Жан-Поль Сартр Тошнота
жүктеу/скачать 1,33 Mb. Pdf көрінісі
|
| Жан-Поль Сартр «Тошнота»
100 лучших книг всех времен: www.100bestbooks.ru 74 ства. Еще не оправившись от изумления, я слышу, как он говорит: – Пусть мне скажут: я пишу для определенного социального круга, я пишу для своих друзей. Это я могу понять. Может быть, вы пишете для потомства… Но так или иначе, мсье, вопреки самому себе вы пишете для кого-то. – Он ждет ответа. И так как ответа нет, слабо улыбается. – Быть может, вы мизантроп? Я знаю, что кроется за этой лицемерной попыткой примирения. В общем-то, он требу- ет от меня самой малости – всего только согласиться навесить на себя ярлык. Но это ловуш- ка: если я соглашусь, Самоучка восторжествует; меня тут же переиначат, обработают, обой- дут, ибо гуманизм подхватывает и переплавляет в единый сплав все возможные точки зрения. Спорить с гуманизмом впрямую – значит играть ему на руку; он живет за счет своих противников. Есть племя упрямых, ограниченных людей, настоящих разбойников, которые всякий раз ему проигрывают – любую их крайность, самое злобное неистовство гуманизм переварит, превратив в белую, пенистую лимфу. Он переварил уже антиинтеллектуализм, манихейство, мистицизм, пессимизм, анархизм, эготизм: все они превратились в различные этапы развития мысли, в ее незавершенные формы, все оправдание которых только в нем, в гуманизме. В этой теплой компании найдется место и для мизантропов; мизантропия – это не что иное, как диссонанс, необходимый для общей гармонии. Мизантроп – это человек, и, стало быть, гуманист в какой-то мере должен быть мизантропом. Но это мизантроп по науке, он умеет дозировать свою ненависть, он для того сначала и ненавидит человека, что- бы потом легче было его возлюбить. Но я не хочу, чтобы меня превращали в эту составную, не хочу, чтобы на моей пре- красной алой крови жирело это лимфатическое чудовище: я не совершу глупости и не стану рекомендоваться «антигуманистом». Я просто НЕ гуманист, только и всего. – На мой взгляд, – говорю я Самоучке, – людей так же невозможно ненавидеть, как не- возможно их любить. Самоучка смотрит на меня отдаленным, покровительственным взглядом. И шепчет, словно не отдавая себе в этом отчета: – Их надо любить, их надо любить… – Кого надо любить? Тех людей, что сидят здесь? – И этих тоже. Всех. Он оборачивается к сияющей молодостью парочке – вот кого надо любить. Потом со- зерцает седовласого господина. Потом переводит взгляд на меня, на его лице я читаю немой вопрос. Я отрицательно мотаю головой: «Нет». Он смотрит на меня с сожалением. – Да и вы сами, – раздраженно говорю я, – вы сами тоже их не любите. – В самом деле, мсье? Может быть, вы разрешите мне с вами не согласиться? Он опять стал почтителен до кончиков ногтей. Но взгляд его полон иронии, как будто его насмешили – дальше некуда. Он меня ненавидит. Зря я расчувствовался в отношении этого маньяка. – Стало быть, вы любите вот этих двух молодых людей которые сидят за вашей спи- ной? – в свой черед спрашиваю я. Он снова смотрит на них, раздумывает. – Вы хотите, – с недоверием начинает он, – заставить меня сказать, что я их люблю, хотя совсем не знаю. Да, мсье, признаюсь, я их не знаю… Если только сама любовь и не есть истинное знание, – добавляет он, самодовольно смеясь. – Что же вы тогда любите? – Я вижу, что они молоды, и люблю в них молодость. В числе всего прочего. – Он за- молкает и прислушивается. – Вы слышите, о чем они говорят? Слышу ли я! Молодой человек, ободренный благосклонностью окружающих, в пол- ный голос рассказывает о футбольном матче, который его команда в прошлом году выигра- ло у клуба из Гавра. – Он рассказывает ей какую-то историю, – говорю я Самоучке. – Вот как! Мне не удается разобрать слова. Но я слышу голоса – нежный голос, гром- |