появилась новая цель. Мы фонтанировали мириадами идей. Мы хотели,
чтобы магазин стал тем местом, где могла бы встречаться студенческая
молодежь, – так оно и получилось. Обстановка в магазине была
простенькая, но у нас имелись все классные пластинки по дисконтным
ценам, и мы обещали покупателям разыскать для них и раритеты – по той
же цене.
Интуиция всегда помогала мне в жизни. Так было и в тот день, когда
Саймон Дрейпер, мой кузен из Южной Африки, появился в офисе Virgin.
Учась в университете, он одновременно работал в газете South African
Sunday Times, так что журналистика оказалась нашим общим увлечением.
Но еще в больший восторг я пришел, узнав, что он помешан на музыке и
часами способен говорить о таких группах, как The Doors.
– Ты должен работать с нами, – сказал я.
Он начал с должности закупщика грампластинок для магазина Virgin и
поступавших по почте заказов, в конце концов став главой отдела Virgin
Music по работе с артистами. Он умудрялся заключать контракты с самыми
яркими звездами. В тот первый день я сказал ему, что у нас есть одно
правило.
– И что же оно собой представляет? – спросил Саймон.
– Это правило Энди Уильямса, – сказал я с непроницаемой
физиономией. – Ни при каких обстоятельствах у нас не должно быть
дисков Энди Уильямса
[14]
.
– Уж с этим я как-нибудь справлюсь, – ответил он, расплывшись в
улыбке.
Следующим нашим шагом было открытие студии звукозаписи. Я
хотел, чтобы она стала тем местом, где люди могли бы встретиться и
поразвлечься. В начале семидесятых студии звукозаписи в основном
располагались в Лондоне, и там царил такой же порядок, как в любом
деловом офисе, – обычная рутина с девяти до пяти. Музыкантам такая
обстановка явно противопоказана. Им вовсе не улыбалось играть с девяти
часов утра. Кроме того, каждая рок-группа тащила с собой свою
собственную аппаратуру и инструменты. Нашим козырем должно было
стать то, что мы предоставляли бы музыкантам абсолютно все – от ударных
установок до усилителей. Я решил поискать большой дом за городом, где
мы все могли бы жить большой и счастливой семьей.
Я пришел в восторг, увидев объявление о продаже замка всего за две
тысячи фунтов. Это было практически даром. Я влюбился в идею покупки
замка. В мечтах мне виделось, как группы вроде The Beatles и The Rolling
Stones приезжают туда, чтобы записать новые альбомы. Полный надежд и
грандиозных планов, я поехал в Уэльс, чтобы увидеть все своими глазами.
Увы, замок моих снов торчал прямо посреди новых жилых кварталов. У
него не имелось даже своего отдельного участка земли, и было ясно, что
рок-музыканты не станут здесь записываться и просто отдыхать. Мечта
испарилась. Но я не хотел возвращаться с пустыми руками. На обратном
пути в Лондон пролистал какой-то глянцевый журнал и увидел в нем
объявление о продаже старой усадьбы неподалеку от Оксфорда. Не замок,
конечно, но, может быть, подойдет и она?
Я ехал по узким дорогам в стороне от перегруженных трасс. Дорога
шла вдоль аллеи с деревьями. В конце ее стоял дом. Увидев старую усадьбу,
я с первого взгляда в нее влюбился. Утопая в лучах предзакатного солнца,
дом стоял в глубине парка. Куча комнат. The Rolling Stones и The Beatles
имели бы по собственному флигелю! Все было великолепно. Вне себя от
возбуждения я позвонил риелтору.
– Тридцать пять тысяч фунтов стерлингов, – сказал он.
– А можно ли сбросить немного? – спросил я.
– Чтобы продать быстрее, мы можем согласиться на тридцать тысяч
фунтов. Это почти даром.
Почти даром. Почему бы и нет – если у тебя есть такие деньги. Но я-то
рассчитывал максимум на пять тысяч. Требуемая сумма настолько
превосходила мои возможности, что не имело никакого смысла даже
пробовать раздобыть деньги. Но я был обязан попытаться осуществить
свою мечту.
Впервые в жизни я надел деловой костюм с галстуком и начистил до
блеска свои старые школьные туфли. Я хотел произвести должное
впечатление на менеджеров банка и убедить их в том, что мне можно
ссудить деньги. Позже они рассказывали мне, что как только увидели
костюм и начищенные туфли, то сразу поняли: у меня серьезные
финансовые проблемы. Я продемонстрировал им бухгалтерские книги
нашего магазина и рассылочного бизнеса – и был поражен, когда они
предложили мне ссуду на двадцать тысяч фунтов. В 1971 году это были
огромные деньги. Никто и никогда прежде не одалживал мне такой суммы.
Это наполнило меня гордостью. Я почувствовал, что проделал большой
путь всего-то за пять лет – с тех пор, как висел на школьном телефоне-
автомате, пытаясь найти рекламодателей для своего журнала. Но в любом
случае двадцати тысяч было мало.
Оставалась надежда на то, что помогут родные. Они всегда меня
поддерживали. Я понимал и тогда, и сейчас, насколько это важно –
особенно в самом начале пути. В свое время родители открыли небольшие
траст-фонды для меня и моих сестер. К своему тридцатилетию каждый из
нас получил бы две с половиной тысячи фунтов. Я спросил родителей,
можно ли мне снять свои деньги сейчас. Они тут же согласились, но отец
поинтересовался:
– Тебе все равно не хватает семи с половиной тысяч. Где ты их
возьмешь?
– Не знаю, – признался я.
– Сходи на ланч к тете Джойс, – сказал отец. – Я сообщу ей о твоем
визите.
Тетя Джойс была той самой моей тетей, которая поспорила со мной на
десять шиллингов, что я не научусь плавать. Отец, как и обещал, позвонил
ей заранее и рассказал о моей мечте купить приглянувшуюся усадьбу. Она
согласилась одолжить мне деньги, с тем чтобы я вернул их с процентами,
но только тогда, когда смогу себе это позволить. Я начал бормотать слова
благодарности, но тетя Джойс жестом остановила меня:
– Слушай, Рики, я не дала бы тебе этих денег, если бы не хотела. Для
чего вообще существуют деньги? Для того, чтобы что-то делалось. И
потом, – добавила она с улыбкой, – я знаю, что ты упорен в достижении
цели. В конце концов, ты выиграл те десять шиллингов в открытом и
честном споре.
Ее слова продолжали звучать в моих ушах, когда я поехал забирать
огромный ключ от своей усадьбы. Деньги существуют для того, чтобы
Достарыңызбен бөлісу: |