в
себе мужество для
покаяния». Выдуманное А. Баженовым «покаяние» состоит в следующем: Грибоедов, оказывается,
раскритиковал, высмеял и назвал «безумцем самого критика-разрушителя», т. е. Чацкого, о котором «теперь
сказали бы интеллигента». Далее автор написал про «гибель» (?) Молчалина, связываемую им с двумя
случайностями: наверху тихо крадется Софья, а внизу «пыхтит» сумасшедший Чацкий. Если Чацкий, по
мнению автора, – разрушитель, то Софья – устроительница мира, ею владеет христианский идеал.
объединяются и выступают против Чацкого. Они чувствуют исходящую от Чацкого угрозу
своим интересам и стремительно, мгновенно сплачиваются, чтобы с беспощадностью
отстаивать свои выгоды. Сила быта не только подавляет личность, но и превышает силы
добра, которое оказывается хрупким и незащищенным. Это
одна сторона фамусовского
мира.
Другая заключена в его приспособляемости. Время не стоит на месте, и Москва меняет
свой вид, меняет нравы. В ней появляются молодые люди, протестующие против устаревших
обычаев и ратующие за службу делу, а не лицам. Они хотят служить не ради чинов и наград,
а для блага и пользы Отечества, содействовать успехам просвещения. Чтобы служить с
толком, они черпают знания из книг, удаляются от света, погружаются в учение, в
размышление. Наконец они странствуют, чтобы лучше узнать мир. Эти новые лица
представляют для Фамусова и фамусовской Москвы серьезную опасность, потому что они
разрушают старый уклад. Фамусов и его общество вынуждены приспосабливаться к
изменениям, если они намерены выжить в складывающихся новых условиях. Лучшие,
идеальные времена Максима Петровича и Кузьмы Петровича для фамусовского круга
прошли, но заветы предков памятны и святы. Фамусов, конечно, не думает сдаваться и
обладает значительной силой. На стороне Фамусова будущее. Если Чацкий порывает со
своим прежним окружением, покидает фамусовское общество, то Молчалин, напротив,
стремится войти в него. Это значит, что фамусовская Москва отнюдь не стареет. В нее
вливаются свежие силы, способные постоять за косные порядки и нравственные нормы.
Таким образом, Чацкий, не видя перемен в Москве в положительную сторону, не
понимая, что случилось с Софьей, презирая Молчалина, тем самым недооценивает
приспособляемость фамусовской Москвы к новым условиям. Он входит в
дом Фамусова
энтузиастом, уверенным в том, что нынешних успехов разума и просвещения достаточно для
обновления общества, которое, как думает Чацкий, обречено на безвозвратное исчезновение.
Кто же из здравомыслящих людей, недоумевает Чацкий, держится ныне правил, о которых
столь «поэтически» вдохновенно рассказывает Фамусов, припоминая случай с Максимом
Петровичем! Где же найдется безумец, иронизирует Чацкий,
Хоть в раболепстве самом пылком,
Теперь, чтобы смешить народ,
Отважно жертвовать затылком?
Нет, решает Чацкий, «век нынешний» уже пересилил «век минувший». «Век
нынешний» совсем иной: «…нынче смех страшит и держит стыд в узде». «Недаром»
нынешних «охотников поподличать» «жалуют… скупо государи». И затем он снова
произносит приговор: «Нет, нынче свет уж не таков». Потому что для Чацкого само собой
разумеется, что фамусовское общество скоро потерпит полный крах и его мораль исчезнет.
Однако в случаях с Фамусовым, Софьей и Молчалиным Чацкий жестоко ошибается. Если в
начале комедии он стоит высоко над обществом, то по мере развития действия его
восторженность, энтузиазм постепенно угасают и он все больше чувствует зависимость от
фамусовской Москвы, которая оплетает его вздорными слухами, непонятными
отношениями, пустыми советами и всевозможной суетой. Чацкий – одиночка, бросающий
вызов обезличивающему фамусовскому миру, чтобы не потерять лицо.
Достарыңызбен бөлісу: