«Я вас любил: любовь еще, быть может…» (1829)

Я вас любил безмолвно, безнадежно, 
То робостью, то ревностью томим, 
Я вас любил так искренно, так нежно… 
Но любовь вынуждена подчиниться самоотвержению. Поэт сознательно побеждает 
страсть, потому что покой любимой женщины ему дороже своего неразделенного чувства: 
«Я не хочу печалить вас ничем». Он желает любимой женщине полного счастья («Как дай 
вам Бог любимой быть другим…») и одновременно возводит свою любовь в такую высокую 
степень, которой не может достичь никакая другая любовь. 
Совершенный отказ от каких-либо личных прав, преклонение перед свободой чувства 
любимой женщины и вместе с тем сила любви поэта превращают элегию в одно из самых 
пленительных созданий пушкинского гения. Благородство чувств поэта, окрашенных 
светлой и тонкой грустью, выражено просто, непосредственно, тепло и, как всегда у 
Пушкина, чарующе музыкально. 
Каждое новое стихотворение Пушкина содержало огромное философское обобщение 
пережитого и перечувствованного им. Вследствие этого его любовные элегии с мотивом 
неразделенной страсти стали школой истинной гуманности. 
Элегия перестала быть стихотворением одного настроения, одной тональности. 
Сохраняя господствующую интонацию размышления, Пушкин выражает свое чувство во 
множестве оттенков и модуляций авторского «голоса», передающих сложные и часто 
противоречивые переживания, которые в конце концов примиряются в равновесии, в 
гармонии. Словарь элегии выражает эту внутреннюю примиренность чувства, снимая 
возникший разлад в душе лирического героя. В основе элегий лежит типичная ситуация и 
жесткая логическая схема: он любит (тезис), она нет (антитезис). Но выход из ситуации 
отчетливо своеобразен, индивидуален: не обличение кокетки, не мольбы, не просьбы, не 
угрозы, не мщение, а смирение, которое ведет к гармонии, но не между героем и героиней, а 
в душе героя (синтез). При этом раздумье героя обращено к себе: его собеседник, с которым 
он мысленно разговаривает, – не кто иной, как сам герой. 
Отсюда возникают простота, непринужденность и откровенность лирической речи с 
повторами, недомолвками, возвращениями, пропусками (эллипсами) и живыми, 
естественными интонациями. Такая речь скрывает логическую схему и дает простор 
эмоциональности. В ней не ощущается «искусства», «литературности», «сделанности» 
произведения. Пушкин может употреблять слова разных стилей, сталкивать их. Он, когда 
ему нужно, пользуется традиционными поэтическими разговорными формами. Принцип его 
поэтической речи состоит не в том, чтобы нарочито избегать метафор, сравнений, перифраз, 
эпитетов и писать без них, а в их уместности или неуместности. При этом эмоциональность 
слова рождается на объективной основе предметного, точного, словарного его значения. 
Творческие силы Пушкина в 1826–1830 гг. достигли полного расцвета. Его взгляды на 
жизнь приобрели емкую и подвижную, чуждую застойной косности систему, готовую 
вместить новые идеи. Поэт доверяет бытию, вечному потоку жизни. 
В эти годы у Пушкина складывается трагическое отношение к миру, в котором трагизм 
несет в себе и свое преодоление. Новое мироощущение мощно выразилось в одном из самых 
совершенных философских стихотворений «Брожу ли я вдоль улиц шумных…». 

жүктеу/скачать 2,98 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: