Жестокий принц

выдавая своих чувств. — Признаюсь, даже я не подозревал, на что ты
способна.
Стараюсь не подавать вида, что его спокойствие выводит меня из себя.
Судя по всему, добиться послушания одним ножом не получится. Хочется
причинить ему боль, просто чтобы убедиться, что и его можно напугать.
Кардан только что потерял семью, но я не должна об этом думать.
Не могу отделаться от мысли, что он злоупотребит каждой ноткой
жалости в моем голосе, любым проявлением слабости.
— Пора идти, — грубовато бросаю я. — Ступай к первой двери и
открой ее. Когда войдем, направляемся в уборную. Там есть ход.
— Ладно, ладно, — раздраженно ворчит он, пытаясь пальцем отвести
нож от горла.
Но я держу нож крепко, и лезвие разрезает кожу. Принц ругается и
сует окровавленный палец в рот.
— Ну, зачем это?
— Для забавы, — отвечаю я и нарочито медленно убираю нож от его
шеи. Невольно усмехаюсь, но в остальном мое лицо подобно маске,
холодной и жестокой, какую мне случалось видеть в ночных кошмарах. И
только теперь осознаю, кому подражаю, чье лицо пугало меня и вызывало
желание быть похожей.
Его.
Сердце колотится с такой силой, что я чувствую тошноту.
— Скажи хотя бы, куда мы идем? — спрашивает Кардан, когда я
свободной рукой подталкиваю его вперед.
— Нет. Шевелись, — угрожающе рычу я.
Он подчиняется и неуверенно, пошатываясь, идет по коридору, потом
сворачивает к кабинету, на который я указываю. Оказавшись возле
потайного туннеля, он забирается внутрь, напоследок обернувшись и
бросив на меня загадочный взгляд. Возможно, он даже пьянее, чем я
думаю.
Ну да неважно. Скоро протрезвеет.
Оказавшись в логове Двора теней, я первым делом привязываю принца
к стулу, для чего отрываю полоски ткани от юбки собственного грязного
платья. Потом снимаю с себя и с него маски. Он не сопротивляется, только
странно на меня смотрит. Мы одни, и я понятия не имею, когда кто-нибудь
появится, если появится вообще.
Впрочем, это не имеет значения. Могу обойтись и без них.
До сих пор же обходилась. Когда Кардан меня нашел, я поняла, что
контроль над ним — единственный способ контролировать судьбу моего

мира.
Я думаю обо всех клятвах, принесенных Дайну, в том числе и о той,
которую никогда не произносила вслух: «Вместо того чтобы бояться, я
стану тем, кого боятся». Если Дайн не собирался дать мне власть, то я сама
ее возьму.
При Дворе теней я провела совсем немного времени и не знаю его
секретов. Прохожу по комнатам, отворяю тяжелые деревянные двери,
открываю шкафы, провожу инвентаризацию запасов. Обнаруживаю
кладовую, полную ядов, а также сыров и колбас; комнату для фехтования с
опилками на полу, оружием на стенах и новым деревянным манекеном в
центре помещения. На физиономии грубо намалеван зловещий оскал.
Захожу в заднюю комнату — там на койках четыре тюфяка, возле
разбросана одежда и несколько кружек. Ни к чему не прикасаюсь, пока не
попадаю в комнату с картами и большим письменным столом. Это стол
Дайна, он завален свитками, перьями, ручками и воском для печатей.
В какой-то момент чувствую, что ошеломлена всем случившемся.
Принц Дайн ушел, ушел навсегда. И с ним ушли его отец и сестры.
Я возвращаюсь в большую комнату и тащу Кардана вместе со стулом в
кабинет Дайна, пропихиваю его в открытую дверь, чтобы он оставался в
поле зрения. Снимаю со стены в фехтовальной комнате ручной арбалет и
несколько стрел. Взвожу оружие, заряжаю, кладу на стол, усаживаюсь в
кресло Дайна и подпираю голову ладонями.
— Теперь, когда я, к твоему удовольствию, связан, ты скажешь, где
именно мы находимся?
Мне хочется лупить Кардана по самодовольной роже, пока с нее не
сойдет эта ухмылка. Но если это сделать, он будет просто бояться меня.
— Это место, где собираются шпионы принца Дайна, — сообщаю я,
стараясь стряхнуть страх. Мне надо сосредоточиться. Кардан ничтожество,
инструмент, пешка.
Он смотрит недоверчиво и обеспокоенно.
— Откуда ты знаешь? Зачем привела меня сюда?
— Пытаюсь сообразить, что делать дальше, — честно отвечаю я, хотя
это мне неприятно.
— А если один из шпионов вернется? — спрашивает он, выходя из
ступора и, кажется, начиная волноваться. — Они найдут тебя в своем
логове и...
Заметив ухмылку на моем лице, он прерывает фразу и замолкает.
Наблюдаю, как до него доходит, что я — одна из них. Что здесь я у себя.
Кардан, онемев, откидывается на спинку стула.

Наконец-то, наконец-то я заставила его содрогнуться.
Я занята тем, чего никогда не смела делать. Разбираюсь с бумагами на
столе принца Дайна. Здесь горы корреспонденции. Списки. Записки — не
от Дайна и не к нему, вероятно, краденые. Еще больше того, что написано
его рукой: заметки, загадки, проекты законов. Официальные приглашения.
Неофициальные, но безобидные письма, в том числе несколько от Мадока.
Сама не знаю, что ищу. Просто как можно быстрее просматриваю все в
поисках чего-то — чего угодно, — что подскажет, почему его предали.
Всю свою жизнь, с малых лет, я думала о Верховном Короле и принце
Дайне как о наших безусловных правителях. Я искренне считала, что
Мадок полностью верен им, и сама верила им. Я знала, что Мадок жаждет
крови. Догадывалась, что он хочет завоеваний, войн, сражений. Но я
полагала, что он рассматривает войны как часть своих генеральских
обязанностей, в то время как часть обязанностей Верховного Короля —
держать в узде своего военачальника. Мадок говорил о чести,
обязательствах, долге. Он воспитывал меня и Тарин на этих идеалах, и
казалось логичным, что он готов мириться с недостатками, которые не
противоречат данным понятиям.
Я никогда не думала, что Балекин может нравиться Мадоку.
Вспоминаю мертвого гонца, которого я застрелила, и содержание
записки: убей предъявителя этого послания. Вот и пример отвлекающего
маневра; все было нацелено на то, чтобы шпионы Дайна гонялись за
собственным хвостом, пока Балекин и Мадок планировали нанести удар
там, где никто не ждет — на глазах у всех.
— Ты знал? — спрашиваю я Кардана. — Ты знал, что собирается
сделать Балекин? Поэтому тебя не было с семьей?
Он громко хохочет.
— Если ты так считаешь, то почему я не бросился прямо в любящие
объятия Балекина?
— Все равно, скажи мне, — требую я.
— Я не знал. А ты? Ведь Мадок твой отец.
Я беру длинный брусок воска со стола Дайна — один конец оплавлен
и почернел.
— Какое значение имеют мои слова? Я могу солгать.
— Все равно скажи, — говорит он и зевает.
Как же мне хочется отвесить ему оплеуху.
— Я тоже не знала, — признаюсь я, не глядя на него. Вместо этого
рассматриваю стопку документов, восковые оттиски, глубокие отпечатки на
реверсе. — А должна была бы.

