реального, функции и факта».
В связи с тем, что анчар порожден природой в «день гнева», возникает вопрос: Есть ли
зло в природе или только в человеческом обществе? Думается, Пушкин как раз писал о
мировом зле – природном и социальном. Противопоставляя природное и социальное зло, он
вскрывает различие между ними. Природное зло есть, но оно вдали от людей, в чахлой и
скупой пустыне. Анчар стоит один, он скрыт и удален от людей и от всего живого.
Природное зло можно избежать и от него можно уберечься: чувствуя опасность, «К нему и
птица не летит, И тигр нейдет». Если природное зло само не может распространиться, оно
замкнуто в себе, то социальное зло не знает границ. Оно беспредельно. В
стихотворении
активное, волевое злое начало исходит от социума: «князь»128 послал раба, с его помощью
похитил «смертную смолу», «ядом напитал Свои послушливые стрелы» и с ними разослал
«гибель соседам». Тем самым «князь» вносит природное зло в человеческий мир,
освобождая его из плена пустыни и превращая в зло социальное. Анчар у Пушкина – скорее
всего символ мирового зла, над которым властвует «князь тьмы», «владыка преисподней».
Границу царства смерти переступает человек, «раб», но не по своей воле, а по приказу
«владыки». Раб, приносящий себя в жертву, в
отличие от мифологических героев, не
совершает никакого подвига и не собирается уничтожать зло. Он лишен собственной воли и
представлен таким же послушным инструментом, такой же неодушевленной вещью в руках
владыки, как и «послушливые стрелы».
Особенность «Анчара» состоит в том, что это философско-лирическая притча, в
которой мысль Пушкина выражается в сюжете, в рассказе, а не от лица автора. В
стихотворении обобщена трагедия современного человека, в нем раскрыта суть связей между
людьми. Общество осуждено им потому, что в нем
правят антигуманные законы:
социальные отношения превращают одного человека во «владыку», действующего
сознательно во вред остальным людям, а другого – в послушного «раба». В обоих все
человеческое искажено.
Первая и вторая части стихотворения содержат повторяющиеся слова и выразительные
контрастные эпитеты, которые поддерживают основную антитезу и сосредоточивают на ней
внимание: «владыка» – «раб», «корни ядом напоила» – «яд каплет», «властный взгляд» –
«послушно», «бедный» – «непобедимый». Глаголы также выражают контрастные действия –
понуждение и принуждение («послал» – «потек»). На этом фоне власть «князя» получает
одинаковое выражение: «послал» – «разослал», «послушно» – «послушливые» (стрелы).
Столь же одинаков результат: «умер бедный раб» – «и с
ними гибель разослал». Пушкин
использует и композиционный прием единоначатия (анафоры), повторяя и усиливая
эмоциональное напряжение:
Принес он смертную смолу…
Принес – и ослабел, и лег…
Все это придает стихотворению исключительную художественную цельность.
указывает на то, что речь здесь идет – сообразно с законами мифа – о
самом первом посылании к анчару, о
прецеденте, от которого ведет свое начало обычная для человеческого общества практика, так сказать о
первородном грехе социума» (Долинин А.А. Из разысканий вокруг «Анчара». Источники, параллели,
истолкования». – В кн.: Пушкинская конференция в Стэнфорде. 1999. Материалы и исследования. Вып. 7. М.,
2001. С. 25).
128 В титуле «князь» слышится мифическое «князь тьмы», т. е. Дьявол, Сатана. Во всяком случае отсвет
«темного», антибожественного и античеловеческого начала так или иначе связан не только со звучанием слова
анчар («чахлой», «часовой», «ввечеру», «прозрачною», «черный», «прочь», «туча», «дремучий», «горючий»,
«чуждые»), но и с теми ассоциациями, которые оно порождает («чары», «чернота»), что уже отметил Д.Д.
Благой («Анчар» Пушкина. – В кн.: Академику Виктору Владимировичу Виноградову к его шестидесятилетию.
Сб. статей. М., 1956. С. 99—102).
Безысходности «Анчара» близка элегическая интонация стихотворения
«Цветок», в
котором Пушкин вслед за Жуковским с
помощью вопросов, играющих напевную роль,
размышляет о судьбе незнакомых людей. Мысль поэта движется от предметного,
вещественного образа «цветка» («Цветок засохший, безуханный, Забытый в книге вижу
я…») к духовно-идеальному и заканчивается свободной игрой воображения. Пытаясь
угадать «историю» «цветка» («Где цвел? когда? какой весною? И долго ль цвел? и сорван
кем, Чужой, знакомой ли рукою? И положен сюда зачем?»), поэт задумывается о судьбе его
бывших «хозяев».
И нынче где их уголок?
Или они уже увяли,
Как сей неведомый цветок?
Раздумья над этими «вечными»
вопросами бытия совпали с постепенным выходом
Пушкина из мрачного состояния в 1829 – первой половине 1830-х гг. В его стихотворениях
звучат бодрые, веселые, игривые ноты. Он пишет шутливые стихи «Подъезжая под
Ижоры…», «Приметы», «Зимнее утро».
Достарыңызбен бөлісу: