Исследование имеет своим предметом одну из самых темных областей человеческого сознания, которой раньше занимались главным образом

утверждаем,  что  знания  вещей  нет  без  их  ощущения.  Вот  это  недоразумение  я  и  хочу 
рассеять,  чтобы  мой  тезис  о  мифологичности  и  догматичности  материализма  получил 
окончательную ясность. 
Прежде  всего,  диалектика,  приведенная  мною,  ровно  ничего  не  говорит  о  чувственном, 
восприятии.  С  диалектической  необходимостью  вытекает  только  субстанциально-
вещественное  противостояние  субъекта  и  объекта  и – вне-логичность  подобного 
противостояния. О характере же самого объекта или вещи в приведенном диалектическом 
рассуждении  ровно  нет  никакой  речи.  Какая  это  вещь,  чувственная  или  сверх-
чувственная, – ровно ничего не говорится. И таким образом, чувственное ощущение тут 
возможно  только  как  вид  ощущения  и  восприятия  вообще;  диалектически  возможно  и 
сверхчувственное восприятие. 
b) различные понимания материи; 
b) Во-вторых  же,  материализм  основывается  как  раз  на  сверх-чувственной  и  притом 
чисто  интеллектуальной  интуиции,  так  что  и  с  этой  стороны  моя  аргументация  вполне 
обнаруживает  его  мифолого-догматическую  природу.  В  самом  деле,  что  такое 
материализм? Как показывает самое слово, тут должна играть какую-то особенную роль 
материя.  Какую  же?  Она  должна  лежать  в  основе  всякого  и  всяческого  бытия,  и  к  ней 
должны  сводиться  все  причины  и  первопричины  жизни  и  мира.  Хорошо.  Но  что  такое 
материя?  То  ли  самое,  что  и  материальные  вещи?  Конечно,  не  то  же  самое.  Как 
деревянный  шкаф  не  есть  дерево  и  как  печатная  книга  не  есть  просто  бумага,  так  и 
материальная  вещь  не  есть  материя
[65]
  просто.  Но,  может  быть,  материя  есть  все  вещи, 
взятые  вместе?  Однако 1. нам  неизвестны  все  вещи,  взятые  вместе;  и  не  зная  ни  их 
количества, ни качества этой суммы, мы не можем материю определять при помощи столь 
неясных признаков. 2. Кроме того, если одна материальная вещь не есть материя просто, 
то тем более все вещи, взятые вместе (даже если бы мы и точно представляли себе это 
все) не могут быть материей. Если это стальное перо не есть просто сталь, то, взявши все 
перья  на  свете,  какие  существуют,  были  или  будут  существовать,  мы  получим  такую 
массу  противоречивых  признаков,  что  определение  стали
[66]
  при  их  помощи  станет 
просто нелепым. 3. Материя не есть и вещи, образующие внешний мир, ибо это было бы 
определением  одного  неизвестного  через  другое.  Что  такое  внешний  мир?  Я  вижу  пред 
собою дерево. Это мир или нет? Явно, что это – дерево, а не мир (допустим, что это часть 
мира). Я вижу луну. Мир ли это? Это – луна, а не мир, т.е., в крайнем случае, часть мира, 
а не мир. Далее, я вижу солнце, горы, реки, людей, животных и т.д. и т.д. Где же тут мир и 
как  собственно  я  должен  представлять  себе  мир?  Отдельные  вещи  не  суть  мир:  где  же 
самый-то мир? Передо мною необозримое количество частей мира: где же самый мир как 
целое? Я его не вижу, и материалист мне его не указывает. Но пусть даже я увидел бы мир 
как целое, как ограниченное и определенное тело, подобно тому как видели его антично-
средневековые мыслители. Но тогда уже и младенцу ясно, что мир как целое отнюдь не 
есть  простая  сумма  своих  частей  и  увидеть  дерево,  луну,  солнце  и  т.д.  не  значит  еще 
увидеть  мир.  А  кроме  того,  вопрос  с  материей  тогда  уже  и  совсем  запутается,  ибо  не 
только  о  материи,  но  даже  о
[67]
  материальных  вещах  и  даже  о  всей  их  сумме, 
оказывается, недостаточно говорить, если зашел вопрос о мире как целом. 
Итак,  материя  не  есть 1) ни  материальная  вещь, 2) ни  их  сумма,  механическая  или 
органическая, 3) 
ни  внешний  мир  как  целое.  Что  же  еще  остается  говорить 
материалистам?  Они  еще  говорят  вот  что.  Материя  есть 4) то,  что  мы  воспринимаем 
внешними  чувствами.  Вот  это  определение  очень  интересно.  Оно  с  головой  выдает 
мифологически-догматическую природу материализма. 
c) субъективизм; 
c) 1. Во-первых,  это  есть  беспомощный  призыв  к  спасению  при  помощи  субъективизма. 
Что  такое  «мы»  и  что  такое  «внешние  чувства»?  Всякому  школьнику  известно,  что 
существовала бесконечная цепь восхождения живых существ и бесконечно разнообразная 
эволюция их органов чувств. Где вы, дарвинисты? Каждому животному и каждому органу 

на каждой ступени его развития соответствует определенное восприятие и определенная 
картина внешнего мира. Где же тут материя, которую к тому же материалисты понимают 
как нечто вечное и постоянное? Одна картина восприятия у паука, другая у рака, третья – 
у  рыб,  четвертая  у  различных  млекопитающих,  пятая  у  человека  (у  одного  человека 
можно  насчитать  сотни  и  тысячи  различных  типов  восприятия),  шестая  у  тех  более 
совершенных существ, до которых, вероятно, разовьется человек и которые, быть может, 
уже  существуют  на  других  планетах.  Ясно,  что  вышеприведенное  определение  материи 
страдает субъективизмом, а следовательно, и релятивизмом, упованием на случайность и 
барахтаньем в ползучем и слепом эмпиризме. 
2. Кроме  того,  и  по  существу  совершенно  не  верно,  что  материя  есть  то,  что  мы 
воспринимаем  внешними  чувствами.  Внешними  чувствами  мы  воспринимаем  не 
материю, но материальные вещи. «Материю» же мы совершенно абстрактно отвлекаем 
от вещей, как «красноту» от красных вещей, «круглоту» от круглых вещей и т.д. Нельзя 
видеть  «красноту»  как  таковую,  но – лишь  красные  вещи; «красноту»  же  можно  лишь 
отвлеченно  мыслить;  она  есть  абстрактное  понятие.  Точно  так  же  невозможно  видеть, 
слышать,  осязать  материю  как  таковую.  Это – абстрактное  понятие.  Материю  можно 
только мыслить. 
3. Однако что же мы мыслим в понятии материи? Быть может, хоть здесь заключено нечто 
связанное  с  внешними  чувствами?  Другими  словами,  быть  может,  материя  есть 
абстрактное  понятие  связанности  вещей  с  нашими  внешними  чувствами?  И  с  этим 
согласиться невозможно. В понятии материи ровно не мыслится ничего субъективного, да 
и  сами  материалисты  утверждают,  что  материя – вечна  и  что  она  существовала  раньше 
жизни и живых существ со всеми их восприятиями и самыми органами. Значит, указание 
на связь с внешними чувствами ни в каком смысле ничему не помогает. 
d)  материя как принцип реальности, физические теории; 
d) В  последнее  время  материалисты  прибегли  просто  к  подлогу.  Они  объявили  материю 
не  чем  иным,  как 5) принципом  реальности,  а  материализм  просто  учением  об 
объективности вещей и мира. Но тут остается только развести руками. 
1. Если материя вещи есть реальность вещи и больше ничего, то материалисты – Платон, 
Аристотель  и  Плотин,  ибо  они  признавали  реальность  космоса  и  даже  давали  его 
великолепную  диалектику;  материалисты – все  отцы  Церкви,  ибо  они  признавали 
реальность  Бога,  реальность  творения  мира,  реальность  творения  и  грехопадения 
человека, реальность Христа и всей евангельской истории, реальность гибели и спасения 
людей и т.д. Таким образом, подлог явно обнаруживается: материя вовсе не есть просто 
реальность, но это – специфическая реальность. Какая же? Чувственных вещей? Но тогда 
опять опора на эмпирический сенсуализм и, стало быть, релятивизм. Всего мира? Но тогда 
неясно,  что  такое  для  материалиста  мир.  И  т.д.  И  т.д.  Словом,  все  предыдущие 
затруднения тут только повторятся. 
2. Допустим,  что  известно,  каких  именно  вещей  и  чего  именно  реальностью  является 
материя.  Но  тогда  опять-таки  мы  скажем,  что  реальности  как  таковой  мы  не  видим,  не 
слышим  и  не  осязаем  и  что  она,  взятая  самостоятельно,  есть  не  материальная  вещь,  но 
абстрактное понятие. В таком случае при чем же тут «материализм»? 
Наконец, в 6) физические теории материи я уже и не заглядываю. Если бы я здесь привел 
хотя бы только один список всех теорий материи, которые только существовали в физике, 
начиная  от  теории  особой  жидкости  до  теории  полного  и  абсолютного  уничтожения 
материи, то от этого у читателя только закружилась бы голова. Изучение истории физики 
как  раз  и  показывает,  что  в  материализме  дело  вовсе  не  в  научной  теории  материи,  ибо 
таких теорий – целые десятки и они летят одна за другой, как однодневные мотыльки. На 
этом  хаосе  совсем  нельзя  обосновать  тот  упор  и  напор,  который  обнаруживают 
материалисты в своем нападении на людей. 
e) абстрактная метафизика, мифология и догматика в материализме 

e) Из  всего  этого  вывод  вытекает  сам  собою.  Материя,  взятая  сама  по  себе,  есть 
абстрактное  понятие,  и  материализм  есть  абсолютизация  абстрактного  понятия,  т.е. 
типичная абстрактная метафизика. В самом деле, у человека очень много абстрактных 
понятий,  без  которых  он  не  может  мыслить  мира  и  жизни. «Материя» – одно  из  таких 
законнейших  и  необходимейших  понятий  человеческого  разума.  Почему  я  должен 
вырывать  одно  понятие  из  цельной  диалектической  системы  всех  понятий  вообще, 
ставить его в центр всего и по его имени называть всю свою философскую систему? Все 
абстрактные понятия в одинаковой мере абсолютны, и нет никаких логических оснований 
одно из них абсолютизировать в ущерб другому. С какой стати обязан я также именовать 
себя  идеалистом?
[68]
  Если  материалисты  утверждают  очевидность  того  «простого» 
факта,  что  все  основано  на  материи,  и  если  материя  на  самом  деле  есть  не  больше,  чем 
абстрактное  понятие,  то  ясно,  что  материализм  основывается  на  особого  рода 
интеллектуальной  интуиции  и  что  исходным  пунктом  его  является  особое  откровение 
материи, подобно тому как бывает явление ангелов, светящегося креста на небе и т.д. Я 
вполне согласен, что материалистам это их откровение «материального» абсолюта вполне 
очевидно и убедительно; и я признаю за ними их логическое право осознавать этот опыт и 
строить его научную систему. Но зато и материалисты должны признать, что: 
1. в  основе  их  учения  лежат  не  логика  и  знание,  но  непосредственное  и  притом  сверх-
чувственное откровение (ибо материя, как мы согласились, не есть нечто чувственное); 
2. что это откровение дает опыт, который претендует на абсолютную исключительность, 
т.е. что этот опыт зацветает религиозным мифом; 
3. и  что  этот  миф  получает  абсолютную  утвержденность  в  мысли,  т.е.  становится 
догматом. 
В этом оправдание т.н. диалектического материализма. В самом деле, если стать на точку 
зрения  чистой  диалектики,  то,  как  я  показал,  совершенно  нет  никакой  возможности  так 
абсолютизировать  понятие  материи;  оно  оказывается  равносильным  со  всяким  другим, 
ибо  все  диалектические  понятия,  раз  они  выведены  диалектически,  в  совершенно 
одинаковой мере необходимы, истинны, объективны и абсолютны. И с этой точки зрения 
«диалектический  материализм»  есть  вопиющая  нелепость
[69]
,  полное  попрание  всякой 
диалектики  и  типичнейшая  буржуазная  абстрактная  метафизика.  Но  освободите 
диалектический материализм от необходимости доказывать примат веры; признайте, что 
он утверждает свой объект (т.е. абстрактное понятие материи) как абсолют, и притом как 
абсолют, данный в особом откровении, не допускающем никакой критики или сомнения; 
признайте, что некто, Некий был автором этого откровения и веры и насадителем этого 
единственно  истинного  мифа;  дайте  диалектике  свободно  развивать  свои  категории 
(материи,  духа  и  т.д.  и  т.д.)  при  условии,  что  уже  есть  некая  непререкаемая  абсолютная 
материальная  действительность,  вездесущая,  вечная,  неизменяемая,  всемогущая, 
всеблагая  и  вседовольная:  диалектический  материализм  станет  стройной  теорией,  и 
притом чисто диалектической теорией (уже не абстрактной, не метафизической), подобно 
тому  как  диалектичен  и  абсолютно  последователен  и  непротиворечив  античный  и 
средневековый  платонизм,  как  непротиворечиво  всякое  догматическое  богословие, 
поскольку  не  ставится  вопрос  об  основании  его  последнего  объекта,  ухватываемого 
только верой, в мифе, как высшее откровение. 
6. Буржуазная мифология материализма  
Почему миф о всемогуществе знания или о примате материи не кажется мифом и обычно 
никем  и  не  трактуется  как  миф?  Миф,  сказали  мы,  есть  личностное  бытие.  А  как 
понимается личностное бытие в новоевропейскую эпоху индивидуализма и буржуазного 
субъективизма?  Исключительно – как  чисто  субъективное  бытие.  Личности  нет  в 
объективном – например,  в  природном – бытии.  Материализм  и  атеизм,  как  детище 
буржуазной  культуры,  понимает,  в  силу  этого,  природу  как  безличностный  механизм;  и 
потому он не в силах отнестись к природе личностно. Механизм просто и есть механизм, 
и – больше  ничего.  Разумеется,  если  механизм  понимать  как  механизм,  как  чистый 

механизм,  это  опять-таки  не  будет  мифологией,  как  не  есть  мифология  ни  Евклидова 
геометрия,  ни  чистая  диалектика  или  силлогистика.  Но  только  ли  о  чистом  механизме 
говорит  материалистическое  мировоззрение?  Только  ли  о  некоей  логической  категории, 
построяемой  исключительно  средствами  чистого  разума?  Конечно,  нет.  Оно 
гипостазирует, овеществляет, абсолютизирует механизм, обожествляет его, ставит его 
на  место  всего.  В  таком  случае  он  должен
[70]
,  если  только  хочет  быть  логически 
последовательным,  понимать  механистический  мир  личностно.  Ведь  «личность»  есть 
одна  из  самых  обыкновенных  категорий  человеческого  сознания,  подобно  категориям 
времени, пространства, причинности и пр.  В особенности диалектические материалисты 
должны  это  хорошо  знать.  Итак, «личность»  есть  необходимая  категория  среди  прочих. 
Вера же заставляет утверждать, что фактически есть только материя и материя управляет 
всем.  Куда  же  девать  категорию  личности?  Ясно,  таким  образом,  что  последовательный 
материалист,  а  в  особенности  диалектический  материалист  (как  не  боящийся  выводить 
любые  категории),  должен  понять  материю  личностно,  с  точки  зрения  категории 
личности. Я уже указал, что это вовсе не равносильно олицетворению или одушевлению 
материи. Папоротник в мифе и в магии отнюдь не становится чем-нибудь одушевленным, 
хотя только личностная его интерпретация и может превратить этот чисто ботанический 
экземпляр  в  достояние  мифического  сознания.  Но  и  помимо  одушевления  и 
персонификации  материя,  в условиях  личностной  ее  интерпретации, уже  перестает  быть 
невинной логической категорией. Она становится безглазым, черным, мертвым, тяжелым 
чудищем,  которое,  несмотря  на  свою  смерть,  все  же  управляет  всем  миром.  Материю 
нельзя одушевлять. Но вероучение заставляет утверждать, что ничего нет вообще, кроме 
материи. Если так, то ясно, что материя есть смерть. Этим я не хочу сказать, что материя 
как таковая, чистая материя есть смерть. Вовсе нет. Я уже много раз говорил, что материя 
как  таковая,  чистая  материя  есть  только  одна  из  самых  обыкновенных  абстракций 
человеческого ума. Она не смерть, но некое отвлеченное понятие. Однако же материалист 
ни  в  коем  случае  не  может  и  даже  не  имеет  права  говорить  о  материи  только  как  о 
таковой, т.е. только как об отвлеченном понятии. Он должен его абсолютизировать, т.е. 
представить  в  виде  единственно  возможного  абсолютного  бытия.  Но  как  только  мы 
допустим это, так тотчас же материя обращается во вселенское мертвое чудище, которое, 
будучи  смертью,  тем  не  менее  всем  управляет.  Позвольте,  да  почему  же  «мертвое», 
почему  «чудище», – спросит  материалист.  А  потому,  что  мне  некуда  деть  категорию 
личности  и  категорию  жизни.  Ведь  эти  же  две  категории  есть  совершенно  неизбежное, 
совершенно  естественное  и,  я  бы  сказал,  совершенно  банальное  достояние  и  всякого 
живого опыта, и всякой диалектической мысли. Куда же мне деть эти категории? Если бы 
вероучение  материализма  допускало  положить  в  основу  бытия  «жизнь»  и  «личность», 
тогда я не мог бы говорить ни о смерти, ни о чудище, но тогда и материализм перестал бы 
быть материализмом. Материализм же утверждает, что все в конечном счете управляется 
материей  и  сводится  на  материю.  В  таком  случае  все  управляется  мертвым  трупом  и 
сводится  на  него.  Тут,  таким  образом,  центральный  и  основной  объект 
материалистического  вероучения  и  чисто  логическая  необходимость  мыслить 
категорию «личности» и «жизни», ибо если я сказал «чудище» и «смерть», то этим я уже 
использовал категории «личности» и «жизни». Тут с полной убедительностью выясняется 
вся  необходимость  понимать  материализм  именно  как  особого  рода  мифологию  и  как 
некое  специальное  догматическое  богословие.  Тот  факт,  что  обычно  материализм 
понимается иначе, свидетельствует только о буржуазном индивидуализме и либеральном 
субъективизме,  который  окончательно  неспособен  понять  миф  как  объективную 
категорию и который одинаково свойственен как обычным критикам материализма, так и 
самому материализму. 
Мертвое и слепое вселенское чудище – вот вся личность, вот все живое и вот вся история 
живой  личности,  на  которую  только  и  способен  материализм.  В  этом  его  полная 
оригинальность и полная несводимость на прочие мировоззрения. Наука и научность не 

есть признак материализма. Идеалисты тоже разрабатывают и создают науку; и научность 
построений  прельщает  их  не  менее,  чем  материалистов.  «Реализм», «жизненность», 
«практика»  и  прочие  принципы  также  не  характерны  для  материализма.  Это – чисто 
религиозные категории; и всякий религиозный человек также хочет утверждаться только 
на подлинно-реальном бытии, только на жизненном опыте, и также запрещено ему быть 
простым  теоретиком  и  оставлять  в  небрежении  практику,  жизненное  осуществление  его 
идеалов.  Даже  и  призыв  к  земной  жизни  не  характерен  для  материализма,  так  как  все 
язычество  есть  также  не  что  иное,  как  славословие  земле,  плоти,  земным  радостям  и 
утешениям,  а  язычество  есть  мистика.  Единственное  и  исключительное  оригинальное 
творчество  новоевропейского  материализма  заключается  именно  в  мифе  о  вселенском 
мертвом Левиафане, – который – и в этом заключается материалистическое исповедание 
чуда – воплощается в реальные вещи мира, умирает в них, чтобы потом опять воскреснуть 
и вознестись на черное небо мертвого и тупого сна без сновидений и без всяких признаков 
жизни. Ведь это же подлинное чудо – появление вещей из материи. Возьмите несколько 
деревянных досок: ни на одной из них нет ровно никакого признака стола. Как же вдруг 
появляется стол или шкаф? Говорят, – из соединения досок и палок. Но ведь «шкафности» 
не было ни в одной доске и ни в одной палке. Как же она появилась из соединения досок 
или  палок?  У  вас  в  кармане  нет  ни  гроша,  и  у  меня  в  кармане  нет  ни  гроша:  как  же 
появится  вдруг  грош,  если  мы  соединим  наши  с  вами  карманы?  Ясно,  что  должно 
совершиться  чудо.  Материалисты  верят  в  чудесное,  сверхъестественное  воплощение – 
чуть-чуть только что не отца, а пока только какой-то глухой и слепой матери-материи – 
воплощение  в  некое  ясное  и  осмысленное  слово,  в  реальные  вещи,  причем 
материалистический  догмат  требует,  чтобы  была  «сила  и  материя»,  чтобы  было 
движение, а не просто мертвые вещи (некоторые даже и материалистическую диалектику 
определяют как науку об общих законах движения), подобно тому как и в христианской 
религии  воплотившееся  Слово  Божие  обещает  ниспослать  и  ниспосылает  «иного 
утешителя, Духа Истины, который от Отца исходит»
[71]
, чтобы он сообщил благодатные 
силы для жизни, проповеди, творчества и «движения». Так материалистическое учение о 
материи,  законах  природы  (действующих  в  вещах)  и  движении  есть  вырождение 
христианского  учения  о  троичности  Лиц  Божества  и  о  воплощении  Сына  Божия, – 
вырождение,  которое,  тем  не  менее,  в  такой  же  мере  мифологично  и  догматично,  как  и 
любая религиозная догма. 
Я  думаю,  едва  ли  также  стоит  тут  обнаруживать  буржуазную  природу  материализма. 
Материализм  основан  на  господстве  отвлеченных  функций  человеческого  рассудка, 
продукты которого проецируются вовне и в таком абстрактном виде абсолютизируются. В 
особенности  отвратителен,  и  сам  по  себе  и  как  обезьяна  христианства,  тот  популярный, 
очень  распространенный  в  бездарной  толпе  физиков,  химиков,  всяких  естественников  и 
медиков  «научный»  материализм,  на  котором  хотят  базировать  все  мировоззрение.  Это 
даже не буржуазная, а мелко-буржуазная идеология, философия мелких, серых, черствых, 
скупых,  бездарных  душонок,  всего  этого  тошнотворного  марева  мелких  и  холодных 
эгоистов,  относительно  которых  поневоле  признаешь  русскую  революцию  не  только 
справедливой, но еще и мало достаточной. Научный позитивизм и эмпиризм, как и все это 
глупое превознесение науки в качестве абсолютно свободного и ни от чего не зависящего 
знания,  есть  не  что  иное,  как  последнее  мещанское  растление  и  обалдение  духа,  как 
подлинная,  в  точном  социологическом  смысле,  мелко-буржуазная  идеология.  Это 
паршивый  мелкий  скряга  хочет  покорить  мир  своему  ничтожному  собственническому 
капризу.  Для  этого  он  и  мыслит  себе  мир  как  некую  бездушную,  механически 
движущуюся  скотину (иной  мир он  и  не  посмел бы  себе  присваивать);  и  для  этого  он и 
мыслит  себя  как  хорошего  банкира,  который  путем  одних  математических  вычислений 
овладевает  живыми  людьми  и  живым  трудом  (иное  представление  о  себе  самом  не 
позволило бы быть человеку материалистом). Впрочем, предоставлю слово лицу, которое 
тоже  очень  хорошо  пережило  это  мещанское,  мещански-научное  «все  кругом»:       

                    
Страшное, 
грубое, 
липкое, 
грязное,        
                    
Жестко-тупое, 
всегда 
безобразное,     
                    
Медленно-рвущее, 
мелко-нечестное,   
                    
Скользкое, 
стыдное, 
низкое, 
тесное,  
                    
Явно-довольное, 
тайно-блудливое.   
                    
Плоско-смешное 
и 
тошно-трусливое,    
                    
Вязко, 
болотно 
и 
тинно 
застойное,    
                    
Жизни 
и 
смерти 
равно 
недостойное,     
                    
Рабское, 
хамское, 
гнойное, 
черное,         
                    
Изредка 
серое, 
в 
сером 
упорное,  
                    
Вечно 
лежачее, 
дьявольски-косное,         
                    
Глупое, 
сохлое, 
сонное, 
злостное,      
                    
Трупно-холодное, 
жалко-ничтожное,   
                    
Непереносное, 
ложное, 
ложное.        
                   
                   
Но 
жалоб 
не 
надо; 
что 
радости 
в 
плаче?         
                                      Мы знаем, мы знаем: все будет иначе.  
(З.Гиппиус)
[72]
 
Это – лик 
всякого 
позитивизма, 
какими 
бы 
научными, 
логическими, 
феноменологическими и философскими доводами он ни пользовался. 

жүктеу/скачать 1,37 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: