Мажитова жанна сабитбековна
Глава 1. История смены дискурсов: теоретико-методологические
жүктеу/скачать 3,03 Mb. Pdf көрінісі
|
| Глава 1. История смены дискурсов: теоретико-методологические
основы историографии проблемы § 1. Разработка идейно-теоретических подходов в дореволюционной историографии
Формирование теоретико-методологических принципов и подходов дореволюционной историографии XVIII–XIX вв. по рассматриваемой теме было связано с логикой политических и стратегических задач России как империи внутреннего колониализма, составной частью которого становились идеи века Просвещения. В первой половине XVIII в. земли казахов Младшего и Среднего жузов юридически вошли в состав Российской империи. К этому времени российское централизованное государство, берущее начало еще с времен Ивана III, обращает свой взор как на запад, где Петр I в ходе российско- шведских войн успешно «прорубал окно» в Европу, так и на Восток, где великий реформатор пытался подобрать «ключи» к «вратам» Азии. Такую «многовекторную» внешнюю политику можно объяснить тем, что время Петра I связано с переоценкой в обществе исторической миссии России на международной арене и утверждением имперской концепции. В основе нее лежала твердая убежденность в том, что Россия, являясь преемницей Рима и Константинополя, имела «божественное» право на расширение территорий и «естественное» право распоряжаться судьбами народов. В данном случае «движение на восток представлялось исторической миссией России, обусловленной ее срединным географическим положением» 1 . Политика расширения территории, оформленная первоначально в идее «собирания земли русской», была продолжена и позднее, в период империи, поскольку как писал философ С.В. Лурье, «сохранение и в XIX в. важнейших принципов действия, унаследованных от Византии, указывает на то, что
1 Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике. XVI–XX века / В.В. Алексеев, Е.В. Алексеева, К.И. Зубков, И.В. Побережников; Ин-т истории и археологии УрО. М.: Наука, 2004. С. 293. 38
имплицитно проявлял себя взгляд на империю как на икону Царства Божия, как на государство, имеющее мистическое основание, а потому являющееся уникальным, а не одним из многих государств мира» 1 . Так в конце XVII в. территория России составляла 7 млн. кв. км. При Петре I – 16 млн. кв. км. В конце XIX в. – 22,4 млн. кв. км. «Ни характер государя или государыни, ни советники, окружавшие трон, не оказывали влияния на процесс: он всегда шел в одну сторону: расширения территории, приобретения новых земель» 2 .
закрепления на новых землях империи только силовым воздействием центра на приграничные окраины (хотя этот фактор не исключается), разноплановыми методами колонизации, включавшими стихийные и организованные потоки переселенцев, толерантным (по меркам той эпохи) отношением государства к народам и народностям (к примеру, свобода вероисповедания) будет, на мой взгляд, не совсем верным. Думаю, что историческое продвижение и расширение границ в юго-восточном направлении связано в том числе и с фактором государственной политики и административно-правовой практики империи. Процесс включения территории Казахской степи в состав Российской империи определяется относительно длительным временным интервалом (XVIII – середина XIX вв.) и сопровождался целенаправленным утверждением правовых норм и практическим внедрением их в местное социоправовое поле. Эти нормы служили важным фактором по легитимации власти в крае, кроме этого они были призваны способствовать постепенному формированию единого правосознания всех народов, населявших империю. В свете сказанного представляется важным рассмотреть основные моменты государственной политики в области законодательства и практики его применения.
1 Лурье С.В. От древнего Рима до России ХХ века: Преемственность имперской традиции // Общественные науки сегодня. 1997. № 4. С. 132. 2 Геллер М. История Российской империи. Т. II. М.: МИК, 1997. С. 124. 39
Следует начать с того, что в XVIII в. процесс юридического включения Младшего и Среднего жузов в состав империи не подразумевал фактического закрепления Российской империи на этих территориях. Ее присутствие было скорее «гостевым», поэтому ни о каких серьезных реформах в области права в это время речи не заходило 1 . Бескрайние степные просторы, посезонно кочующие казахские племена, у которых, по мнению российских исследователей и путешественников, «сложно было найти какие-то признаки государственности», сформировали в российском обществе стойкое мнение о казахах как общности, пребывающей на доклассовой стадии развития. Поэтому относительно общественного устройства казахов в дореволюционной историографии всецело господствовала идея о родовом быте и родовом характере социальных отношений. Весомый вклад в формирование этого подхода внес один из видных ученых и начальников Оренбургской экспедиции В.Н. Татищев (1737–1739), видевший историю мира как непрерывное восхождение от младенчества к «мужеству». При этом восхождение по каждой стадии развития он связывал с очередным уровнем знания и культуры: «И тако мнится, что удобно можем сравнить до обретения письма и закона Моисеева со временем младенчества человека» 2 . Своеобразные черты, присущие кочевому миру казахов, объяснялись «возрастными» параметрами, поэтому кочевники стали восприниматься не просто как «чужие», но и как «иные», живущие в «состоянии незрелости». Путешественники и исследователи казахского общества исходили именно из этого методологического постулата, поэтому не случайно частое употребление эпитетов «дикарь», «варвар» и т. д. в качестве характеристики уровня развития общества номадов встречается повсеместно.
1 В 1786 г. генерал-губернатор Игельстром предпринял попытку проведения реформы в Младшем жузе. Была упразднена ханская власть, введены расправы, ханский совет. Однако реформа в силу ряда причин потерпела неудачу. 2 Татищев В.Н. Разговор двух приятелей о пользе науки и училищах // Татищев В.Н. Избранные произведения / Под общ. ред. С.Н. Валка. Л.: Наука, 1979. С. 70. 40
Такой методологический подход сохранился и в XIX в., с той лишь разницей, что теперь требовалось законодательное обеспечение, вытекающее из необходимости фактического закрепления имперского присутствия на этой территории. Идеи историзма и эволюционного права немецких философов Шеллинга, Фихте и Гердера оказали огромное влияние на взгляды «просвещенных бюрократов» и исследователей права. В числе сторонников этих идей был один из первых реформаторов в области казахского права генерал-губернатор Западной Сибири (1819–1821) М.М. Сперанский. Обширная малозаселенная территория Степи, немногочисленный государственный аппарат, не позволявший силой «сломать» местную правовую практику, непонятные для казахов, а потому «ненужные» российские законы объективно затрудняли проведение мероприятий по пересмотру и переоценке адата, с тем чтобы он растворился в имперском праве. Поэтому не случайно политика М.М. Сперанского в крае стала зеркальным отражением популярных в те времена идей о необходимости преобразований в устройстве окраинных народов
по цивилизованной (европейской) модели,
соответствующей культурному и развитому обществу. Его новаторские идеи, касающиеся плана преобразования России (к примеру, идея разделения властей на законодательную, исполнительную, судебную) сделали М.М. Сперанского одним из первых политических мыслителей России начала XIX в. 1
местные народы заметно отличаются от русских. Так, в письме к своей дочери он писал о празднике «диких киргизов» в окрестностях Омска: «Они (казахи. – Ж. М.) жрут почти сырых баранов и пьют кумыс. Нет ничего отвратительнее дикой природы, если в самом деле это есть природа, а не одичавшее ея
1 Эти идеи нашли отражение в следующих работах М.М. Сперанского: Размышления о государственном устройстве империи, 1802; О коренных законах империи, 1802; Обозрение исторических сведений о Своде законов. Одесса, 1833; План государственного преобразования. М.: Русская мысль, 1905; Причины и цель издания полного собрания и свода законов с точки зрения Сперанского. Казань, 1889; Проекты и записки. М.; Л.: АН СССР, 1961; Руководство к познанию законов. СПб., 1845; и др. 41
произведение» 1 . Отмеченные им отличия, казалось, касались всего: климата, образа жизни, веры, суда. В то же время он был убежден, что «законы должны отражать духовные и интеллектуальные нужды народа, сформированные национальной историей и традицией. Каждое общество проходит через детство, зрелость и старость, и ―законодатель не может и не должен менять этот возраст, но он должен знать его точно и управлять каждым в соответствии с его собственным характером‖» 2 . Таким образом, законы привязывались к определенному уровню развития культуры. В этом плане путь в когорту цивилизованных обществ для «отсталых» и «слаборазвитых» народов виделся, в том числе, через законы, которые должны были стать «моделями для преобразований, и если они должным образом воплощались чуткими и отзывчивыми администраторами, то постепенное восхождение к почитанию норм права последует естественным образом» 3 . То
есть «целью правительства было не отдалять народ, для которого издаваемые законы предназначались, а стимулировать его на то, чтобы ―принять и понять его намерения со стороны общества в целом в силу их логической согласованности с нуждами правительства‖» 4 .
(европейской) модели и тем самым создать гомогенное имперское общество, предполагалось провести реформирование социума окраины, направить его развитие в нужное русло. Единственный вопрос, который волновал общественность – пути этого реформирования: поступательный (принцип эволюционизма) или крутая ломка устоявшихся местных культурных ценностей (назовем его революционным). Вопрос этот действительно был в числе важных для власти, поскольку как верно выразился в своем «Дневнике» Ф.М. Достоевский: «В Азии, может быть
1 Сперанский М.М. Письма к дочери / Сост. Н.В. Куксанова. Новосибирск: Новосиб. гос. ун-т, 2002. С. 104. 2 Цит. по: Слезкин Ю. Арктические зеркала: Россия и малые народы Севера / Автор. пер. с англ. О. Леонтьевой. М.: Новое литературное обозрение, 2008. С. 102. 3 Цит. по: Азиатская Россия геополитической и цивилизационной динамике... С. 294. 4 Мартин В. Закон и обычай в Степи: Казахи Среднего жуза и Российский колониализм в XIX веке / Пер. с англ. Д.М. Костина. Алматы: Санат, 2009. С. 48.
42
еще больше наших надежд, чем в Европе. Мало того: в грядущих судьбах наших, может быть, Азия-то и есть наш главный исход!» 1 . С поворотом в Азию, «где мы явимся господами», по мнению писателя, «миссия наша цивилизаторская подкупит наш дух и увлечет нас туда, только бы началось движение» 2 . Кроме идеи о мессианской роли, российское правительство смотрело на присоединенные территории как на «целину», на которой можно было экспериментировать в социально-правовых проектах, однако без ущерба государству. На протяжении всего XIX в. наиболее крепкие позиции среди государственных чиновников и представителей общественной мысли имели сторонники первого курса. Не случайно основные положения всех законодательных документов предполагали установление российского правления в том числе – путем использования норм адата. Исходя из этого постулата, в основу реформы «Устава о сибирских киргизах» 1822 г. М.М. Сперанский положил принцип использования российского права в качестве средства по «окультуриванию» казахов и включению посредством этого в российское «цивилизованное (гражданское) общество». Повторю, что до 1822 г. империя лишь юридически присутствовала в Степи, после этого года началось последовательное политико-правовое включение Степи в состав России (реформы 1824, 1854, 1867, 1868 гг. и др.). Важной особенностью этого законодательного документа, определившего характер и содержание всех последующих, явилось то, что М.М. Сперанский взял курс на постепенное преобразование существующих судебных практик, на поступательное внедрение среди местного населения идеи об имперском праве как более гуманном и справедливом. Поскольку местное население в Западной Сибири было представлено разнородными этническими сегментами, имеющими специфические культурные черты и
уровень общественного развития, М.М. Сперанский видел слияние Степи с империей
1 Достоевский Ф.М. Дневник писателя. М.: Лениздат, 1999. С. 722. 2 Там же. С. 725. 43
как процесс поэтапный, эволюционный. На практике эти нововведения выражались в том, что наряду с введением имперского законодательства по некоторым видам уголовных преступлений, казахам разрешалось регулировать свои споры по адату, однако с этого момента начинается перекодификация некоторых норм обычного права в сторону объявления их противоправными. Предполагалось, что со временем суд биев не выдержит конкуренции с мировыми судами и постепенно станет рудиментом в жизни кочевников 1 .
подхода. Таким образом, реформы 1820-х гг. можно условно обозначить как некую «точку отсчета»: с этого момента начинается долгий путь трансформации суда биев, его встраивание в российское соционормативное поле. При этом принципы эволюционизма в подходе к вопросам слияния местного права с имперскими стали настолько всеобъемлющими, что можно говорить о том, что они стали основным методологическим подходом для исследователей и администраторов вплоть до советской власти. Следует признать, что понимание правительством России того, что территория империи в географическом, конфессиональном, этническом и т. д. разрезе представляет собой разнохарактерное пространство, привело к разработке взвешенного, сбалансированного подхода к вопросам по управлению обширными юго-восточными окраинами 2 . Приняв во внимание сложившиеся народные правовые обычаи и учитывая неудачи в кавказском опыте 3 , российские законоведы берут курс на постепенную инкорпорацию местного некодифицированного права в российское правовое поле. Такая полиюридическая имперская политика,
1 В вопросах трансформации местного суда правительство выбрало в качестве эталона мировые суды империи, которые считало более перспективными и цивилизованными. 2 Пожалуй, можно говорить о ситуативности принятия решений в правовых вопросах по отношению к правовым режимам разных частей империи. 3 См.: Бобровников В.О. Мусульмане Северного Кавказа: обычаи, право, насилие: Очерки по истории и этнографии права Нагорного Дагестана. М.: Вост. лит., 2002; Обычай и закон в письменных памятниках Дагестана V – начал XX в. Т. II. В царской и ранней советской России / Сост. и отв. ред. В.О. Бобровников. М.: Изд. дом Марджани, 2009.
44
полагаем, была направлена на решение нескольких задач. Во-первых, в ходе реформ 1820-х гг. начинает устанавливаться практика правового плюрализма – синтеза адата и норм российского права, подразумевавшая первую попытку врастания местных адатных судов в российское соционормативное поле 1 . Государство таким образом признавало существование, наряду с имперским правом, и адатного 2 . Курс в отношении местного права связан, скорее всего, не с «симпатиями» к нему, а с вполне прагматичными целями: ломка обычаев, насильственные метаморфозы образа жизни казахского народа могли привести к противостоянию региона и империи, к потере контроля со стороны последней над человеческими и материальными ресурсами. В то время как сбалансированная, осторожная, взвешенная политика могла обеспечить включение края в поле влияния империи и постепенное, безболезненное врастание всех его институтов в социокультурное пространство. Задача инкорпорации адата в имперское право требовала всестороннего изучения его норм путем сбора устного материала и его кодификации. Поэтому неудивительно, что в начале XIX в. появляются первые серьезные исследования о местном праве, на основании которых региональные власти получили противоречивые оценочные суждения о деятельности суда биев. В самом российском обществе на протяжении всего XIX в. и начала XX в. существовало неоднозначное отношение к имперской практике правового плюрализма, что приводило к жаркой полемике о путях реформирования судебной системы и появлению по этой причине целой серии «временных» и «проектных» положений 3 как компромисса между либералами – сторонниками единой (цивилизованной) судебной практики – и сторонниками нормативного плюрализма. Однако, несмотря на указанные трудности и противоречия,
1 О теории и практике применения правового плюрализма подробнее см.: Обычай и закон в письменных памятниках Дагестана V – начал XX в. Т. II. В царской и ранней советской России / Сост. и отв. ред. В.О. Бобровников. М.: Изд. дом Марджани, 2009. С. 16–25. 2 В делах, касающихся семейно-брачных отношений, имела место практика использования норм шариата. 3 «Временное положение об управлении Семиреченской и Сыр-Дарьинской областей» 1867 г., «Временное положение об управлении Степными областями» 1868 г., «Проект генерал-адъютанта фон Кауфмана» 1871 г. и 1873 г., «Проект положения об управлении Туркестанским краем» 1874 г., «Проект генерал-лейтенанта Колпаковского» 1881 г., «Проект временных правил о суде киргизов» 1910 г.
45
дифференцированный подход в российском законотворчестве являлся «генеральной» линией и имел целью, повторим, первоначальное сохранение правовой практики местных судов с последующей безболезненной (во всяком случае, так виделось) инкорпорацией в имперское право. Однако сказанное не означает, что эта практика полностью поддерживалась государством, наоборот, оно берет курс на косвенное регулирование адата, путем его кодификации и постепенной отмены тех норм, которые не соответствовали ценностям европейского права 1 . Поскольку неоднократные попытки со стороны правительства по кодификации норм обычного права не увенчались успехом, оно делает ставку на придание статуса отдельным обычаям как противоправным и на основании этого изъятие их из ведения суда биев. К примеру, по реформам 1820-х гг. впервые дела начинают делиться на уголовные, исковые и по жалобам на управление 2 . Лишь уголовные дела (государственная измена, убийство, грабеж, барымта, явное неповиновение властям) решались на основании общих государственных узаконений. Все остальные рассматривались в суде биев. В 1854 г. перечень уголовных преступлений значительно расширяется (возбуждение своих соплеменников против правительства, преступления по должности, подделка и умышленный перевод фальшивых государственных кредитных бумаг и монеты, поджог и принятие ложной присяги по делам..., всего – 11 категорий дел) 3 . По положению 1868 г. судопроизводство по законам империи разрешает иски не только по уголовным делам, но и части гражданских дел, оставляя за судом биев решение исков на сумму до 30
1 В 1830 г. по инициативе Николая 1 было кодифицировано русское право, изданное в Полном собрании Законов Российской империи (ПСЗ). В первой половине XIX в. было предпринято несколько попыток кодификации обычного права чиновниками Оренбургской и Западно-Сибирской администрации. Несмотря на все их усилия в 1824, 1840, 1845, 1846, 1854 и других годах собрать и привести в единую форму нормы адата, он оставался некодифицированным. Здесь нужно отметить, что практика кодификации как имперских, так и местных законов, характерная для первой половины XIX в., имела цель расширить знания об обычном праве и руководствоваться ими при решении судебных дел окраинных народов. Это лишний раз свидетельствует о том, что имперское правительство изначально брало курс на длительное (в перспективе) инкорпорирование местной правовой культуры в имперское социокультурное поле. 2 ПСЗ. Т. XXXVIII. № 29127. 3 ПСЗ. Изд. 2-е. Т. XXIX. Отделение первое. № 28264. 46
рублей. В последующем тенденция к сокращению компетенции бийского суда будет в целом сохраняться. Такое последовательное изъятие из компетенции народного суда различных категории дел должно было по замыслу законодателей продвигать прогрессивные нормы права в среду кочевников и научить их воспринимать эти нормы как аксиому. Во-вторых, имперский курс, узаконивая разнообразные правовые режимы, рассчитывал «утвердить верховенство российской власти и в то же время дать населению огромные полномочия для самостоятельного управления (курсив мой. – Ж. М.) на местах» 1 . В этом пункте можно выделить несколько моментов: 1. Предоставляя местным судам возможность по-своему интерпретировать правовой обычай, империя прямо и косвенно втягивала их в процесс законотворчества, т. е. управление краем. 2. На начальном этапе представители власти имели более или менее полные сведения о населении, включаемом в состав государства. Эти сведения позволяли отнести казахов к обществу с потестарной организацией, имеющей ярко выраженную военно- политическую элиту. Поэтому не случайно, проводя политику по закреплению в крае, власти исходили из необходимости привлечения на свою сторону местных элит, путем вовлечения в государственную систему России на условиях, выгодных обеим сторонам и позволявших использовать элиту в качестве средства по дальнейшей территориальной экспансии. Дозволяя ей использовать обычно-правовой инструментарий (в том числе судебный прецедент), как наиболее правоприменительный к этой социокультурной среде, власть, с одной стороны, шла на легитимное «соглашение» с местным нобилитетом (в том числе, биями) – она давала им определенные льготы и привилегии 2 в обмен на обязательство служить ей и быть проводниками имперской колониальной политики на местах. Как говорил И. Лакост:
1 Джейн Бербэнк. Местные суды, имперское право и гражданство в России // Российская империя в сравнительной перспективе. Сб. статей / Под ред. А.И. Миллера. М.: Новое издательство, 2004. С. 323. 2 К примеру, по «Временному положению...» 1868 г. «§ 250. Киргизы (здесь и далее казахи. – Ж. М.), служащие по общему, уездному и местному управлениям, за усердную и полезную службу награждаются: почетным гражданством, орденами, медалями, почетными халатами, подарками и денежными наградами, на основании установленных правил». См.: ЦГА РК. Ф. 4. Оп. 1. Д. 246. Л. 1–17; РГВИА. Ф. 400. Оп. 1. Д. 1141. Л. 22.
47
«Никакая колонизация невозможна без содействия групп местного населения и автохтонной аристократии» 1 . С другой – таким «соглашением» она хотела обеспечить правовой порядок силами местной политической элиты (читай: давала «огромные полномочия для самостоятельного управления»), не затрачивая финансовых средств и военных ресурсов. Из сказанного следует, что продуманная имперско-идеологическая политика предполагала создание консенсусных отношений государства с обществом через местные властные структуры посредством «привязки» последних к имперской власти, поскольку те в свою очередь опосредовано представляли интересы всех кочевых коллективов. 3. С каждым десятилетием XIX в. политика властей по привлечению местного населения на свою сторону подкреплялась действенными инструментами. К примеру, с одной стороны, взяв курс на эгалитаризацию местного общества (идея создания гражданского общества), власти внесли в середине XIX в. нормы, предполагающие отмену сословных привилегий «белой кости», уравнивание прав социальных групп путем объявления всех казахов «обывателями и мещанами». Так, если раньше биями становились люди, свободно выбираемые сторонами по принципу обладания определенными качествами, не последнюю роль среди которых играла власть как родоправителя, то теперь «теоретически» каждый кочевник, соответствующий определенным критериям, мог претендовать на эту должность. Тем самым для рядового кочевника открывалась «заветная дверь» во власть, и население, по замыслам администраторов, «втягивалось» в процесс управления. Введение новых правил, отменяющих сословные льготы для местной верхушки, породило их противоречие с традиционным правом, согласно которому местная верхушка имела особый статус. Поэтому закономерно их противостояние имперским инициативам по смене существующих порядков в казахском обществе. Однако курс на создание
1 Цит. по Горшенина С. Извечна ли маргинальность русского колониального Туркестана, или войдет ли постсоветская Средняя Азия в область post-исследований // Ab Imperio. 2007. № 2. С. 238. 48
унифицированного правового общества был генеральной идеей правительства и поэтому никакие формы сопротивления не могли ему помешать. В-третьих, практика правового плюрализма была вызвана еще одним важным обстоятельством. По мнению администраторов, мощным средством по русификации казахов должна была стать политика массового переселения крестьян как фактор позитивного влияния «гражданского правового мышления» на кочевников. На деле все оказалось не так просто. Желание властей путем переселения крестьян во второй половине XIX в. вызвать ассимиляционные процессы, особенно в приграничных районах, на деле породило взаимное отчуждение между переселенцами и коренным населением. Сохранение своей традиционной культуры можно считать признаком проявления инстинкта самосохранения народа, желания отстоять свое «Я» в условиях насаждения иных ценностей. Так, если на первых порах, говоря словами Платона, объяснявшего миролюбие людей после потопа их малочисленностью и изолированностью: «В своей малочисленности люди с удовольствием взирали друг на друга» 1 , то впоследствии борьба за пастбища и другие источники существования привела к «консервации традиционных культур»
2 , что препятствовало интеграционным процессам. Понимание возможности возникновения взрывоопасной (конфликтной) межэтнической ситуации приводило к тому, что правительство весьма настороженно относилось к любым попыткам активных действий в отношении отмены местного права. Никакие мероприятия со стороны властей не должны были инспирировать межэтнические конфликты в крае. Более того, государство своей генеральной линией в отношении окраинных народов избирает, несмотря на давление общественности и мнение авторитетных чиновников
1 Цит. по: Азиатская Россия в геополитической и цивилизационной динамике... С. 396. 2 Там же. С. 397. 49
(К.К. Пален, А.В. Самсонов и др.), тактику «замораживания» «их форм социальной организации, быта и хозяйствования» 1 . В-четвертых, адат воспринимался как гибкая, эластичная правовая практика, которую можно, последовательно видоизменяя, включить в российское правовое поле, т. е. он был подвижен, мог меняться, реагировать на изменения в обществе. Данный фактор считался весьма важным, поскольку шариат, к которому прибегали казахи при решении семейно-обрядовых вопросов, считался вполне устоявшимся, закостенелым, его нормы, как впрочем, и вся жизнь любого мусульманина, были четко прописаны в Коране и хадисах. Неукоснительное следование шариату считалось одной из главных обязанностей верующих мусульман. Боязнь, что в споре между имперским правом и шариатом казахи могли выбрать последний, приводила к толерантному отношению со стороны имперских властей к обычному праву. К тому же, на мой взгляд, правительство считало, что ускоренное внедрение русского права могло привести к тому, что покоренные народы, еще не «созревшие» до европейского права, отторгнут его. А это в свою очередь могло стать причиной разочарования в русском праве и воспрепятствовать дальнейшему «окультуриванию» народов. Правительство понимало, что доверие к закону представляет собой результат долгого исторического процесса. Стоит отметить, что попытки установления общего «русского» права на всей территории империи применительно к Казахской степи имели свои особенности. К примеру, курс на постепенное вытеснение адата из правовых практик казахов и трансформацию суда биев виделся властями в создании нового «народного суда» биев, ставшего низовым звеном местной судебной системы. Такая трансформация привела к появлению двух типов бийского суда: с одной стороны, оставался «старый народный суд», возникающий в ходе свободного волеизъявления обеих сторон (традиционный, третейский) и, с
1 Миненко Н.А. Северо-Западная Сибирь в XVIII – первой половине XIX в.: Историко-этнографический очерк. Новосибирск: Наука, Сиб. отд-ние, 1975. С. 230. 50
другой – появился новый «народный суд», который учреждался по российскому законодательству. Отношение к этим судам в самом кочевом обществе было неоднозначным. Так, судя по архивным материалам, основная масса казахов, несмотря на реформы и возможность решить дело в государственном суде, продолжала обращаться в традиционный «старый» суд, который, исходя из заявленного иска, решал дела четко и быстро. К примеру, в записке чиновника Пограничной комиссии Лазаревского 1852 г. можно прочитать следующее: «Нисколько не преувеличивая сущности дела, можно утвердительно сказать, что из 50 преступлений между киргизами (здесь и далее казахами. – Ж. М.) Комиссия (Пограничная комиссия. – Ж. М.) узнает об одном; 49 из них разбираются и решаются без ведома Комиссии, в Орде, по народным обычаям; пятидесятое, о котором Комиссия узнает чаще всего по донесению лица постороннего, а не жалобы обиженного» 1 . В то же время, отрицать появившиеся тенденции, особенно с середины XIX в., обращений казахов в созданные российским правительством органы – волостные и чрезвычайные суды, значит упускать из виду огромной пласт архивных материалов, в которых ясно рисуется картина причин и мотивов «увлечения» кочевников возможностью выбора нового «народного суда». В той же записке Лазаревского можно найти один из ответов на попытки казахов уйти от суда «старых» биев: «Если случается, что сами Киргизы жалуются Пограничному начальству, то можно утвердительно сказать, что жалоба уже была разбираема биями, но истец или ответчик судом их остался недоволен, или что сам кругом виноват и из боязни суда биев предупреждает этот суд. Если султан-правитель доносит Комиссии о преступлении, это значит, что он не надеется или не может окончить его по народным обычаям, или что преступление сделано киргизами, над которыми он не имеет власти; или что он не желает щадить преступника или, наконец, что дело было уже разбираемо, но
1 РГИА. Ф. 1291. Оп. 81. Д. 222. Л. 9. 51
враждующие отказались исполнять решение биев» 1 . Каковы бы ни были причины обращения казахов в судебные инстанции, созданные российским правительством в ходе реформ, они свидетельствуют о начале участия казахов в деятельности правовых учреждений. Вполне естественно, что правительство стремилось ускорить процесс переориентации казахов на имперский суд, смену адата русским правом. «Помощь» со стороны государства в ускорении эволюции «примитивного» (обычного права) в сторону европейского (имперского) виделась разными путями. Во-первых, учитывая, что казахи занимались экстенсивным видом хозяйства, которое априори предполагало наличие огромных земельных массивов, российские администраторы обращают свое внимание на «земельный вопрос». Создавая путем казачьей и крестьянской колонизации конфликтные ситуации вокруг земельного вопроса, государство «ожидало» от населения естественной апелляции к верховной власти, поскольку бии и другие должностные лица не имели юридической компетенции разрешать возникающие споры между казахами и пришлым населением. Таким образом, имперская власть со временем должна была стать единственным и авторитетным защитником, постепенно перетягивая на себя «охранительное одеяло» и забирая эти функции у местной элиты. Такая продуманная политика должна была привести к дискредитации в глазах населения полномочий родовой власти, и наоборот, возникновению доверия к государственной. Во-вторых, еще
одним из
постулатов в решении вопроса «окультуривания» казахов стала вера в то, что оседание кочевников может и должно привести к принятию последними культурных ценностей оседлого мира. С этой целью разрабатывается серия мер в этом направлении. В частности, реформы XIX в. создавали территориально-административные единицы, в географических рамках которых разрешалось вести кочевое хозяйство. Предполагалось, что территориальное ограничение приведет к
1 Там же. Л. 9–10. 52
массовому оседанию кочевников. Однако эта мера не привела к желаемым результатам. Казахи повсеместно нарушали границы разделенных участков, продолжая заниматься привычным видом хозяйства. В-третьих, как отмечалось выше, ставка на то, что переселение крестьян вызовет интеграционные процессы между последними и казахами не оправдалась, ожидаемый процесс «русификации» не получил практической реализации. Нужно отдать должное российскому правительству, последовательно проводившему на протяжении всего XIX в. ряд реформ как общерегионального, так и местного характера, нацеленных на решение поставленных стратегических задач. Одной из основных была судебная реформа, которая должна была разрешить существовавшую дихотомию между обычным и государственным правом, для проведения которой было издано несколько законоположений. По «Уставу о сибирских киргизах» 1822 г. все судные дела казахов делились на три рода: а) уголовные, б) исковые и в) по жалобам на Управление. Суд биев имел право рассматривать все, кроме уголовных, к которым по новому положению относились: государственная измена, убийство, грабежи и барымта, явное неповиновение власти 1 . В «Положении об управлении оренбургскими казахами» 1844 г. все иски, превышающие 50 руб., судились на основании государственных законов и соответственно изымались из практики местных судов 2 . По «Утвержденному положению Сибирского комитета о распространении на казахов Сибирского ведомства общих законов Российской империи» 1854 г. перечень уголовных дел был значительно расширен, кроме этого не желающие судиться у биев, имели право обращаться в имперский суд 3 . Звание биев сохранялось за теми, кто им уже пользовался, однако на будущее время оно предоставлялось лицам из султанов, аульных
1 ПСЗ. Т. XXXVIII. № 29127. 2 ПСЗ. Т. XIX. Отделение первое. № 17998. 3 ПСЗ. Т. XXIX. Отделение первое. № 28264. 53
старшин, прослужившим не менее 6 лет, и лицам, имеющим правительственные награды. Эпоха «Великих реформ» ознаменовалась появлением судебных положений 1864 г., принципы которых легли в основание всех последующих правовых инициатив правительства в Степном крае. Положения 1867–1868 гг., 1886 и 1891 гг. стали выражением стратегического плана империи по реорганизации общества кочевников и дальнейшего внедрения норм имперского права. «Временное положение об управлении в Семиреченской и Сырдарьинской областях» 1867 г. и «Временное положение об управлении в Уральской, Тургайской, Акмолинской и Семипалатинской областях» 1868 гг. узаконили принцип выборности биев. Было создано три типа судов – имперский суд, военные и народные суды, это привело к тому, что, как выше было сказано, большая часть дел изымалась из ведения суда биев. Но, здесь важно подчеркнуть, что, как и адат, так и суд биев продолжали легитимно существовать в судебной структуре местных колониальных органов. Согласно статьям положений, «бием может быть выбран всякий, кто пользуется уважением и доверием народа, не опорочен по суду, не находится под следствием и имеет от роду не менее 25-ти лет. Выбранные в бии утверждаются губернатором. Бии избираются на три года» 1 . Бии решали дела ценностью не выше 300 руб., для решения дел более 300 рублей созывались волостные съезды биев, иски по делам на сумму более 500 рублей выносились на рассмотрение чрезвычайного съезда. Согласно «Положению об управлении Туркестанского края» 1886 г. в Туркестане судебную власть осуществляли мировые судьи, областные суды и Правительствующий сенат 2 . Местное население судилось по народным обычаям. Это положение (судебная часть) послужило основанием для принятия судебного устройства в «Положении об управлении Акмолинской,
1 Материалы по введению русской политической системы управления в Казахстане. Алматы: Қазақ университеті, 1999. 2 ПСЗ. изд. 3-2. Т. VI. № 3814. 54
Семипалатинской, Семиреченской, Уральской и Тургайской областями» 1891 г. 1 В каждом уезде появился мировой судья, по делам кочевников выбирался народный судья, имеющий не менее 35 лет от роду, сроком на три года. 2
Интересны все эти нормы тем, что они представляли попытку связать казахское население с правовой системой посредством «новых» биев, которые, казалось, отвечали стандартам государства и требованиям местной социальной среды. Посредством судейского аппарата население «проникалось» правилами правовой культуры общеевропейского права: люди писали заявление на возбуждение иска и письменно вызывались на волостной и чрезвычайный съезд посредством повесток; они ставили подписи на судейских решениях; в случае недовольства решением они подавали апелляции в различные вышестоящие органы. То есть казахи невольно становились участниками процесса взаимодействия с государственным правом. Поэтому видеть в новых правовых структурах лишь попытку узаконить обычное право представляется не совсем верным. Они служили важной цели – посредством привязки казахского населения к письменной культуре государственного права создать унифицированную правовую систему. Можно говорить о том, что во второй половине XIX – начале XX вв. реформы российского правительства действительно способствовали процессу постепенного включения казахов в общеимперское правовое поле. К примеру, по «Положению...» 1886 г. статья 210 гласила: «Оседлые туземцы и кочевники имеют отдельные народные суды, разрешающие подсудные им дела на основании существующих в каждой из означенных частей населения обычаев» 3 . Таким образом, кочевники и «туземцы» привязывались к правовой практике не по этническому, а хозяйственному признаку. Учитывая, что в это время определенная часть казахов-кочевников начала оседать, т. е. стала «туземцами», такая правовая коллизия привела к тому, что многие из них стали
1 ПСЗ. изд. 3-е. Т. XI. № 7475. 2 Подробнее см.: Ахметжанова А.Т. Степное положение 1891 года в Казахстане: исторический аспект: дис. ... канд. ист. наук. Алматы, 2010. 3 ЦГА РУз. И-717. Оп. 1. Д. 6а. Л. 8. 55
«добровольно» переходить в решении судебных вопросов от адата к шариату. Так, к примеру, жители Майлисайской волости составили приговор, в котором отмечали: «Мы, нижеподписавшиеся жители из общего числа 195 домовладельцев собрались на сход 165 в присутствии нашего старшины составили настоящий приговор о следующем: по положению нас киргизов из давних пор существовал на каждого старшинства по одному бию решения их были не по мусульманскому шариату и не по русскому закону, а по адату. Теперь мы не желаем, чтоб дела решались по адату, а потому постановили: должность биев упразднить и заменить их одним казием, для разбора дел по шариату» 1 . Хотя, стоит отметить, такие приговоры принимались не повсеместно. Смею предположить, что решение части «бывших» кочевников сменить судебно-правовую практику вызвано определенными причинами, в том числе пониманием того, что в случае возникновения необходимости апеллировать на решение суда биев, государственные органы имели полное основание отказать им в просьбе, поскольку иск был подан и решен в суде (суд биев), которому не подведомственно было рассмотрение этого вопроса. То есть желание сторон обжаловать решение суда могло остаться нереализованным. Таким образом, можно выдвинуть предположение, что внедрение российской администрацией законоположений в виде «Уставов» и «Временных положений» стало в некотором роде для империи удачной попыткой распространить статутное законодательство среди казахов. Как уже отмечалось выше, имперский дискурс по реформированию столь обширного края и вхождению его в российское соционормативное пространство, а также различия между адатом и законом вызывали необходимость сбора и систематизации юридических практик казахов. Идеи о цивилизаторской миссии империи по отношению к нерусским народам, которым «семени гражданственности мы разсеваем не насилием и принуждениями, не утопиями и непримиримыми к делу теориями, а
1 ЦГА РУз. И-19. Оп. 1. Д. 21490. Л. 14. 56
совершенно иными путями – путями кротости, христианской любви и строго правосудия» 1 , привели к проведению этнографических исследований, к появлению сборников, в которых были предприняты попытки кодификации норм обычного права казахов 2 . Составление свода уложений местных практик должно было способствовать повышению эффективности работы властей, которые, знакомясь с местным правом, могли селективно отобрать и ввести в нормативный режим только те, которые, по их мнению, не противоречили приоритету закона империи. Наряду с материалами полевой работы, источниками для сбора информации об адате служили различные отчеты, записки, донесения и т. д. образованных государственных чиновников, которых судьба «занесла» в далекий степной край. К 1820-м гг. сложились в основном два подхода к реформированию нормативного поля казахов. В них проявилось субъективное отношение исследователей к реформам российского правительства в области права – срокам и методам, трактовке и описанию, выводам. Так, согласно предложениям сторонников либерального подхода, российское законотворчество представлялось как унитарное (в правовом аспекте) правовое пространство, в котором должны были раствориться все местные правовые практики
3 . Либералы считали, что основными принципами цивилизованного государства являются верховенство закона и равенство всех граждан перед законом вне зависимости от социального происхождения и богатства. Они, в
1 Небольсин П. Отчет о путешествии в Оренбургский и Астраханский край // Вестник ИРГО. 1852. Ч. 4. Кн. 1– 2. С. 29. 2 Левшин А.И. Описание Киргиз-казачьих или Киргиз-кайсакских орд и степей. Этнографические известия. Ч. 3. СПб.: Тип. Карла Крайя, 1832. С. 170–186; Д'Андре. Описание киргизских обычаев, имеющих в орде силу закона // Материалы по казахскому обычному праву / Сост. Т.М. Культелеев, М.Г. Масевич, Г.Б. Шакаев. Алматы: Жалын, 1998. С. 164–201; Баллюзек Л.Ф. Народные обычаи, имевшие, а отчасти и имеющие в Малой орде силу закона // Записки Оренбург. отдела ИРГО. Казань. 1871. Вып. 2; Самоквасов Д.Я. Сборник обычного права сибирских инородцев. Варшава, 1876; Козлов И.А. Обычное право киргизов // Материалы по казахскому обычному праву. Сб. 1. Алма-Ата: Жалын, 1998. С. 300–319; Маковецкий П.Е. Материалы для изучения юридических обычаев // Семипалатинский областной статистический комитет. Материальное право. Омск, 1886. Вып. I; Леонтьев А.А. Обычное право киргиз: Судоустройство и судопроизводство // Юридический вестник. 1890. Т. 5. Кн. 1–2; и др. 3 Бербэнк Дж. Местные суды, имперское право и гражданство в России... С. 320–358. 57
контексте «окультуривания» нерусских народов, видели будущее России как просвещенного, цивилизованного государства, поэтому курс властей на постепенное, хотя и в обозримом будущем, инклюзивное распространение общего права вызывало возмущение и жесткую критику. Доводами либералов в пользу скорейшей унификации права служили перемены в жизни казахов, которые «стали во многом нам подражать, устраивать для себя дома и мечети, разводя хлебопашество, так что в настоящее время, большею частию, родственники убитого уже не домогаются платежа за него, а требуют наказания убийцы; за баранту (угон скота. – Ж. М.) скота уже не отправляются за отнятием его, а жалуются Русскому Начальству: будучи уверенными, что по распоряжению его и скот его возвратится, и барантовщики не останутся без взыскания, равным образом и недовольные решением биев в делах о кражах или о чем-либо другом приносят на него Русскому начальству жалобы. Все сие доказывает, что в настоящее время киргизы не только довольны изданными для них Российскими законами, но даже как бы требуют распространения (курсив мой. – Ж. М.) на них и других законов Империи» 1 . Либералы отрицательно относились к местным правовым практикам, деятельность судов, в том числе по обычному праву, ассоциировалась с «пережитками», «патриархальностью», «отсталостью», которые
дискредитировали Россию в глазах «просвещенной» Европы и в совокупности тормозили процессы модернизации общества. Позиции либералов усилились во второй половине XIX в. Когда в 1875 г. прошел первый съезд русских юристов, прочитанный на нем доклад М.Н. Соловьева и А.М. Фальковского «Об издании гражданского уложения Российской Империи...» 2 послужил еще одним мощным импульсом для 1 Государственный исторический архив Омской области (ГИАОО). Ф. 3. Оп. 2. Д. 3148. Л. 342. 2 Соловьев М.Н., Фальковский А.М. Об издании гражданского уложения Российской Империи с изложением причин необходимости отмены местных сводов гражданских узаконений, ныне действующих, и указанием основных положений, могущих служить к объединению в России гражданского права // Первый съезд русских юристов в Москве в 1875 году. М.: Типография А.И. Мамонтова и Кº, 1882. С. 59–99.
58
«популяризации» дискурса об общеимперском гражданском праве, иначе говоря, «кодификацию предлагалось рассматривать в имперском измерении» 1 . Правда, апологеты общеимперского законодательства, говоря о концепции правовой интеграции империи, очерчивали географические рамки теми районами, которые подходили под понятия «цивилизация» 2 : «Навязывать гражданские нормы цивилизованного общества каким-нибудь чукчам или самоедам, само-собою (сохранена орфография источника. – Ж. М.) невозможно, как невозможно требовать, чтобы рыба летала или птица ползала на четвереньках» 3 .
правопорядка в России приняли участие такие яркие деятели из числа авторитетных юристов-либералов, как В.Д. Набоков, В.А. Маклаков, А.Ф. Кони, В.М. Гессен. «Их мысли и представления о современном им обществе оказали огромное и долговременное влияние на дискуссии о перспективах, возможностях и неудачах правового развития России» 4 . По мнению этих ученых – сторонников либеральных преобразований, правовая культура должна быть построена «на <таких> принципах, как создание единой и однородной для всех граждан судебной системы, гласность и введение суда присяжных, всеобщее знание статутного права, рациональная кодификация законов, постановка судопроизводства на нормативную основу и независимость судебной власти» 5 . Отсутствие этих принципов, по мнению либералов, могло отбросить назад процесс построения правового государства. Другое направление было представлено сторонниками использования полиюридического подхода (можно обозначить этот подход несколькими понятиями – государственнический, официальный). Они исходили из
1 Горин А. Проблема гражданско-правовой интеграции поздней Российской империи в русском общественно- политическом дискурсе (вторая половина XIX – начало XX вв.) // Ab Imperio. 2012. № 4. С. 188. 2 Подразумевались, прежде всего, западные окраины империи. 3 Первый съезд русских юристов... С. 80. 4 Burbank J. Discipline and Punish in the Moscow Bar Association // The Russian Review 54. 1995. № 1. P. 45–48. 5 Бербанк Дж. Правовая культура, гражданство и крестьянская юриспруденция: перспективы начала ХХ века // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. Антология. Самара: Сам. ун-т, 2000. С. 272. 59
практического опыта и понимания, что для реформирования кочевого общества нужна система управления, которая позволит без ущерба для обеих сторон (акторов процесса) создать гомогенное правовое общество. Хотя временные рамки этого процесса не оговаривались, но и не растягивались на десятилетия. Осознание сложности этого процесса и возможности возникновения разного рода объективных проблем подталкивало их к созданию такого гибкого законодательства, которое путем инкорпорации местного права должно было способствовать постепенной трансформации правового самосознания казахов и включению в правовое социокультурное пространство империи. К тому же «поскольку татищевская схема перехода от детства к зрелости, расширившись, включала в себя старость и смерть, детство стало гораздо более привлекательным, в особенности потому, что юность самой России все чаще изображалось как достоинство». В свете сказанного, некоторые исследователи приходили к убеждению, что образование «более вредно, чем полезно» 1 .
задуман как поступательный, в то же время предполагалось не растягивать его на века. Не зря на протяжении всей второй половины XIX в. работали различные комиссии (Ф.К. Гирса,1865 г.; М. Курбановского, 1883 г.; К.А. Нестеровского, 1902–1903 гг.; К.К. Палена, 1908–1909 гг.; А.Н. Куропаткина, 1916 г. и др.), перед которыми стояла конкретная задача по приращению местных правовых практик к имперскому. На деле оказалось все гораздо сложнее. Поэтому, несмотря на многочисленные попытки противников местных правовых практик поднять на государственном уровне вопрос о полной ликвидации традиционных правовых институтов, высшие судебные власти империи отказывались их упразднять. Итак, рассчитанная на перспективу, наиболее последовательная и продуманная судебная реформа российского правительства, основывалась на
1 Цит. по: Слезкин Ю. Арктические зеркала... С. 96. 60
принципах, выработанных Просвещением, в основе которых лежали понятия о естественном праве каждого человека с позиций европоцентризма. Взяв за основание эволюционный подход, центральные власти придерживались курса на поэтапный процесс инкорпорации местного права в имперское соционормативное пространство. Однако проведение реформ с целью создания унифицированной правовой системы, которая была нацелена на изменение правового сознания казахов, в определенной степени не увенчалось успехом. Адат продолжал повсеместно использоваться в судебных практиках казахов. В то же время говорить о полном крахе проводимых со стороны правительства мероприятий, будет неправильным. Целенаправленные, рассчитанные на перспективу правовые устремления правительства, к началу ХХ в. в определенной степени снизили потенциал сопротивления российскому праву со стороны кочевников. Появившаяся возможность у казахов апеллировать по разным причинам (о них будет сказано в других главах) к российскому суду в обход народного свидетельствует о верности выбранного имперскими властями курса по русификации правовой культуры кочевников, по созданию гомогенного соционормативного поля империи. Однако события 1917 г. помешали планам российских администраторов в этом вопросе и сохранили в Степи имманентные социальные институты, в том числе и в области обычного права.
жүктеу/скачать 3,03 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|