Вячеслав Евгеньевич Кемеров


§ 3. Оформление внешних и «внутренних» инструментов человеческой



Pdf көрінісі
бет33/74
Дата03.12.2023
өлшемі0,95 Mb.
#133017
түріУчебник
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   74
Байланысты:
kemerov ve vvedenie v sotsialnuiu filosofiiu

§ 3. Оформление внешних и «внутренних» инструментов человеческой 
деятельности 
Индивидуализация людей, обусловленная совместным и разделенным характером их 
деятельности, стимулировала развитие у них соответствующей способности или «органа» – 
14 См. подробнее: Моисеев Н.Н. Логика универсального эволюционизма и кооперативность // Вопр. 
философии. 1990. № 6. 


для связи с социальным целым при отсутствии непосредственной совместности, общения, 
взаимодействия и т.п. 
Пространство коллективной деятельности, осваиваемое индивидом, становилось своего 
рода «паузой» в непосредственной кооперации человеческих усилий. Одновременно эта 
«пауза» должна была заполняться представлениями индивида – хотя бы сокращенными и 
символизированными – о достаточно сложном, полифоническом строении жизни и 
деятельности коллектива. Общую деятельность индивиду необходимо было включить в 
организацию своего дела. Она же, «включившись» в его психику, как бы раздвигала рамки 
его индивидуальных усилий, соединяя его представления с более широкими смыслами 
деятельности коллектива. 
Способность человека объединять образ своей деятельности с образом деятельности 
сообщества по мере своего развития становилась необходимым условием социальных связей 
и соответственно общественной жизни. По сути, эта способность фиксировала социальную 
связь в самом индивиде. Эта связь обнаруживалась в нем как сознание, т.е. как разделенное с 
другими людьми знание о необходимом их содействии в сохранении человеческой 
организации. Она же выявляла социальную значимость существования индивида, его 
действий, соответствующего развития его сил. 
Сознание человека – особого рода его связь с миром – носит нелинейный характер. В 
нем сопрягаются различные отношения человека к людям и вещам, порождаемые 
разделенным характером деятельности, в которой индивид обособлен от других и зависим от 
них. Сама человеческая способность сочетать эти разнообразные – скрытые и явные, 
непосредственно предметные и непосредственно индивидные – связи оказывается 
невидимым «центром» сознания. Формирование и развитие ее обусловливает зрелость 
сознания. 
Конечно, в каждый момент времени сознание человека к чему-то привлечено, на чем-то 
зафиксировано. Оно само определяется, «раскрывается», проясняется в отношении к 
определенному предмету. Это – условие его нормальной работы. Вместе с тем такое 
предметное доопределение сознания оказывается предметной конкретизацией человеческих 
сил, выявлением их социальной развитости. В развитой человеческой способности скрыто 
присутствует разделенная деятельность человеческой общности. Через соединение 
способности индивида с предметом она получает непосредственно предметное выражение 
(например, в средствах деятельности). С другой стороны, эта деятельность через 
формирование и развитие в индивиде способности действовать определенным образом сама 
закрепляется в нем как социальная связь, как осознание этой связи. Сознание фиксирует 
отношение индивида к предмету как связь индивида с другими людьми. 
Предмет для сознания оказывается не только, скажем, физической вещью, но и знаком 
определенной человеческой деятельности, знаком ее отношения к другим деятельностям. 
Иными словами, в этом плане предмет выступает знаком, указывающим на социальное 
целое. Предмет как бы доопределяет человеческие потребности и желания. Он очерчивает их 
конкретный, содержательный смысл и вместе с тем обнаруживает их социальное значение, 
т.е. отношение потребностей, желаний и волений одного индивида к подобным же 
побуждениям других людей. Примерно то же самое он делает и с жестовыми и звуковыми 
сигналами, с помощью которых люди налаживают общение. Люди вынуждены вступать в 
общение по поводу определенного предметного содержания их жизни. Уточнение жестовых 
и звуковых сигналов происходит в работе человека с конкретными предметами. Это 
предметное уточнение сигналов превращает их в знаки человеческого языка, в слова, 
обладающие достаточно четкими значениями. И тогда уже не предметы уточняют смысл 
человеческого общения, выступают знаками целого, а слова уточняют смысл вещей, 
выявляют их связь с определенными потребностями и волениями индивидов. Социальная 
основа отношения человека к предмету как бы свертывается в способы его деятельности, в 
значения используемых им слов. 
В этой ситуации сознание начинает работать как способность, соединяющая 


индивидуальный смысл предмета и социальное значение действия с ним. Оно сопрягает 
индивидуальное овладение словом и сохранение социальной связи. Правильное 
употребление индивидом слов, их соотнесенность с определенными предметами оказывается 
условием функционирования разделенной деятельности общества. Соответствие слова делу 
становится общественной проблемой. 
Отметим: отнесенность слова к предмету дается совместно-разделенной деятельностью 
коллектива. А соответствие слова делу подтверждается его отнесенностью к конкретному 
предмету. Общество, побуждая словом индивида к действию, формирует определенную 
направленность его воли и способности на предмет. Индивид, воплощая слово в конкретном 
действии с предметом, обновляет или подтверждает его социальную значимость. 
Слова, включенные в совместную деятельность взрослого и ребенка, помогают 
младенцу отделить одни предметы от других и освоить особые действия с ними. Закрепляя 
разные звуковые знаки за разными предметами и действиями с ними, ребенок как бы 
моделирует свое участие в разделенной деятельности с другими людьми. Детская модель 
овладения словом через совместное действие и овладение предметом позволяет судить о 
некоторых скрытых чертах становления человеческого сознания. 
Слово, живущее в деятельности и общении людей, позволяет уловить многогранность, 
«полиполярность» человеческого сознания. Оно указывает на присутствие сознания в связи 
знаков и предметов человеческой деятельности. Но тут же оговаривает это присутствие 
«двойной» отнесенностью предмета и к потребностям индивида, и к деятельности рода. Оно 
указывает на сознание как на индивидуальную способность человека соединить 
индивидуальный смысл и социальное значение действия. И тут же подразумевает 
общественную необходимость такой способности как средства сохранения социальной 
связи. Оно фиксирует определенность сознания, связь его образов с конкретными 
предметами и тут же социально обусловливает эту конкретность деятельности. 
Конкретность и отвлеченность сознания оказываются естественными формами его 
бытия. Человеку жизненно важно связать индивидуальный смысл действия с социальным 
значением предмета и скрывающимися за ним связями коллективной деятельности. Ему 
жизненно необходимо включить свои конкретные представления в более широкую и потому 
отвлеченную, переводимую в план символов и знаков картину социального бытия. 
Возможность отвлеченного познания уже заложена в этой ситуации. И, видимо, не 
следует ее целиком списывать на функционирование науки. Не следует в этом плане 
разграничивать обыденное и научное сознание. Человеческое сознание с момента его 
формирования укладом самой что ни на есть обыденной практики ориентировало индивида 
не только на «близкого», но и на «дальнего» (отдаленного деятельностью), не только на 
непосредственное, но и на косвенное (сотрудничество, например), не только на конкретное, 
но и на абстрактное. Более того, эти дальние, косвенные, абстрактные связи, закрепляясь в 
запретах, нормах, категориях, средствах самореализации людей, становились общественно 
необходимой основой частных, индивидуальных проявлений человеческой жизни. 
Из всего сказанного следует, что рассуждать о сознании человека как об особого рода 
вещи непродуктивно и даже вредно. Оно, конечно, является органом жизни человека. Но 
жизни, не заключенной в границы его тела, а как раз выводящей силы человека за эти 
границы: в мир взаимодействий с силами других людей, с различными формами реализации 
этих сил в условиях, средствах и результатах человеческой деятельности. Собственно, жизнь 
сознания и есть переход через эти границы, а также через границу только биологических 
возможностей человека или только физических качеств предмета. Эти переходы, как мы уже 
говорили, могут определяться разными ориентирами: другими людьми, вещами, словами, 
прочими знаками и т.д. Подобные «выходы» сознания за рамки телесно-предметных 
определенностей имеют, по сути, единый смысл: связать различные аспекты человеческого 
существования, отдалившиеся друг от друга в сложном переплетении индивидуальной и 
коллективной жизни людей. В «приливах» своих сознание дает связное выражение 
расчлененных моментов человеческого бытия. В «отливах» – оставляет предметные, 


образные, знаковые свидетельства и отпечатки возможностей этих связей. Отрицая 
существование сознания в качестве особой вещи, можно ли ставить вопрос: где оно бытует?.. 
Если учесть, что деятельность людей не только «вписана» в пространство-время, но и 
сама задает пространственно-временной рисунок человеческого бытия, такой вопрос кажется 
разрешимым. Бытие человеческого сознания задается социальным временем и 
пространством. Более того, сознание и есть выражение (а также и способ обнаружения) этого 
времени и пространства в деятельности людей. Подчеркнем только – социальность 
пространства и времени должна быть понята достаточно широко, с обязательным 
включением в социальное телесности и организации человеческих индивидов. 
С точки зрения такого подхода ясно, что сознание локализуется в процессе 
деятельности, есть возникающий и исчезающий момент процесса, одна из форм его 
сохранения и развития. 
Как некая системность, сознание производится каждым индивидом в его особой 
деятельности (и самодеятельности), где сходятся межиндивидуальные и прочие связи. Но это 
замыкание различных связей в сознании индивида означает разомкнутость, открытость 
сознания к общественному, коллективному воспроизводству социального целого. И 
открытость, развернутость, «проницательность» сознания здесь уже задается структурой 
этого целого. 
Если структура социального целого крепится прочными общественными 
перегородками, проникающая сила сознания оказывается неразвитой. Оно то и дело 
«натыкается» на социальные барьеры, на запретные зоны и темы. Оказываясь в клетке 
ограниченного общественного опыта, сознание не может реализовать свою функцию знания 
о со-бытии людей, функцию со-знания. В этой ситуации оно «сживается» с доступными ему 
формами человеческого опыта как с квазиприродными, естественными условиями бытия 
людей. А недоступные сферы опыта оно насыщает домыслами, иллюзиями, мифами, 
трактует символически или упускает «из виду». 
Если структура общественного целого начинает зависеть от взаимосвязей между 
деятельностями различных индивидов и групп, тогда сознание приобретает временную и 
пространственную перспективу проникновения в разные сферы социальной системы. Тогда 
повышается возможность соединения («сложения и умножения») различных человеческих 
деятельностей, расширяется доступ индивидов к разным формам опыта. 
Анализ становления кооперации в первобытном обществе интересен как раз тем, что он 
позволяет понять производность вещественно-орудийных комбинаций от усложнения 
сочетаний индивидных человеческих сил, их согласованной во времени и пространстве 
процессуальности, т.е. жизненности, совпадающей с бытием самих людей. 
Этот анализ позволяет уловить роль кооперирования человеческих сил в расширении 
горизонтов человеческого сознания, в приобретении им особой стереоскопичности, 
позволяющей вписывать наглядные образы в скрытые, но вполне реальные связи социальной 
организации15. 


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   29   30   31   32   33   34   35   36   ...   74




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет