лица повествователя передается «молва» («сказывают») о судьбе Сильвио). Герой повести и
персонажи освещаются с разных сторон. Они увидены глазами друг друга и посторонних им
лиц. Сочинитель видит в Сильвио загадочное романтическое и демоническое лицо. Он
описывает его, сгущая романтические краски. Точка зрения Пушкина выявляется через
пародийное использование романтической стилистики и путем дискредитации поступков
Сильвио.
Для понимания повести существенно, что повествователь, уже взрослый человек,
переносится в свою молодость и предстает сначала романтически настроенным молодым
офицером. В
зрелых летах, выйдя в отставку, поселившись в бедной деревеньке, он
несколько иначе смотрит на бесшабашную удаль, озорное молодечество и буйные дни
офицерской молодежи (графа он называет «повесой», тогда как по прежним
понятиям эта
характеристика была бы к нему неприложима). Однако, рассказывая, он по-прежнему
пользуется книжно-романтическим стилем. Значительно большие перемены произошли в
графе: в молодости он был беспечен, не дорожил жизнью, а в зрелом возрасте узнал
подлинные жизненные ценности – любовь, семейное счастье, ответственность за близкое ему
существо. Лишь Сильвио остался верным себе от начала до конца повествования. Он по
природе мститель, скрывающийся под маской романтической таинственной личности.
Содержание жизни Сильвио – месть особого рода. Убийство не входит в
его планы:
Сильвио мечтает «убить» в мнимом обидчике человеческое достоинство и честь,
насладиться страхом смерти на лице графа Б*** и с этой целью пользуется минутной
слабостью противника, заставляя его произвести повторный (незаконный) выстрел. Однако
его впечатление о
запятнанной совести графа ошибочно: хотя граф нарушил правила
поединка и чести, он морально оправдан, потому что, беспокоясь не за себя, а за дорогого
ему человека («Я считал секунды… я думал о ней…»), стремился ускорить выстрел. Граф
поднимается над обычными представлениями среды.
После того как Сильвио внушил себе, будто отомстил сполна, его жизнь лишается
смысла и ему не остается ничего, кроме поисков смерти. Попытки героизировать
романтическую личность, «романтического мстителя» оказались несостоятельными. Ради
выстрела, ради ничтожной цели унижения другого человека и мнимого самоутверждения
Сильвио губит и свою жизнь, напрасно издерживая ее в угоду мелочной страсти.
Если Белкин изображает Сильвио романтиком, то Пушкин решительно отказывает
мстителю в таком звании: Сильвио вовсе не романтик, а вполне прозаический мститель-
неудачник, который только притворяется романтиком, воспроизводя романтическое
поведение. С
этой точки зрения Сильвио – читатель романтической литературы, который
«буквально воплощает литературу в свою жизнь вплоть до горького финала»203.
Действительно, гибель Сильвио явно соотнесена с романтической и героизированной
гибелью в Греции Байрона, но только затем, чтобы дискредитировать мнимую героическую
смерть Сильвио (в этом проявился взгляд Пушкина).
Повесть заканчивается следующими словами: «Сказывают, что Сильвио, во время
возмущения Александра Ипсиланти, предводительствовал отрядом этеристов и был убит в
сражении под Скулянами». Однако повествователь признается, что он не имел никаких
известий о
гибели Сильвио. Кроме того, в повести «Кирджали» Пушкин писал, что в
сражении под Скулянами против турок выступили «700 человек арнаутов, албанцев, греков,
булгар и всякого сброду…». Сильвио, видимо, был зарезан, так как в этом сражении не было
произведено ни единого выстрела. Гибель Сильвио намеренно лишена Пушкиным
героического ореола, и романтический литературный герой осмыслен заурядным мстителем-
неудачником с низкой и злобной душой204.
203
Шмид В. Проза Пушкина в поэтическом прочтении: «Повести Белкина». СПб.,
1996. С. 184.
204
Архангельский А.Н. Беседы о русской литературе. М., 1999. С. 123.
Белкин-повествователь стремился героизировать Сильвио, Пушкин-автор настаивал на
чисто литературном, книжно-романическом характере персонажа. Иначе говоря, героика и
романтика относились не к характеру Сильвио, а к повествовательным усилиям Белкина.
Сильное романтическое начало и столь же сильное желание его преодолеть наложили
отпечаток на всю повесть: социальный статус Сильвио заменен демоническим престижем и
показной щедростью, а беззаботность и превосходство природного счастливчика графа
возвышаются над его социальным происхождением. Лишь впоследствии, в центральном
эпизоде, приоткрываются социальная ущемленность Сильвио и социальное превосходство
графа. Но ни Сильвио, ни граф в повествовании Белкина не снимают романтических масок и
не отказываются от романтических клише, так же, как отказ Сильвио от выстрела не
означает отказа от мщения, а представляется типичным романтическим жестом, означающим
свершившуюся месть («Не буду, – отвечал Сильвио, – я доволен: я видел твое смятение,
твою робость; я заставил тебя выстрелить по мне, с меня довольно. Будешь меня помнить.
Предаю тебя твоей совести»)205.
Достарыңызбен бөлісу: