Исследование имеет своим предметом одну из самых темных областей человеческого сознания, которой раньше занимались главным образом

Попробуем  теперь  вскрыть  понятие  чуда,  принимая  во  внимание,  что  это  не  есть  ни 
просто воздействие высших сил на низшее бытие, ни просто нарушение законов природы, 
ни  просто  мысль  об  единообразии  законов  природы,  ни  та  или  икая  субъективная 
выдумка, призвольное самопроецирование или гипноз, внушение со стороны. 
4. Основная диалектика чуда: 
Чтобы быть последовательными и совершенно четкими в анализе этого трудного, обычно 
презираемого  в  философии  и  науке  понятия,  расположим  свое  изложение  по  отдельным 
пунктам (из которых каждый легко мог бы вырасти в целую главу). 
a) встреча двух личностных планов, 
a) Ясно, что в чуде мы имеем дело, прежде всего, с совпадением или, по крайней мере, с 
взаимоотношением 
и 
столкновением 
двух 
каких-то 
разных 
планов 
действительности.  Это,  по-видимому,  и  заставляло  многих  говорить  о  вмешательстве 
высших  сил  и  о  нарушении  законов  природы.  Однако  в  противоположность  подобным 
теориям мы хотим вскрыть в точном феноменолого-диалектическом анализе как характер 
обоих  планов,  так  и  способ  их  взаимоотношения.  И,  прежде  всего,  нам  ясно  из 
предыдущего  изложения,  что  чудо  есть  взаимоотношение  двух  (или  большего  числа) 
личностных  планов.  Чудо  есть  и  проявление  со  стороны  какой-то  или  каких-то 
личностей,  и  для,  в  целях  какой-то  или  каких-то  личностей  (понимая  под  личностью  то, 
что  было  установлено  нами  выше).  Это  должно  иметь  аксиоматическое  значение,  и 
спорить об этом едва ли возможно. Чудо есть всегда оценка личности и для личности. 
b) которые могут быть в пределах одной и той же личности; 
 b) Возникает  далее  вопрос:  взаимоотношение  каких  именно  личностных  планов  есть 
чудо?  Проще  всего  думается,  что  это  есть  влияние  одной  личности  на  другую.  Такой 
взгляд, однако, малоплодотворен. Нет ровно ничего чудесного во влиянии одной личности 
на  другую,  если  его  брать  как  таковое.  Умный  учит  глупого,  ученый – неученого, 
грамотный – безграмотного, опытный в жизни – неопытного в жизни и т.д. Тут нет ничего 
специфически чудесного. Разумеется, это, как и все на свете, может быть чудесным. Но 
ведь и восход и заход солнца, рождение и смерть человека и даже всякие мелкие явления в 
природе и жизни могут быть чудесными и часто таковыми оказываются. Стало быть, не 
само  влияние  одной  личности  на  другую  чудесно,  но – какой-то  особый  момент,  не 
сводящийся  просто  на  самый  факт  этого  влияния.  Не  поможет  делу  и  влияние  высшей 
личности на низшую, так как тут тоже нет ничего чудесного. И можно сказать, чем выше 
влияющая личность, тем затруднительнее говорить о чуде, а высочайшая Личность, если 
Она есть, вообще мыслится всегда и притом неизменно влияющей и действующей, так что 
специально  для  чуда  никакого  места  не  получается.  Подлинного  чудесного 
взаимоотношения личностных планов надо искать не в сфере влияния одной личности на 
другую,  но,  прежде  всего,  в  сфере  одной  и  той  же  личности,  и  уже  на  этом  последнем 
основании можно говорить о взаимодействии двух или более отдельных личностей. Один 
универсальный  пример  способен  сразу  убедить  в  этом,  это – оборотничество  и  вообще 
перевоплощение в разных телах. Что это есть чудо – сомневаться не приходится. Но что 
одна и та же ведьма превращается то в катящееся колесо, то в птицу, то в серого волка, 
т.е.  что  тут  идет  речь  об  одной  и  той  же  личности, – это  тоже  ясно.  Стало  быть,  чтобы 
случилось  чудо,  достаточно  и  одной  личности.  Но  необходимы  какие-то  два  плана  этой 
личности. Какие же? 
c) это – планы внешне-исторический и внутренне-замысленный;  
c) Несомненно, это есть планы внешне-исторический и – внутренно-замысленный, как бы 
план заданности, преднамеренности и цели. Коснемся их более подробно. – Личность, во-
первых, есть личность, т.е. она есть, прежде всего, сама по себе, вне своей истории и вне 
всякого становления. Что это такое? Она есть нечто остающееся совершенно неизменным 
в  течение  всего  своего  изменения  и  истории.  По  основному  правилу  диалектики, 
становление  может  состояться  только  тогда,  когда  есть  то,  что  именно  становится  и  что 
остается как таковое неизменным, при всех своих фактически происходящих изменениях. 

Как  только  нарушится  и  изменится  в  своем  существе  это  «что», – так,  можно  сказать, 
прервалось  и  его  становление,  началось  становление  совершенно  другой  вещи.  Итак, 
личность есть, прежде всего, некое неизменное единство, как бы парящее в процессе всего 
изменения и само по себе существующее вне всякого изменения и истории. Только в силу 
этого  и  возможна  сама  история.  Но,  во-вторых,  реальная  личность  есть  личность 
историческая.  Она  непрерывно  и  сплошно  течет,  вечно  меняется  и  становится.  Говоря 
несколько  грубее,  она  всегда  во  времени.  Что  такое  время?  Время,  или  становление, 
только  потому  и  возможно,  что  оно  есть  диалектический  антитезис  смыслу  или  идее, 
которые  именно  мыслятся  не  становящимися.  Любое  математическое  положение 
применимо  (или  хочет  быть  применимо,  по  смыслу  своему  применимо)  решительно  ко 
всем временам; оно ничего временного в себе не содержит. Время есть антитезис смыслу. 
Оно  по  природе  своей  алогично,  иррационально.  Оно  принципиально  таково,  что 
прошлого  момента  уже  нет,  будущего  еще  нет  и  ничего  о  нем  неизвестно,  а  настоящее 
есть неуловимый миг. Сущность чистого времени заключается в этой алогической стихии 
становления,  в  алогическом  становлении,  в  том,  что  совершенно  ничего  нельзя  тут 
различить  и  противопоставить;  все  тут  слито  в  один  нерасчленимый  поток  смысла. 
Сущность  времени – в  непрерывном  нарастании  бытия,  когда  совершенно,  абсолютно 
неизвестно,  что  будет  через  одну  секунду,  и  когда  прошлое – совершенно,  абсолютно 
невозвратимо  и  потеряно,  и  вообще  никакие  силы  не  могут  остановить  этого 
неудержимого,  нечеловеческого  потока  становления.  Поэтому,  что бы  ни  предсказывали 
законы  природы,  никогда  нельзя  вполне  поручиться  за  исполнение  этих  предсказаний. 
Время  есть  подлинно  алогическая  стихия  бытия, – в  подлинном  смысле  судьба  или,  в 
другой  опытной  системе,  воля  Божия.  Напрасно  ученые  и  философы  забросили  это 
понятие судьбы и заменили его понятием причинности. Это – беспомощное закутывание 
своего  носа  под  собственные  крылья  и  боязнь  взглянуть  прямо  жизни  в  глаза.  Судьба – 
совершенно  реальная,  абсолютно  жизненная  категория.  Это – ни  в  каком  смысле  не 
выдумка, а жестокий лик самой жизни. Сами мы ежедневно пользуемся этим понятием и 
термином; ежедневно и ежечасно видим действие судьбы в жизни, лично своей и чужой; 
прекрасно знаем и понимаем, что не можем поручиться ни за одну секунду своей жизни; 
до боли очевидно сознаем, что будущее неизвестно, темно, как уходящая в бесконечную 
даль мгла сумерек: и вот, при всем этом, в угоду лживых теорий и грубых предрассудков 
презираем  это  понятие  как  выдумку,  как  фикцию,  как  не  соответствующую  никакой 
реальности  идею.  Выдумали  понятие  причинности.  Но  разве  причинность  мешает  тому, 
чтобы  прежде  чем  произойти  затмению  луны,  эта  луна  исчезла  бы  в  каком-нибудь 
мировом  пожаре  или  лопнула  от  каких-нибудь  еще  неведомых  нам  причин.  Затмение 
луны  предсказано  на  такое-то  число.  Да  будет  ли  тогда  самая  луна,  будет  ли  самое  это 
число? Я уже честно признавался, что мне это не очевидно. Судьба – самое реальное, что 
я  вижу  в  своей  и  во  всякой  чужой  жизни.  Это  не  выдумка,  а  жесточайшие  клещи,  в 
которые зажата наша жизнь. И распоряжается нами только судьба, не кто-нибудь иной. – 
Итак,  в  чуде  встречаются  два  личностных  плана: 1) личность  сама  по  себе,  вне  своего 
изменения,  вне  всякой  своей  истории,  личность  как  идея,  как  принцип,  как  смысл  всего 
становления, как неизменное правило, по которому равняется реальное протекание; и – 2) 
самая  история  этой  личности,  реальное  ее  протекание  и  становление,  алогическое 
становление, сплошно и непрерывно текучее множество – единство, абсолютная текучая 
неразличимость и чисто временная длительность и напряженность. 
d) формы их объединения; 
d) Сам собою рождается вопрос: в каком же именно взаимоотношении находятся эти два 
личностных плана? Тут мы впервые начинаем подходить к диалектической разгадке чуда 
(к диалектической – ибо никакой другой разгадки для философии не требуется). Именно, 
эти 
два 
плана, 
будучи 
совершенно 
различными, 
необходимым 
образом 
отождествляются  в  некоем  неделимом  образе,  согласно  общему  диалектическому 
закону. Тут повторяется первичная диалектика «одного» и «иного»
[90]
; и без четкого ее 

усвоения невозможно понять и диалектики чуда. «Одно» и «иное» необходимым образом 
отличаются  друг  от  друга  и  взаимно  отождествляются.  Но  любопытен  не  этот  общий 
диалектический закон, но та его спецификация, которая существует именно для категории 
чуда.  Как  только  мы  заговорили  о  становлении  и  истории,  о  времени,  так  тотчас  же 
возникает  вопрос  о  том,  как  же  именно  и  насколько  происходит  это  становление. 
Становления  не  может  быть  без  того,  что  именно  становится.  И  вот,  как  только  вещь 
перешла в становление, мы тотчас же начинаем сравнивать реально становящееся и, стало 
быть,  ставшее  с  тем,  что  должно  становиться,  становящуюся  вещь  с  идеей  вещи.  Без 
этого,  тайного  или  явного,  сравнения  совершенно  невозможно  говорить  о  реальном 
становлении.  Однако,  всматриваясь  в  реальный  лик  ставшей  вещи,  мы  замечаем  тут 
гораздо  больше  слоев,  чем  только  два.  Во-первых,  отвлеченная  идея  вещи,  или  в  нашем 
случае – идея личности, вне ее истории, остается на своем месте, равно как и, во-вторых, 
момент  чисто  алогического  становления,  момент  меонально-исторический.  Но  если  бы 
было  только  это,  то  мы  попали  бы  в  сети  дурного  дуализма;  и  никакой  диалектики, 
никакого чуда не получилось бы. Эти две сферы отождествляются. И это значит, что 
есть,  в-третьих,  нечто  третье,  что  уже – и  не  отвлеченная  идея,  и  не  отвлеченная 
алогичность становления, но нечто совершенно несводимое ни на то, ни на другое, нечто 
по сущности своей ничего общего не имеющее ни с тем, ни с другим. Это третье должно 
быть настолько же идеей, насколько и становлением. Оно – идея, но – данная не сама по 
себе,  а  исключительно  алогическими  средствами;  и  это – алогическое  становление  и 
материя,  но – данные  исключительно  как  идея  и  средствами  идеи.  Это  есть  то,  что 
воистину  руководит  всем  становлением,  а  не  только  его  идейным  осмыслением,  как 
отвлеченная  идея.  Это  есть  подлинный  первообраз,  чистая  парадигма,  идеальная 
выполненность  отвлеченной  идеи.  Ведь  раз  есть  идея  и  ее  воплощение,  то,  значит, 
возможны разные степени ее воплощения. Но если так, то возможна бесконечно большая 
степень полноты воплощения. Это есть предел всякой возможной полноты и цельности 
воплощения идеи в истории; оно – умная фигурность смысла, вобравшая в себя и алогию 
становления  и  через  то  ставшая  именно  чем-то  умно-телесным;  оно – <идея>,  вполне 
осуществившая  свою  отвлеченную  заданность  и  потому  оформленная  как 
единораздельная  умная  телесность,  т.е.  как  фигурность.  Однако  и  этого  мало,  если  мы 
действительно  хотим  диалектически  синтезировать  обе  начальные  сферы,  отвлеченного 
смысла  и  отвлеченного  становления.  А  именно,  необходимо,  чтобы  эти  две  сферы 
мыслились  не  только  в  полном  несходстве  с  указанной  третьей  сферой,  но  и  так,  чтобы 
они несли на себе следы и печать этого третьего начала. Ведь третье начало, сказали мы, 
совершенно несводимо на первые два и абсолютно ничего не имеет общего с ними. Как 
же  тогда  может  осуществиться  синтез?  Ясно,  что  нельзя  остаться  при  таком 
противостоянии трех разных сфер. Надо, чтобы первые две были модифицированы в свете 
этой третьей. Это не помешает им остаться самими собою. Они есть, прежде всего, сами 
они и больше ничто. Но они же должны иметь на себе слой, который бы указывал на их 
отождествление  с  третьим.  Конечно,  каждый  слой,  согласно  своим  особенностям,  по-
своему будет синтезироваться с третьим. Но только так и можно будет говорить о полном 
диалектическом  синтезе  идеи  и  становления.  Следовательно,  необходима,  в-четвертых, 
модификация  отвлеченной  идеи  на  ту,  которую  можно  назвать  выраженной  идеей,  или 
значением  (в  отличие  от  отвлеченного  смысла),  и,  в-пятых,  модификация  чистого 
отвлеченного становления, взятого в своей сплошной неразличимости и алогичности, на 
осмысленное  становление,  или  реально  вещественный  образ  ставшего  предмета.  Такова 
диалектика  двух  основных  личностных  планов,  вступающих  в  чуде  в  синтетическое 
взаимообщение и воссоединение. 
e) чудо – знамение вечной идеи личности 
e) Сравнение,  без  которого  невозможно  никакое  становление,  может,  следовательно, 
происходить в разных смыслах. Можно сравнивать реально-вещественный образ ставшего 
предмета с его отвлеченной идеей и судить, насколько тут происходит совпадение. Такое 

сравнение,  конечно,  малоинтересно  потому,  что  мы  уже  заранее  знаем,  что  никакого 
становления  не  может  быть  без  того,  что  именно  становится,  никакой  истории  нет  без 
того,  что  именно  находится  в  истории.  Но  вот  мы  начинаем  сравнивать  реально-
вещественный  образ  вещи  с  ее  первообразом,  парадигмой, «образцом»,  с  ее  идеальной 
выполненностью и идеальным пределом полноты всякого возможного ее осуществления и 
приближения  к  своим  собственным  внутренним  заданиям.  Полного  совпадения  ожидать 
мы  не  имеем  тут  никакого  права.  Всегда  мы  наблюдаем  только  частичное  совпадение 
реально-вещественного  образа  вещи  с  ее  идеальной  заданностью-выполненностью,  с  ее 
первообразом;  и  рассчитывать,  что  в  данном  случае  реальное  вполне  воплотит  свою 
идеальную заданность, мы не имеем ровно никаких оснований. Тем более нужно считать 
удивительным, странным, необычным, чудесным, когда оказывается, что личность в своем 
историческом развитии вдруг, хотя бы на минуту, выражает и выполняет свой первообраз 
целиком,  достигает  предела  совпадения  обоих  планов,  становится  тем,  что  сразу 
оказывается и веществом, и идеальным первообразом. Это и есть настоящее место для 
чуда. Чудо – диалектический синтез двух планов личности, когда она целиком и насквозь 
выполняет  на  себе  лежащее  в  глубине  ее  исторического  развития  задание  первообраза. 
Это  как  бы  второе  воплощение  идеи,  одно – в  изначальном,  идеальном  архетипе  и 
парадигме,  другое – воплощение  этих  последних  в  реально  историческом  событии. 
Конечно,  всякая  личность  как-то  выполняет  свое  задание,  лежащее  в  основе  самого  ее 
изначального  бытия.  Но  надо,  чтобы  эта  связь  была  выявлена  возможно  полно.  Надо, 
чтобы  связанность  ее  реального  исторического  положения  с  своим  идеальным 
«экземпляром»  была  специально  демонстрирована  и  нарочито  выявлена.  Возьмем 
исцеления,  имевшие  место  в  святилищах  Асклепия  в  Древней  Греции.  Все  знали,  что 
Асклепий – бог  здоровья  и  помогает  больным.  Все  знали,  что  он  помогает  даже  тогда, 
когда ему никто не молится о выздоровлении. Наконец, все знали, что жрецы употребляли 
всякие  медицинские  средства  для  вылечивания  приходящих  больных,  вплоть  до  их 
оперирования.  И  все-таки  такое  исцеление  в  святилище  Асклепия  есть  чудо.  Почему? 
Потому что стало видно, как Асклепий помогает больным. Надо было прийти, надо было 
молиться; надо было, чтобы помог именно этот бог и именно в этом святилище; и т.д. Все 
тут  объяснимо  механически;  и  благочестивый  грек  вовсе  и  не  думал,  что  тут  есть  что-
нибудь неестественное. Все произошло совершенно естественно. И вот все-таки больной 
выздоровел. Тысячу раз все шло естественно, и даже всегда все идет естественно, всегда и 
непреложно  действуют  механические
[91]
  законы.  И  вот  почему-то  вчера  этот  больной, 
при одних и тех же механических законах, не выздоровел, а сегодня, опять-таки при одних 
и  тех  же  механических  законах,  но  только  в  условии  новых  фактов  (он  пришел  к 
Асклепию,  он  молился  и  т.д.),  он  почему-то  выздоровел.  Ясно,  что  новое,  наблюдаемое 
сегодня,  заключается  не  в  том,  что  сегодня  Асклепий  действовал,  а  вчера  нет  (боги 
действуют  всегда),  и  не  в  том,  что  сегодня  были  нарушены  физиологические  законы,  а 
вчера их никто не нарушал (законы всегда одинаковы, и их и нельзя нарушать и некому 
нарушать). Новое – в том, что сегодня стала ясной, видной обычно плохо замечаемая связь 
реальной жизни больного с ее идеальным состоянием, когда она, по близости к божеству, 
пребывает в вечно блаженном и безболезненном состоянии. Самое слово «чудо» во всех 
языках указывает именно на этот момент удивления явившемуся и происшедшему – греч. 
qaàma,  лат. miraculum-miror, нем. Wunder-bewundern, славянское  чудо.  Чудо  обладает  в 
основе своей, стало быть, характером извещения, проявления, возвещения, свидетельства, 
удивительного  знамения,  манифестации,  как  бы  пророчества,  раскрытия,  а  не  бытия 
самих  фактов,  не  наступления  самих  событий.  Это – модификация  смысла  фактов  и 
событий,  а  не  самые  факты  и  события.  Это – определенный  метод  интерпретации 
исторических событий, а не изыскание каких-то новых событий как таковых. Верящего в 
чудо ничем опровергнуть нельзя. Даже слово «вера» тут не подходит. Он видит и знает 
чудо. Применивший какую-нибудь чудесную вещь (например, какой-нибудь амулет) для 
лечения  своей  болезни  имеет  полное  логическое  право  возражать  скептику  так:  вы 

говорите,  что  я  вылечился  от  вашего  медицинского  средства,  а  я  утверждаю,  что  я 
вылечился  от  того,  что  помазал  больное  место  этим  священным  маслом;  то  и  другое 
средство были употреблены: почему вы думаете, что подействовала медицина, а не чудо, 
да  и  сама  медицина,  которая  отнюдь  не  всегда  действенна,  не  является  ли  тут  чем-то 
закономерным  и  зависящим  от  идеальных  причин?  Разубедить  такого  человека 
невозможно, потому что логически невозможно доказать, что амулет не действовал, раз 
известно,  что  медицинское  средство  тоже  не  всегда  действует  одинаково.  Вот  перед, 
нами живая личность и ее история, ее жизнь. В каждый отдельный момент этой жизни мы 
видим сразу пять моментов, абсолютно отождествленных в одном мгновенном ее лике и 
различаемых  только  в  абстракции: 1) отвлеченную  идею  этой  жизни  (он,  например, 
человек,  русский,  такого-то  века  или  десятилетия,  государственный  деятель,  солдат, 
крестьянин и т.д.); 2) текучий поток жизни, воплощающий эту идею и как бы вещественно 
разрисовывающий  ее  в  новую  живую  данность; 3) идеальное  состояние  его,  когда  он 
является максимально выразившим свою отвлеченную идею; 4) первый момент – в свете 
третьего,  или  прибавление  к  отвлеченной  идее,  получаемое  от  идеала,  или  как  бы 
перечисление  всего,  что  содержится  в  идеале,  отвлеченное  выражение  идеала; 5) второй 
момент – в  свете  третьего,  или  прибавление  к  пустой  алогической  длительности, 
получаемое  от  идеала,  когда  она становится  реально-жизненным  ликом  личности.  Когда 
пятый  и  третий  моменты  совпадают  целиком,  мы  говорим:  это – чудо;  и  при  помощи 
четвертого момента в недоумении пересматриваем и перечисляем те удивительные факты 
и  идеи,  в  которых  выразился  первый  момент  личности,  когда  он  стал  выполняться  во 
втором. 

жүктеу/скачать 1,37 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: