Изобилие имеет, значит, ту двусмысленность, что оно всегда од
новременно переживается как эйфорический миф (миф разрешения
конфликтных напряжений, миф о
счастье по ту сторону истории и
морали) и
претерпевается как процесс более или менее вынужден
ной адаптации к новым типам поведения, к
формам коллективного
принуждения и к нормам. «Революция изобилия» не кладет начало
идеальному обществу, она просто порождает другой тип общества.
Наши моралисты хотели бы свести эту проблему общества к про
блеме «ментальности». С их точки зрения, главное уже сделано, ре
альное изобилие установлено, достаточно теперь перейти от менталь
ности нехватки к ментальности
изобилия и оплакивать, что это так
трудно, и пугаться при виде появления
сопротивления изобилию.
Однако нужно только допустить на мгновение гипотезу, согласно
которой само изобилие является только (или по
крайней мере так
же) системой принуждения нового типа, чтобы тотчас понять, что
этому новому социальному принуждению (более или менее бессо
знательному) может соответствовать только новый тип освободитель
ных требований. В этом случае возможен отказ от «общества потреб
ления» в резкой и геростратовской форме («слепое» разрушение ма
териальных и культурных благ) или в нерезкой форме уклонения
(отказ от производительного и потребительского участия). Если бы
изобилие было свободой, тогда такое насилие было бы действитель
но немыслимо. Если изобилие (рост) принудительно,
тогда насилие
понятно само собой, оно навязывается
логически. Если насилие име
ет дикий, бесцельный, спонтанный характер, это значит, что оспари
ваемые им принуждения также спонтанны, бессознательны, нечет
ки: это принуждения самой «свободы», контролируемого восхожде
ния к счастью, тоталитарной этики изобилия.
Подобная социологическая интерпретация оставляет место для
психоаналитической
трактовки этих феноменов, по-видимому стран
ных для «богатых» обществ, - я думаю даже, что социология и психо
анализ по существу тут приходят к единению. Моралисты, о которых
мы говорили, которые претендуют также на то, чтобы быть психолога
ми, все говорят о
чувстве виновности. Под этим они понимают всегда
остаточную виновность, сохранившуюся от
пуританских времен, ко
торая, согласно их логике, близка к исчезновению. «Мы не созрели
для счастья». «Предрассудки причиняют нам столько зла». Однако ясно,
что виновность (примем этот термин), напротив, углубляется с разви
тием изобилия. Гигантский процесс первоначального накопления тос
ки, виновности, отказа происходит параллельно процессу экспансии и
удовлетворения, и именно эта параллельность питает резкое, импуль
сивное разрушение, убийственные acting out1,
направленные против
1 акты отклонения
Достарыңызбен бөлісу: