Философский и общественно гуманитарный журнал

64     Адам әлемі | 3 (69) 2016
14 Deen A. «A Response to Claims of Unorthodoxy of My Theological claims» // 
http://www.quilliamfoundation.org/blog/a-response-to-claims-of-unorthodoxy-of-my-
theological-claims-within-my-reasons-for-joining-the-quilliam-foundation-piece/
15 Ali Ayyub A. Maturidism, in: Sharif, M.M. (Ed.), A History of Muslim Philosophy, 
Wiesbaden, http://www.muslimphilosophy.com/hmp/16.htm
16 Basaran Y. The Idea Of Subjective Faith In al-Maturidi’s Theology // Journal of 
Islamic Research. – Islamic University Europe. – 2011. – Р. 12.
17 Ibis Fatih. Maturidi’de Iman-Ahlak Iliskisi // Kelam Arastirmalari Dergisi. – 
2015. – V. 13. – Р. 53.
18 Murad Abdal Hakim. Mercy of Diversity, Cambridge Khutbas, Reminders 2012 
Islamic Equality// https://www.youtube.com/watch?v=2Nyi9IUspWo
19  Абай.  Қара  сөздер.  38-сөз  //https://www.zharar.com/kz/2147-  kunanbaev_
sozderi_38.html
20 Абай. Избранное / пер. А. Кодара. – Алматы: Ана тілі, 1996.
21  Uyama  T. The  Changing  Religious  Orientation  of  Qazaq  Intellectuals  in  the 
Tsarist Period: Shari’a, Secularism and Ethics. – Wien, 2013. – Р. 35.
22 Есим Г. Философский трактат об Абае. – Алматы: Қазақ университеті, 2006. 
– Р. 19.
23  Yilmaz  I.  Towards  a  Muslim  Secularism?  An  Islamic  «Twin  Tolerations» 
Understanding of Religion in the Public Sphere. Turk. J. Polit. – 2012. – Р. 116.
24 Koca O. Some Thoughts on New Muslim Political Philosophy //http://www.
maviyorum.com/yeni-bir-islam-siyaset-felsefesi-uzerine-dusunceler-ezeli-muhalefet-
ozgur-koca/
25 Cesari J. The Awakening of Muslim Democracy. – NY: Cambridge University 
Press, 2014. – Р. 21.
26  Kuegelgen  A.,  Muminov  A.  Maturidi  Doneminde  Semerkantd  Ilahiyatcilari, 
Imam Maturidi ve Maturidilik, S.Kutlu (ed.). – Ankara: Kitabiyat, 2003. – Р. 78.
27 Cami. Baharistan. Muallim Kilisli Rıfat. – Istanbul: Bilge, 1970. – Р. 36.
28 Жусипбек Г. Светскость и религия: стереотипы наблюдаемые в постсовет-
ских и пост-атеистических обществах // researchgate.net
Резюме
Жусипбек Г., Сатершинов Б.М. Ислам и плюрализм: Что могут предло-
жить идеи школы аль-Матуриди? 
Вопрос  построения  плюралистичного,  человеко-центричного  и  развитого 
общества является одним из самых важных как для постсоветских стран, так и 
обществ с мусульманским большинством. Поэтому очень важно, чтобы религиоз-
ные доктрины имели потенциал для внутренней эволюции согласно требованиям 
времени, к примеру потенциал для эволюционирования согласно интеллектуаль-
ному, правовому и морально-этическому уровню развития общества и человече-
ства в целом. Авторы, путем анализа эпистемологии калямической школы Аль-
Матуриди,  попытались  доказать  что  данная религиозная  доктрина  может иметь 
подобный  уникальный  потенциал.  В  общем,  в  результате  исследования  авторы 
Философия және дін

3 (69) 2016 | Адам әлемі     65
пришли к выводу, что доктрина аль-Матуриди базирующаяся на «сбалансирован-
ном  теологическом  рационализме»,  метафизике  многообразия,  субъективности 
веры и «сфокусированности на справедливости и общество-центричности» может 
послужить хорошим внутри-исламским механизмом реформирования понимания 
Ислама современными мусульманами и построения плюралистичного и челове-
ко-центричного общества, а также способна заложить исламские идейные основы 
справедливого общества в реалиях современного светского мира. В статье также 
коротко рассматриваются некоторые прогрессивные идеи Абая Кунанбаева, имев-
шими в своей основе матуридисткую доктрину.
Ключевые слова: Матуриди, плюрализм, эпистемология, Абай, сбалансиро-
ванный теологический рационализм, гегемонистический Ислам 
Summary
Zhussipbek G., Satershinov B.M. Islam and Pluralism: What Сan the Maturidi 
School Offer?
The issue of building a pluralistic, human-centric and developed society is one of 
the most crucial for the post-Soviet as well Muslim-majority countries and societies. 
Therefore, it is of utmost importance for the religious doctrines to have a potential for 
internal ‘evolution’ according to the requirements of time, for example the capacity to 
evolve in accordance with the intellectual, legal, moral and ethical developments of a 
society  and  humanity  as  a  whole. The  authors  by  analyzing  the  epistemology  of  the 
Maturidi  School  of  kalam  attempt  to  show  that  Maturidi  doctrine  may  have  such  a 
potential. On the whole, the authors argue that the Maturidi school which is based on 
‘balanced theological rationalism’, ‘metaphysics of diversity’, ‘subjectivity of faith’ and 
‘to be focused on justice and society-centeredness’ can be seen as a good intra-Islamic 
mechanism of reforming the modern Muslims’ understanding of Islam and building a 
pluralistic  and  human-centric  society.  Furthermore,  this  doctrine  can  lay  the  Islamic 
ideational foundations of a just society in the realities of the modern secular world. The 
article also briefly discusses some of the progressive ideas of a Kazakh thinker Abay, 
which had been to a great extent shaped by the Maturidi theology.
Keywords:  Maturidi,  Pluralism,  Abay,  Epistemology,  Balanced  Theological 
Rationalism, Hegemonic Islam
Жүсіпбек Ғ., Сатершинов Б. Ислам және плюрализм: әл-Матуриди идеялары...

66     Адам әлемі | 3 (69) 2016
МРНТИ 21.31.41
УДК 17.024
Грета Соловьева
1
1
Институт философии, политологии и религиоведения КН МОН РК
ФИЛОСОФИЯ И РЕЛИГИЯ: ДИСКУРС О СОВЕСТИ
Аннотация. В статье предпринята попытка обратить внимание исследовате-
лей на проблему, составляющую суть человеческих взаимоотношений – в полити-
ке, экономике, личной жизни: совесть. Автор формулирует ключевой вопрос: мо-
жет ли совесть иметь всеобщий характер или она всегда ситуативна, определяется 
потребностями  и  интересами  эпохи,  народа,  индивида?  Если  признать  первую 
позицию,  не  приведет  ли  это  к  отрицанию  различий,  особенных  характеристик 
и образов жизни? А если согласиться со второй, не настигнет ли нас опасность 
скептицизма и релятивизма?
Отвечая на эти вопросы, автор связывает тему совести с контекстом религи-
озной веры. Это позволяет обнаружить онтологический смысл исследуемого фе-
номена и представить совесть не только в качестве критической инстанции, но и в 
качестве позитивной силы, способствующей различению добра и зла и свершению 
нравственно осмысленных поступков.
Ключевые  слова:  совесть,  знание,  вера,  скептицизм,  релятивизм,  свобода, 
справедливость, добро, зло. 
Сегодня много говорят и пишут об экономике, политике, вооружениях, 
но никто не упоминает о совести. Тут возможны два варианта. Либо о со-
вести вовсе забыли, замуровали ее в себе, либо пришли к твердому выво-
ду, что совесть у всех своя. О первом случае размышлял еще Иван Ильин. 
Люди, писал он, научились критически относиться к своей совести, осме-
ивать ее, издеваться, умерщвлять. Есть, дескать, дела куда поважнее – при-
спосабливаться, обогащаться, не только выживать, но жить со вкусом и раз-
махом. Причем же здесь совесть, она не только отвлекает, но становится 
явной помехой для успешных дел житейских! Совесть, рассуждают такие 
люди – для слабых, глупых, никчемных, вот пусть с ней и возятся, а для 
умных и сильных, тех, кто знает, чего хочет, совесть – пуская выдумка [1]. 
Второй вариант отношения к совести, и его мы обсудим более деталь-
но – утверждение принципа релятивизма, отрицание всеобщего содержа-
ния совести. Эта позиция философски была обоснована еще античными со-
фистами и скептиками. У каждого из нас, учили они, своя выгода и польза, 
которую и следует называть истиной. Дело в том, чтобы научиться доказы-
вать, что черное есть белое, и белое – черное, и коли совершил что-то не-
потребное, противное совести, сумей доказать, что сделал это другой, дабы 
Философия және дін

3 (69) 2016 | Адам әлемі     67
самому выйти сухим из воды. Пусть того накажут, посадят на кол, выколют 
глаза, а ловкий и изворотливый будет благоденствовать и процветать. Ведь 
главное не быть, а казаться совестливым. 
Улавливаете логику? Она сегодня очень четко и откровенно проявляется 
в международном дискурсе: перевернуть все верх дном и, совершив престу-
пление, обвинить в нем ни в чем не повинных. Но если античные софисты 
были людьми образованными, разрабатывали принципы логики и риторики, 
владели искусством представить слабейший аргумент сильнейшим, нынеш-
ние их приспешники образованностью явно не отличаются. Зато к их услугам 
разветвленная информационная сеть, Интернет, масс-медиа, аудитория, ко-
торая софистам и не снилась, и, кроме того, специально разработанные тех-
нологии по манипуляции сознанием. И все они – релятивисты в понимании 
совести. Много, много нынешних скептиков и нигилистов, отрицающих, что 
совесть всем людям говорит одно. У каждого, уверяют они, своя совесть. Од-
ному она велит любить врагов, другому – снимать с них скальпы. Действи-
тельно,  может  ли  совесть  различных  людей,  представителей  многих  эпох, 
культур, социальных слоев иметь одно содержание? Ведь писал же в свое 
время Маркс, что «у республиканца иная совесть, чем у роялиста, у мысля-
щего человека – иная, чем у того, кто неспособен мыслить» [2]. 
Наверное, надо прежде попытаться ответить на вопрос, что же такое 
совесть, каковы ее истоки и назначение? При этом постараться не изрекать 
плоских истин, избегая поучительного тона и назидательно поднятого паль-
ца. Ведь это вопрос, о котором знают все. И одновременно – не знают. Са-
мое привычное понимание – и на уровне здравого смысла, и в философских 
концептах – совесть есть некий цензор, контролирующая инстанция, вну-
тренний судья, не позволяющий индивиду забыть свой долг, свое человече-
ское назначение. Эта – та оценка, которую «мы в своей собственной душе 
даем своим поступкам» (Гольбах).
От совести нигде нельзя укрыться. Даже когда нет свидетелей, она выдает 
нас против нашей воли. Она не знает пощады: душа как палач, по словам Юве-
нала, терзает провинившихся скрытым бичеванием. Многие выдают себя, про-
говариваясь во сне или в бреду, во время болезни, разоблачая тем самым зло-
деяния, долго остававшиеся скрытыми, как о том свидетельствует Лукреций.
Кант называет совесть удивительной способностью. Мы можем сколько 
угодно хитрить, чтобы оправдать свой поступок, представлять его как оплош-
ность или результат давления неумолимых обстоятельств. Но этого нашего 
адвоката прерывает обвинитель, который со всей ясностью и неопровержи-
мостью обнаруживает, что мы были в здравом уме, совершая сей поступок, 
т.е. обладали свободой и могли противостоять всем и всяческим обстоятель-
ствам. Самопорицание и упреки себе неизбежны. «Именно на этом основы-
вается раскаяние в давно совершенном поступке при каждом воспоминании 
о нем; это – мучительное, вызванное моральным убеждением ощущение» [3]. 
Соловьева Г. Философия и религия: дискурс о совести

68     Адам әлемі | 3 (69) 2016
В  то  же  время  Кант  обнаруживает,  что  многие  люди  обладают  «ко-
варством  сердца»,  т.е.  способностью  обманывать  самих  себя  насчет  сво-
их добрых или злых намерений и, тем самым, оправдывать себя. Отсюда 
– спокойствие совести у них при всех злодеяниях. Я бы назвала это умение 
«сделкой с совестью» Такую «сделку» оформить куда труднее, чем какие-
нибудь  банковские  векселя.  И  все  же  многие  ухитряются  это  сделать,  не 
зная, видимо, предостережений Сократа, что страшнее всего быть обману-
тым самим собой. И не помня наставлений Мишеля Монтеня, что самим 
себе не стоит дарить пустых орехов.
А что говорит о совести Гегель? Он тоже называет ее внутренним су-
дьей человека, который основался в самом его сердце. И тоже замечает, что 
у некоторых ее голос сознательно заглушается [4].
Все  названные  мыслители  утверждают,  стало  быть,  что  совесть  есть 
внутренний судья, от которого нельзя нигде укрыться, разве что попытаться 
вступить с ним «в сделку». Но и «сделка» заканчивается, как правило, разо-
блачением.  Совесть  не  позволяет  заглушить  себя  окончательно.  Поэтому 
скупой рыцарь у Пушкина называет совесть «ведьмой».
«… Иль скажет сын… что меня
И совесть никогда не грызла, - совесть,
Когтистый зверь, скребущий сердце, - совесть,
Незваный гость, докучный собеседник,
Заимодавец грубый, эта ведьма…».
Но как же в сердце человека поселяется такой неумолимый судья? В 
ответе на этот вопрос заключается разгадка нашей проблемы: имеет ли со-
весть всеобщее содержание, или она у всех своя? Если ограничиться ут-
верждением, что совесть есть плод исключительно воспитания, что она не 
имеет  отношения  к  вере,  к  религии,  Богу,  то  тогда  придется  согласиться 
со скептиками и релятивистами всех мастей. «В одном месте одни испы-
тывают угрызения совести из-за совершения или несовершения поступков, 
которые другие в другом месте считают достойными» [5]. И тогда почва 
может  уйти  из-под  ног,  разногласия  перерастут,  в  кровавые  конфликты  и 
войны, причем все и каждый смогут считать себя правыми, украшенными 
добродетелями справедливости и чести. 
Релятивизм в понимании совести преодолевается только при условии 
сближения совести с верой. Не отрицая культурно-исторических коннота-
ций совести (что вообще было бы нелепым), признаем, что первоистоком 
этой  поистине  удивительной  способности  является  присутствие  в  нашей 
душе божеской силы. Как разъясняет Павел Флоренский, образ божий ак-
туально живет в каждой душе, и это есть совесть, онтологический дар Бо-
жий, духовная основа каждого человека, как такового. Подобие же человека 
Философия и религия

3 (69) 2016 | Адам әлемі     69
Богу есть потенция, т.е. «возможность образ Божий, сокровенное достояние 
наше, воплотить в жизни, в личности» [6]. При условии неусыпности, бодр-
ствования совести.
Выяснение  подлинного  источника  совести  позволяет  обнаружить  ее 
назначение и смысл. Во-первых, релятивизм и скептицизм при такой по-
зиции терпят крах. «Не может существовать двух родов совести – религи-
озной совести и другой, по своей ценности и содержанию отличной от нее 
нравственной совести. В духе религии коренится самая сокровенная сторо-
на совести» [7]. Совесть как духовная основа личности имеет безусловное 
всеобщее содержание. Это – стремление человека к нравственно лучшему. 
Совесть «несет всем людям однородные содержания и ведет их в одном и 
том же направлении» [7, 187]. Божья сила, раскрывающаяся как наша глу-
бочайшая сущность – Бог в нас самих – зовет не к самому приятному, полез-
ному, целесообразному, а возвышенному и совершенному. В том и заклю-
чается,  подчеркну  еще  раз,  всеобщее  содержание  совести,  побеждающее 
релятивизм и нигилизм.
Во-вторых, божественная сила совести, хотя и включает критическую 
функцию,  но  ею  не  ограничивается.  Сама  критичность  получает  другой 
смысл. Совесть не грызет, она не может быть «дурной», «нечистой», «вино-
ватой», напротив, она открывает глаза на нашу подлинную природу, будучи 
изумительным душевно-духовным состоянием. Этот внутренний суд есть 
суд самого Бога. «Так как Он тогда потребует от нас отчета в грехах, то по-
ставил этого неподкупного судию – совесть, чтобы сей, здесь судя нас за 
грехи и исправляя, избавил от будущего там суда» [8]. Об этом же говорит 
апостол Павел: «Ибо если бы мы судили сами себя, то не были бы судимы» 
(1 Кор. 11, 31). Божий суд в душе нашей – суд праведный, а не тот «ког-
тистый зверь», о котором твердит пушкинский Скупой рыцарь. Святитель 
Иоанн  Златоуст  особенно  подчеркивает  неподкупность  божьего  суда-со-
вести. Внешнего судью кое-кто может умилостивить, умолить, задобрить, 
смягчить лестью, а иногда и подкупить. Но суд совести – всегда праведный. 
Совесть в ее истинном понимании – не только критическая работа судьи. Ее 
главное назначение – позитивное, потому что она охватывает всего челове-
ка. Совесть раскрывает природу вещей, научает распознавать добро и зло. 
Она есть источник справедливости и высший критерий Истины. 
Совесть – светильник души человека. Она живет в душе во все дни ее, но 
в иные моменты вспыхивает ярким светом, побуждая к свершению прекрас-
ных поступков. Ив. Ильин называет подобные состояния «совестным актом». 
Такой акт не подконтролен рассудку, его калькуляциям и расчетам, но пред-
ставляет собой иную сферу внутреннего мира человека. Это акт вдохновения, 
подобный молитве или прекрасной поэме. Это как удар грома, блеск молнии, 
подземный толчок. Человек захвачен целиком и по своей воле, хотению и 
желанию свершает то, что ждет от него Бог – иначе он не может хотеть и не 
Соловьева Г. Философия и религия: дискурс о совести

70     Адам әлемі | 3 (69) 2016
хочет мочь. В такой миг, говорит Ильин, человек может отдать все свое добро 
нуждающимся. В такой миг некий король снял шубу и завернул в нее нищего. 
В такой миг Петр Первый спасал тонущих в ледяной Лахте [1].
Совесть, стало быть, не только укоряет, порицает, судит, но и побуждает 
к великим нравственным свершениям. По словам Гегеля, «совесть есть мо-
ральная гениальность, знающая, что внутренний голос ее непосредственно-
го знания есть голос божественный […]. Это одинокое богослужение есть в 
то же время по существу богослужение общины» [7, 41]. 
Будучи истоком истины, добра, красоты, любви, справедливости, со-
весть по своему категориальному статусу ближе всего к такому феномену, 
как стыд. Еще Демокрит, не знающий термина совесть, учил: «Не говори и 
не делай ничего дурного, даже если ты наедине с собой. Учись гораздо бо-
лее стыдиться самого себя». А Сократ, прислушиваясь к своему внутренне-
му голосу, даймонию, обнаружил, что человек не может быть невидимым, 
даже если будет обладать волшебным перстнем Гига. Он всегда пред оком 
Бога. Это око светит в его душе, в его совести.
Соотношение  стыда  и  совести  исследовал  Вл.  Соловьев,  выступив  в 
защиту добра в век его поругания. Он называет стыд одной из первичных 
основ нравственной жизни, корнем нравственности. Стыжусь, следователь-
но, существую – стыжусь своей животности, следовательно, существую как 
человек. Причем, стыд он понимает, прежде всего, в его самом изначальном 
смысле: стыд перед естественным, природным актом – сексуальным. В этом 
стыде человек как бы заявляет о своем несогласии подчиниться материаль-
ному в себе началу, хочет сам владеть им, а не быть им обладаемым. «Силь-
нейшее проявление материальной органической жизни вызывает реакцию 
духовного начала, которое напоминает личному сознанию, что человек не 
есть только факт природы и не должен служить страдательным орудием ее 
целей»  [9].  Стыд  прямое  свидетельство  того,  что  человек  есть  не  только 
природное, но и сверхприродное, духовное существо.
Из этого эмпирического чувства возрастает осознанная форма совести, 
объединяющая  всю  нравственную  жизнь.  Стыд  и  совесть  в  своем  содер-
жании, убежден Соловьев, сущностно совпадают, различаясь по форме и 
степени проявления. Они говорят об одном и том же, но разным языком, 
наставляя на путь истины.
О стыде, совести и вере проникновенно пишет в «Книге слов» великий 
Абай. Известна его мысль о том, что все мы гости на этой земле. С плачем 
появляемся, со скорбью уходим. И кто знает, проживет ли он еще хотя бы 
пять  дней?  Так  зачем  же  раздувать  ссоры,  таить  взаимные  обиды,  лгать, 
хитрить ради накопления богатства, завидовать и враждовать? Абай отка-
зывается назвать такую жизнь жизнью. Если нет в человеке живой души 
и ясного ума – можно считать, что он мертв. Жизнь там, где жива совесть. 
Абай очень ласково говорит о таких людях – «совестливые».
Философия и религия

3 (69) 2016 | Адам әлемі     71
Соловьева Г. Философия и религия: дискурс о совести
Совестливость, учит он, солидаризуясь с Вл. Соловьевым, начинается 
со стыда, а стыд порождается верой. «У кого нет стыда, у того нет и веры», 
- приводит он известный хадис. Нам четко указывается на подлинный ис-
точник и стыда, и совести – живая связь с Творцом, его присутствие, его 
голос в душе человека. Иное невозможно услышать из уст мусульманина, 
верующего искренне и в то же время разумно.
Абай  называет  несколько  типов  стыда.  Первый  вызван  невежеством, 
когда человек с застенчивостью ребенка стыдится вымолвить слово в кру-
гу более образованных. Такой стыд побеждается знанием. Но есть и дру-
гой стыд, связанный с совестью. И он бывает, по словам Абая, двух видов. 
Первый – когда стыдишься за поступок другого, краснеешь и досадуешь за 
него. И второй – когда стыдишься самого себя. «Может, никто кроме тебя и 
не знает о твоей провинности, но твой разум и естество терзаются, наказы-
вают тебя… Стыд – это человеческое достоинство, заставляющее изнутри 
признать свою вину и вынести себе наказание» [10] («Стыд – это гнев, об-
ращенный вовнутрь» – вспомним Маркса).
Думаю, что выразительнее и точнее всех мудрецов сказал о совести ка-
захский мыслитель Шакарим. Возможно ли исправить человеческую при-
роду, избежать войн и кровавых конфликтов, искоренить насилие, зависть, 
ложь, агрессию, жестокость? Много ученых мужей, говорит Шакарим, раз-
мышляло над этим вопросом, предлагая свои варианты решений, идеи и те-
ории: Одни ратовали за абсолютную свободу желаний и поступков, другие 
намеривались уравнять бедных с богатыми, третьи оправдывали суровую 
борьбу за выживание и успех. Ни с одной из этих гипотез Шакарим не со-
гласен, ибо не способны они изменить натуру человека. 
Но выход есть, все не так безнадежно, убежден мыслитель. Надо ввести 
в процесс воспитания специально разработанную науку совести, чтобы по-
явился человек с совестливым разумом и искренним сердцем. Совестливый 
разум  –  в  этом  словосочетании  содержится  целая  философская  програм-
ма: приоритет духовного начала, неразрывная связь знания, разума, веры 
и совести. Все звучит просто, без терминологических нагромождений, но 
смысл содержит глубочайший. По этому критерию Шакарим определяет, 
какой период его жизни был самым счастливым. Это – детство «потому что 
только в детстве не знал я горечи, не делал поступков, противных совести 
и вере» [11].
Согласимся вместе с Гегелем, Ильиным, Абаем, Шакаримом, что со-
весть есть внутренняя сила Божья в нас, которая открывается нам как наше 
глубочайшее существо. Именно поэтому она имеет онтологическое содер-
жание. Если вера обретается не всеми и не каждым, то совесть не оставляет 
никого, даже самого закоренелого преступника. Потому что она имеет бы-
тийственный смысл, о чем с наибольшей убедительностью написал в своем 
эпохальном труде «Бытие и время» Мартин Хайдеггер.

72     Адам әлемі | 3 (69) 2016
Философия и религия
Философ воспроизводит блеклый, уныло-однообразный мир массового 
индивида, утратившего способность к выбору, к самостоятельному решению, 
самостоятельной жизни. Жизнь не живет, она влачится, Хайдеггер предугады-
вает подспудную тенденцию к стандартизации и нивелировке всех и всяческих 
различий. Каждое превосходство прибивается, все сражающееся становится 
ручным. Вопрос о бытии и смысле бытия смолкает под жестким контролем, 
нейтрума. Совесть – это некая способность, благодаря которой Dasein сбрасы-
вает иго анонима, освобождая, тем самым, путь к смыслу и тайне бытия. Хай-
деггер предупреждает, что речь идет не о вульгарном понимании совести и не 
о теологических ее интерпретациях. Он претендует на совершенно новое, как 
ему представляется, онтологически-экзистенциальное толкование этого фено-
мена. Во-первых, он подчеркивает, что совесть – не просто одноразовый акт, 
который может состояться или не состояться. Совесть есть один из способов 
бытия Dasein, подобно настроению, пониманию и речи.
Совесть  объясняют,  обычно,  как  способность  души,  рассудка,  воли, 
чувства или как их «смешанный продукт». Но совесть есть, прежде всего, 
основополагающая онтологическая характеристика Dasein. Это очень важ-
ная мысль Хайдеггера, придающая теме совести философскую весомость и 
значительность. Как только выясняется онтологический статус феномена, 
как только он извлекается из ряда чисто психологический состояний, фило-
софы начинают проявлять к нему неподдельный интерес.
Во-вторых, именно совесть (а затем экзистенциалы страх и смерть) есть 
та сила, которая способна вернуть человека к самому себе: она открывает 
истину, разоблачает козни изворотливого das Man. Совесть звучит как на-
бат, призыв: по немецки очень требовательно – das Ruf. Этот призыв нами 
не планируется и не подготавливается, но обнаруживается против ожида-
ния и даже воли. Dasein призывает в совести самого себя – избавиться от 
заброшенности во мгле усредненной повседневности, разглядеть вспышки 
подлинной человечности, любви, сострадания, заботы.
И третий, очень важный тезис. Только освободившись, вернувшись к са-
мому себе, Dasein оказывается способным приоткрыть «окошко бытия», стать 
его заботливым пастухом. Решимость к выбору впервые дает человеку под-
линную проницательность. Поэтому призыв совести не только критичен – из-
бавление от докучливой опеки das Man, – но и глубоко позитивен – оказаться 
причастным к Бытию и его смыслу. Хайдеггер высказывает замечательную 
и очень современную мысль: человек, погруженный в сутолоку повседнев-
ности, поддавшийся соблазну усредненности, массовидности, отказавший-
ся от своего подлинного «я», не экзистирует, а потому теряет способность 
к духовным прозрениям, к вере и подлинной любви. Только избавляясь от 
этой пелены массовидности, возвращаясь к личностному бытию, требующе-
му самостоятельного выбора, решения, жизненного проекта, он прозревает 
сердцем и душою и перед ним открывается то самое заветное «окошко» [12].

3 (69) 2016 | Адам әлемі     73
Но вопросов к Хайдеггеру остается немало. Согласимся, что совесть, 
онтологический способ бытия Dasein, высвобождает человека из его под-
невольного состояния, подчиненности das Man. Но почему же совесть, если 
она  изначально  конституирует  бытийственность  человека,  позволяет  ему 
погрузиться в бездны усредненной публичности? И почему она в какой-то 
момент, помимо воли и желания индивида, вдруг просыпается, оживает и 
бросает свой клич, призыв? И что означает уклончивый термин Бытие, к 
которому так устремляется пробужденный совестью человек? 
Нам важно сейчас другое. Хайдеггер дает онтологическую интерпрета-
цию совести, т.е. убеждает нас в том, что пока мы живем, мы живем с сове-
стью и в совести. Именно совесть не позволяет окончательно превратиться в 
живого робота, массовидного экземпляра, извлекает из усредненной повсед-
невности. Именно совесть побуждает взглянуть ввысь и узреть свет истины.
Теперь, когда в какой-то степени выяснена природа совести, вернемся 
к основному сюжету: может ли совесть иметь общее содержание или она у 
всех своя, т.е. признаем ли мы «свободу совести»? Я не случайно взяла этот 
термин в кавычки. Он внесен во многие известные международные доку-
менты и имеет тот смысл, что человек вправе выбирать свой образ мыслей 
и действий, будь то определенное вероисповедание или же атеистический 
настрой. Термин этот, на мой взгляд, философски не корректен. «Свобода 
совести» может толковаться как возможность быть совестливым или же не 
быть, выбирать добро или же, напротив, зло. Но совесть не может направ-
лять то к добру, то ко злу. По своей природе она есть воля добра, стремление 
к нравстенно лучшему, совершенному и потому не обладает свободой вы-
бирать зло. Тот смысл, который вкладывается в термин «свобода совести» 
в международных документах и конвенциях, следовало бы передать терми-
ном «свобода убеждений».
Если же совесть – это всегда воля к добру, к совершенству, то она не 
может быть относительной, релятивной. В разных эпохах и культурах со-
храняется всеобщая природа совести, хотя и выражается в многоразличных 
формах, согласно духу времени и этнокультурным характеристикам народа. 
Еще великий шейх Ибн-Араби разъяснял, что богоявление (а это и есть со-
весть) проявляется соответственно подготовленности и духовной способ-
ности каждого народа и индивида. И он обращался к метафоре: представь-
те, что у вас на пальце кольцо определенной формы, но без перстня. Божье 
проявление соответствует форме кольца, но кольца у всех – разные. Хотя 
совесть ведет людей в одном и том же направлении, это не означает тожде-
ственности жизненных ситуаций, поступков, характеров. В их разнообраз-
ном плетении неуклонно и призывно звучит единый голос совести.
И  еще  об  одном  популярном  ныне  словечке  «толерантность»  с  его 
склонностью к оборотничеству. «Толерантность» связывают с широковеща-
тельной программой «прав человека», но при этом права в иных контекстах 
Соловьева Г. Философия и религия: дискурс о совести

74     Адам әлемі | 3 (69) 2016
толкуются как «свобода от совести», свобода следовать своим желаниям и 
предпочтениям вне общечеловеческих норм и ценностей. Никто не отрица-
ет прав человека на собственность, жизнь, волеизъявление и т.д. Но, как го-
варивал еще Гегель, «существуют… более высокие права. Совесть человека 
имеет свое право» [13]. И свобода совести отнюдь не означает «свободы от 
совести», возможности самовыражения без оглядки на нравственные прин-
ципы и человеческие ценности.
Но спросим себя: неужели можно возлагать какие-то надежды на то, что 
отъявленный мерзавец, человек без чести и совести, готовый на любое пре-
ступление, предательство, убийство – а если дана ему власть – уничтожение 
многих и многих невинных жертв – когда-нибудь очнется, пробудится от 
внутреннего своего кошмара? Если бы все люди жили по совести, царствие 
божьи на земле уже бы наступило. Не потому ли устанавливаются строгие 
законы, тюрьмы, суды, смертные казни, чтобы обезвредить бессовестных, 
лишенных своего собственного суда? Взгляните на лица, отчеканенные от-
сутствием совести, зловещие маски с тусклым прищуром плаз-бойниц – вся 
внутренняя лживость, продажность, оборотничество выписаны, высказаны 
в уродливых чертах людей, забывших о совести. Раз «совесть сожжена», 
«грех овладевает личностью, – и лицо перестает быть окном, откуда сияет 
свет Божий» (Флоренский). Лицо становится личиной, с отпечатком вну-
треннего разложения, отпадения от духовного стержня, реальным изобра-
жением зла и преступления.
И  все  же  нет  ничего  надежнее  и  сильнее  совести.  Потому  что  раз  и 
навсегда, окончательно и бесповоротно не вытравить ее даже закоренело-
му преступнику, фальсификатору, искусно превращающему ложь в правду, 
представляющему зло в образе добра. В Библии упоминается о мертвой со-
вести. Это – о таких радетелях за собственный карман, готовых заложить 
и родную землю, и родную мать, изогнуться гуттаперчевой спиной перед 
власть предержащими. Но и мертвую совесть можно пробудить, сбрызнув 
ее живой водой правды-матушки.
Информационная война, развязанная сегодня по всем правилам ведения 
боя, с использованием продуманных технологий и бизнес-планов – разве это 
не битва за умы, за сознание, а точнее, битва совести против бесчестья и бес-
совестности? Совесть действует изнутри, помогая человеку познать, где зло, 
а где добро. Но если она в спячке, то нуждается в помощи – в разоблачении 
всевозможных подтасовок, искажений, ловкаческих трюков представить чер-
ное-белым и, совершая преступление, свалить вину на другого. В этом смысл 
информационного контрнаступления против тех, кто творит бесчинства, над-
смехаясь  над  какой-то  там  совестью  и  честью  как  над  пустым  звуком.  До 
поры до времени… Совесть – не слабая, беспомощная надежда, но самая не-
оборимая, непобедимая сила. Если она проснется, восстанет, призовет, чело-
век преобразится и омертвелое его лицо приобретет жизненные черты.
Философия и религия

3 (69) 2016 | Адам әлемі     75
«Бессовестное  поколение,  если  оно  придет  когда-нибудь,  погубит 
жизнь человека и его культуру на земле», – предупреждал Ив. Ильин. Будем 
надеяться, что с нами этого не произойдет…

жүктеу/скачать 1,16 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: