Глава 2
ЭЭГ
Я не допускала мысли, что он умер. Так устроены матери. Стоит тебе хотя бы на миг
представить себе, что твой ребенок умер, считай, ты его уже похоронила. Но похоронить свое
дитя – это невозможно. Луи не умер. Не мог умереть.
Я была в состоянии шока. Не уверена, что верно воспроизвожу медицинский термин,
хотя мне кажется, я слышала, как кто-то из врачей его произнес. Оставшуюся часть той страш-
ной субботы я прожила как будто в ватном коконе, с ног до головы окутавшем меня толстым
защитным слоем, гасившем посторонние звуки и другие раздражители. Я чувствовала себя как
под наркозом – то ли из-за того, что меня накачали успокоительными, то ли из-за того, что
меня оглушили шумовыми и другими гранатами.
Под шумовыми гранатами я подразумеваю объяснения медиков, которые втолковывали
мне, что мой сын находится под действием обезболивающих и других препаратов, призванных
снизить риск возникновения инфекции и внутренних повреждений. Выживет он или нет –
пока под вопросом. Сказать, придет он в сознание или нет, они тоже не могут: надо дождаться,
когда перестанут действовать лекарства. Нам очень жаль, мадам.
Слезоточивыми гранатами меня забросала примчавшаяся в больницу мать. Она налетела
на меня как фурия, обвиняя в бесчувственности, безответственности и наплевательском отно-
шении к собственному сыну. Она так вопила, что медикам пришлось оттаскивать ее от меня
– мою родную мать. Они ее увещевали, повторяя, что каждый переживает стресс по-своему,
и вы, мадам, должны уважать реакцию вашей дочери, как мы уважаем вашу, и нет, мы вовсе
не безмозглые мудаки.
Затем настал черед словесных гранат. На меня обрушились полчища незнакомых слов и
сокращений, неудобоваримых определений и прилагательных – целые дивизии медицинских
терминов, бессмысленных для каждого, кого они напрямую не касаются. Из всей этой врачеб-
ной абракадабры моя память сохранила лишь несколько ключевых понятий, несколько репер-
ных точек, которым, даже по моему разумению, принадлежала главная роль и которые имели
критически важное значение.
Множественные переломы.
Гематомы.
Черепно-мозговая травма.
Легочный.
Кома.
Глубокая.
Дыхательный.
ЭЭГ.
Электроэнцефалограмма.
Ждать.
Сколько?
Неизвестно.
Не можем сказать.
Никогда?
Не знаем.
Слишком рано.
Надежда.
Мужество.
Ж. Сандрель. «Комната чудес»
15
На больничной койке Луи выглядел таким хорошеньким. Безмятежным и спокойным.
Как ни странно, внешне он почти не пострадал. На лице и теле практически не было ни ран,
ни синяков. Если бы не все эти трубки… У него треснули два ребра и была сломана нога,
но, как мне объяснили, поскольку перелом закрытый, надо просто неподвижно лежать, и все
срастется. Можно подумать, если бы не перелом, он бы вскочил и принялся прыгать по палате,
буркнула я, и медсестра бросила на меня красноречивый взгляд: по ее мнению, шутки здесь
неуместны, особенно со стороны отчаявшейся матери. Наверное, у меня снесло крышу. Не
знаю, от отчаяния или нет. Все происходящее казалось нереальным. Это просто страшный
сон, Тельма. Всего лишь сон. Сейчас ты проснешься, и Луи будет стоять рядом, косясь на
тебя из-под падающей на лоб серферской пряди, и в его черных глазах, обрамленных густыми
ресницами, будут плясать смешинки. Мам, ты что? Шуток не понимаешь? Ладно, признаюсь,
я пошутил не очень удачно, но со мной все в порядке, ты, главное, не волнуйся. Кстати, ты
купила мне карту покемона
EX
? Я же тебе говорил, их уже продают на «Амазоне»! А что у нас
сегодня на ужин? А можно я телик посмотрю? Там концерт будет по
МТV
. Ну ма-а-ам… Ну
что ты как все равно… Вау, ты лучшая мама на свете! Я тебя обожаю!
Я далеко не лучшая мама на свете. От звания лучшей меня отделяют световые годы. Та,
лучшая, смотрит на меня из своей далекой галактики с нескрываемым презрением. Ее сын при
ней, стоит рядом и улыбается. Он жив. А мой?
Он жив.
Он тоже жив.
Надежда.
Ожидание.
Сколько ждать?
Неизвестно.
Ж. Сандрель. «Комната чудес»
16
Достарыңызбен бөлісу: |