Перевожу взгляд на Кардана. Подхожу к нему, наклоняюсь и начинаю
стаскивать королевское кольцо с пальца. Он пытается вырвать руку, но
путы не позволяют оказать сопротивление. Сдергиваю кольцо.
Мне противно находиться рядом с ним, а когда я касаюсь его кожи,
меня охватывает чувство какой-то беспричинной паники.
— Я просто заимствую твое дурацкое кольцо, — говорю я. Печатка на
кольце точно совпадает с оттиском на письме. Кольца всех принцев и
принцесс должны быть идентичны. Это значит, что печать одного выглядит
так же, как печать другого. Достаю чистый лист бумаги и начинаю писать.
— Наверное, у тебя здесь не найдется выпивки? — спрашивает
Кардан. — Не думаю, что дальнейшие события доставят мне массу
удобств, поэтому хотел бы оставаться пьяным, чтобы вынести их.
— Ты действительно думаешь, что мне есть дело до твоих неудобств?
— с вызовом спрашиваю я.
Услышав шаги, встаю из-за стола. Из общей комнаты доносится звук
бьющегося стекла. Опускаю кольцо Кардана в корсет, где он тяжело
ложится на кожу, и направляюсь к двери. Таракан смахнул с книжной полки
ряд кувшинов и крошит деревянную мебель. Каменный пол покрыт
осколками стекла и разлитыми настойками. Мандрагора. Живокость.
Раковые шейки. Призрак хватает Таракана за руку, оттаскивает, не дает
продолжить разгром, хотя у него по ноге течет кровь и двигаться ему
трудно. Призрак побывал в бою.
— Эй, — окликаю я.
Оба удивленно смотрят на меня. Еще больше удивляются, заметив
сквозь дверной проем, ведущий в комнату с картами, принца Кардана,
привязанного к стулу.
— Разве ты не должна быть с отцом и праздновать? — выплевывает
Призрак. Я на шаг отступаю. Раньше он всегда служил образцом
совершенного, даже противоестественного спокойствия. Теперь они не
кажутся спокойными. — Бомба еще там, и эти двое едва не погибли, чтобы
выручить меня из темницы Балекина, а ты сидишь тут и радуешься?
— Нет! — твердо отвечаю я. — Подумай вот о чем. Если бы я знала,
что произойдет, если бы я была на стороне Мадока, то появилась бы здесь
только в сопровождении рыцарей. Вас застрелили бы прямо в дверях. Вряд
ли я пришла бы одна, волоча пленника, которому бы очень обрадовался
мой отец.
— Успокойтесь оба. Мы все на взводе, — говорит Таракан,
осматриваясь и оценивая причиненный им ущерб. Качает головой, потом
его внимание привлекает Кардан. Он подходит к принцу, рассматривает его

лицо. Черные губы расползаются, обнажая в довольной гримасе зубы. Он
поворачивается ко мне. — Хорошо, что хоть кто-то из нас сохранил
холодную голову.
— Привет, — произносит Кардан, поднимая брови и посматривая на
Таракана так, словно они сидят за чашкой чая.
После прогулки под столами, после того, как я схватила его и связала,
одежды принца не в лучшем состоянии, а его печально известный хвост
выбился из-под белого батиста рубашки. Он тонкий, почти безволосый, с
пучком черного меха на кончике. Пока я смотрю, хвост свивается
дрожащими кольцами, трепыхается, как змея, и выдает главное: несмотря
на надменный вид, Кардан ни в чем не уверен и испуган.
Теперь понятно, почему он прячет эту штуку.
— Надо его убить, — говорит Призрак, остановившись в дверном
проеме; его светло-каштановые волосы беспорядочно падают на лоб. — Он
единственный член королевской семьи, который может короновать
Балекина. Без Кардана трон будет навеки утерян, и мы отомстим за Дайна.
Кардан делает быстрый вдох, потом медленно выпускает воздух.
— Я бы предпочел жить.
— Мы больше не работаем на Дайна, — напоминает Таракан, и
крылья его носа, похожего на длинный зеленый нож, вспыхивают. — Дайн
мертв, и ему дела нет до тронов и корон. Мы продадим принца Балекину за
то, что сумеем выторговать, и уйдем. Затеряемся среди малых Дворов или в
массе свободного народа. Там весело, и у нас будет золото. Можешь пойти
с нами, Джуд. Если хочешь.
Соблазнительное предложение. Гори оно все огнем. Начать заново там,
где меня никто не знает, кроме Призрака и Таракана.
— Я не хочу денег Балекина, — сплевывает на пол Призрак. — А
больше этот принц-мальчишка ни на что не годен. Слишком юн, слишком
слаб.
Если не из мести за Дайна, давайте убьем его во имя Волшебной
страны.
— Слишком молод, слишком слаб, слишком спесив, — вставляю я.
— Погодите, — говорит Кардан. Я много раз воображала его
испуганным, 
но 
действительность 
превзошла 
мои 
ожидания. 
С
удовольствием наблюдаю, как учащается его дыхание, как он извивается в
путах, которые я завязала надежными узлами. — Погодите! Я расскажу
вам, что знаю про Балекина, про кого угодно. Если хотите золота,
богатства, я могу достать их для вас. Я знаю путь в сокровищницу
Балекина. У меня десять ключей от десяти дверей во дворце. Я могу быть

полезен.
О таком Кардане я могла только мечтать. Умоляющем. Униженном.
Беспомощном.
— Что ты знал о планах твоего брата? — спрашивает Призрак,
отрываясь от стены, и хромает к принцу.
Кардан трясет головой.
— Только то, что Балекин презирал Дайна. Я тоже его презирал. Он
был достоин презрения. Я не знал, что Балекин сумел убедить в этом и
Мадока.
— Что ты имеешь в виду под словами «достоин презрения»? —
возмущенно спрашиваю я, хотя рана на моей руке еще не зажила. Смерть
Дайна смыла обиду на него.
Кардан загадочно смотрит на меня.
— Дайн отравил своего собственного ребенка, когда тот еще был в
утробе матери. Он работал на нашего отца, потому что король доверял
только ему. Спроси у них — наверняка шпионы Дайна знают, как он
заставил Элдреда поверить, что Эловин плетет против него заговор, как он
убедил короля, что Балекин — глупец. Дайн организовал мое изгнание из
дворца, вынудил просить приюта у старшего брата либо остаться
бездомным, без пристанища при Дворе. Он отравлял вино Элдреда —
поэтому Король был таким усталым и больным — и убедил его отречься.
Не помогло даже заклятие короны.
— Этого не может быть. — Я думаю о Лириопе, о письме, о том, как
Балекин хотел узнать, кто добыл яд. Но Элдреда нельзя было отравить
румяным грибом.
— Спроси своих друзей, — настаивает Кардан, кивая на Таракана и
Призрака. — Один из них применил яд, убивший ребенка и его мать.
Я качаю головой, но Призрак отводит взгляд.
— Почему Дайн сделал это?
— Потому что зачал ребенка с супругой Элдреда и боялся, что Элдред
узнает и назначит наследником другого из нас. — Похоже, Кардан доволен,
что ему удалось удивить меня — удивить нас, как я понимаю по лицам
Таракана и Призрака. Мне не нравится, как они теперь на него смотрят,
хотя, в конце концов, он может чего-то стоить. — Даже Королю Волшебной
страны не понравится, если сын займет его место на ложе возлюбленной.
Меня вроде бы не должно шокировать, что при Дворе Волшебной
страны царят разврат и мерзость. Я знаю об этом, как и о том, что Мадок
может творить отвратительные вещи с людьми, о которых должен
заботиться. Насколько мне известно, и Дайн никогда не был добреньким.

Он заставил меня насквозь пронзить собственную руку. Он ценил меня за
полезные качества, только и всего.
Народ Волшебной страны, может быть, и красив, но его красота
наводит на мысль о шкуре убитого золотистого оленя, под которой кишат
трупные черви и которая вот-вот прорвется от гноя.
Меня тошнит от запаха крови. Она у меня повсюду — на платье, под
ногтями, в ноздрях. Чем же я лучше фейри?
«Продать принца Балекину». Обдумываю эту мысль. Балекин будет у
меня в долгу. Я буду принята при дворе, о чем некогда мечтала. Он даст
мне все, что попрошу, любую из вещей, обещанных Данном, и даже
больше: землю, рыцарство, любовную метку на челе, и каждый, кто
посмотрит на меня, будет изнывать от желания; и меч, каждый удар
которого налагает чары.
И все же ничего из этого больше не кажется желанным. Ни одна из
этих вещей не заключает в себе подлинной власти. Подлинную власть
нельзя подарить. Подлинную власть нельзя отобрать.
Я думаю о том, каким Верховным Королем будет Балекин, потому что
Круг граклов поглотит все остальные круги влияния. Думаю о его
голодных слугах, о том, как он подстрекал Кардана убить одного из них для
тренировки, как, проповедуя любовь к семье, приказал избить Кардана.
Нет, не могу представить себя служанкой Балекина.
— Принц Кардан — мой пленник, — напоминаю я, прохаживаясь
взад-вперед. Я во многом не разбираюсь, да и хорошим шпионом была
очень недолгое время. Но я не хочу сдавать позиций. — Мне предстоит
решать его участь.
Таракан и Призрак обмениваются взглядами.
— Конечно, если мы не хотим устроить драку, — говорю я, потому что
они мне не друзья и нужно помнить об этом. — Но у меня есть доступ к
Мадоку. У меня есть доступ к Балекину. У меня наилучшие шансы уладить
это дело.
— Джуд, — предостерегающе произносит Кардан со своего стула, но я
не нуждаюсь в предостережениях, особенно от него.
Наступает напряженный момент, но потом Таракан криво ухмыляется.
— Нет, девочка, мы не будем драться. Если у тебя есть план — я рад. Я
не мастак по части планов, если только речь не идет о том, как стащить
камень из красивой оправы. Ты стащила мальчишку — принца. Это твоя
игра, если считаешь, что сумеешь выиграть.
Призрак хмурится, но не возражает.
Я должна собрать части головоломки в целое. Вот чего я не могу

понять: почему Мадок поддерживает Балекина? Балекин жесток и
непостоянен, эти два качества нежелательны для монарха. Даже если
Мадок верит, что Балекин разрешит ему воевать, то этого можно было
добиться другими способами.
Я думаю о письме, найденном на столе Балекина и адресованном
матери Никасии: «Я знаю, где найти румяный гриб, о котором вы
спрашиваете». Зачем, спустя столько времени, Балекину потребовались
доказательства, что Дайн организовал убийство Лириопы? И если он их
нашел, то почему не предоставил Элдреду? Или предоставил, но Элдред
ему не поверил. Или... Если только доказательства не уличали кого-то
другого.
— Когда отравили Лириопу? — спрашиваю я.
— Семь лет назад, в месяц бурь, — отвечает Призрак, кривя губы. —
Дайн сказал мне, что его посетило предвидение насчет этого ребенка. Это
важно или тебе просто любопытно?
— Что за предвидение?
Он трясет головой, словно не желая вспоминать, но отвечает.
— Если бы мальчик родился, принц Дайн никогда бы не стал королем.
Надо же быть таким дураком, чтобы разрабатывать стратегию,
основываясь на загадках.
— Значит, это правда, — спокойно говорит Таракан. — Ты ее убил. —
Призрак мрачнеет еще сильнее. Мне раньше и в голову не приходило, что
они могут не знать о заданиях друг друга.
Заметно, что оба чувствуют себя неловко. Интересно, Таракан пошел
бы на такое? И как мне теперь относиться к Призраку? Смотрю на него и
не знаю, кто передо мной.
— Сейчас я иду домой. Сделаю вид, что потерялась на пирушке.
Постараюсь выяснить, какую ценность для них представляет Кардан.
Вернусь завтра и изложу подробности вам обоим и Бомбе, если она здесь.
Дайте мне один день разобраться, что я могу сделать, и поклянитесь не
принимать решений до моего возвращения.
— Если у Бомбы больше ума, чем у нас, она затаилась и выжидает
удобного момента. — Таракан показывает на шкаф. Призрак молча
подходит и достает из него бутылку, которую ставит на обшарпанный
деревянный стол. — Откуда нам знать, что ты нас не предашь? Даже если
сейчас ты считаешь, что на нашей стороне, то, побывав в доме Мадока,
можешь изменить решение.
Я задумчиво смотрю на Таракана и Призрака.
— Оставляю Кардана под вашим присмотром, значит, доверяю вам.

Обещаю, что не предам, а вы пообещайте, что принц будет здесь, когда я
вернусь.
Кардан заметно повеселел, поняв: что бы ни случилось дальше, оно
откладывается. А может, он почувствовал облегчение при виде бутылки.
— Ты можешь стать творцом королей, — замечает Призрак. — Это
соблазнительно. Балекин останется в еще большем долгу перед твоим
отцом.
— Он мне не отец, — резко бросаю я. — И даже если я решу
объединиться с Мадоком, какое вам дело — он заплатит.
— Полагаю, никакого, — неохотно отвечает Призрак. — Однако если
ты вернешься с Мадоком или кем-нибудь еще, мы убьем Кардана. А потом
убьем тебя. Поняла?
Я киваю. Если бы не заклятие принца Дайна, они могли бы меня
принудить. Конечно, я не знаю и знать не хочу, действует ли заклятие
принца Дайна после его смерти.
— И если ты не уложишься в один день, который просишь, и не
вернешься, мы тоже его убьем, 
чтобы застраховаться от ущерба, — продолжает Призрак. — Пленники
— как спелые плоды чернослива: чем дольше их хранишь, тем меньше они
стоят. И, в конце концов, портятся. Один день и одна ночь. Не опоздай.
Кардан вздрагивает и старается поймать мой взгляд, но я будто не
замечаю его.
— Согласна, — отвечаю я, потому что не дура. Никто из нас сейчас не
доверяет друг другу. — Тогда клянитесь, что Кардан будет здесь целый и
невредимый, когда я завтра вернусь сюда одна.
Они тоже не дураки, поэтому клянутся.

жүктеу/скачать 1,34 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: