Глава 2. Дореволюционная российская историография института
биев: от констатирующего нарратива к практическому востоковедению
§ 1. Институт биев: дискуссии о происхождении и реформировании
правовой системы
Казахские степи, включенные в состав Российской империи в XVIII в., а
это земли Младшего и Среднего жузов, на первых порах сохраняли свою
относительную самостоятельность, позволявшую местной власти держать
управление кочевыми общинами в своих руках. Кочевое общество казахов
представляло собой родоплеменную пирамиду, каждый уровень которой
определялся несколькими факторами, в первую очередь генеалогией рода.
Казахи делились на две социальные группы – «ак суек» («белая кость») и «кара
суек» («черная кость»), к которым относились чингизиды и остальное
население соответственно.
Группа «кара суек» была достаточно многолика и разнохарактерна: в нее
входили как батыры и баи, так и шаруа – простые кочевники. В этой группе
следует выделить биев, как наиболее привилегированную общественную
группу, описание которой мы находим в разнообразном нарративе,
представленном персидскими, арабскими, западными, монгольскими и др.
источниками.
К одному из основных источников по истории бийского института
относятся многочисленные российские материалы, которые охватывают время
с начала первых русско-казахских контактов (XVI в.)
1
и до бурных событий
1917 г.
Возникновение интереса в отношении суда биев было вызвано
следующими обстоятельствами. Имперская территориальная экспансия по
принципу «ad hoc», то есть «управление различными областями как
1
Впервые Казахское ханство упоминается в русских источниках в XVI в. Русские послы Данила Губин, Семен
Мальцев, побывавшие у ногайцев в 1534 г. и 1569 г. соответственно, доносили, что «казаки, государь, добре
сильны». См.: Казахско-русские отношения в XVI–XVIII веках. Алма-Ата: Наука, 1961. С. 3–5; Шоинбаев Т.Ж.
Добровольное вхождение казахских земель в состав России. Алма-Ата: Казахстан, 1982. С. 36; и др.
104
отдельными субъектами посредством отдельных уложений для каждой области
– было дешевым и легко осуществимым»
1
и поэтому неудивительно, что с
присоединением новых казахских земель на первый план перед российским
правительством встало решение вопросов управления и поддержания порядка,
которые виделись в дифференцированном подходе к местным институтам
правосудия. Такой подход позволял проводить постепенную модернизацию
соционормативного пространства казахов, в ходе которой предполагалось его
включение в российское правовое поле. Насколько этот процесс был
неоднозначным и как видели будущее суда биев сторонники различных
общественно-политических взглядов можно проследить по дискуссиям,
затронувшим проблемы судебной системы казахов.
Условно историографию можно поделить на два периода: первый – с
XVIII в. – до 1820-х гг. – время сбора эмпирического материала, когда труды
носили описательный характер (назовем его «описательный период
ориентализма»). Казахская степь стала объектом интенсивного научного
изучения. Оренбургская пограничная экспедиция, которую в свою время
возглавляли И.И. Кириллов, В.Н. Татищев и др., позднее в 1760–1770-х гг.,
академические научные экспедиции, участниками которых были такие видные
ученые как, П.-С. Паллас, И.И. Лепехин, И.П. Фальк, И. Г. Георги, Н.П. Рычков
и др. собрали эмпирические материалы, в которых помимо описания региона
(расположение, климат, природные богатства, народонаселение и т. д.),
затрагивались в определенной степени и вопросы социальных отношений
казахского общества. Замечу, что естественно научные работы XVIII в., кроме
практической описательности, с неподдельным интересом раскрывающей
российскому обществу неведомый мир «диких» кочевников, важны еще и тем,
что ученые стремились показать инаковость кочевого мира, отличающегося от
ценностей земледельческого (читай: цивилизованного) мира и на этом
1
Джейн Бербэнк. Местные суды, имперское право и гражданство в России // Российская империя в
сравнительной перспективе. Сб. статей / Под ред. А.И. Миллера. М.: Новое издательство, 2004. С. 321.
105
основании занимающего подчиненное положение по отношению к
европейской (русской) культуре.
Второй период – 1820-е – 1917 г., это время перехода от описательности к
практическому
востоковедению.
Правительством
предпринимаются
неоднократные попытки реформирования судебно-правовой системы
кочевников, которые вызывали неоднозначное отношение к ним многих
представителей интеллектуальной элиты (в том числе казахской) и появление
на
этой
основе
многочисленных
дискуссий.
Период
правового
реформирования можно определить как качественный подъем уровня научных
исследований на территории Казахской степи, связанный с еще большим
закреплением российского присутствия в регионе и дальнейшими попытками
инкорпорации традиционного социокультурного пространства номадов в
имперское. С этой целью в 1820-х – 1890-х гг. российское правительство
проводит ряд колониальных реформ по управлению краем, которые коснулись
и основополагающего социального института – суда биев.
Для полного освещения историографии вопроса о становлении и развитии
суда биев в казахском обществе предлагаем рассмотреть его в трех аспектах:
принципы древнего суда биев; развитие и изменение суда биев в результате
реформ империи в XIX в.; адат и/или шариат.
Принципы древнего суда биев
Традиционный суд биев был одним из тех явлений, которое неизменно
привлекало внимание исследователей. Так, если одни авторы, изучая казахское
общество, были ангажированными, их работы отражали идеологические
установки империи, то другие, не ограничиваясь познавательными целями,
пытались понять особенности и закономерности развития казахского общества,
выяснить причины его устойчивости/кризиса в условиях вхождения в состав
империи; третьи же находились в плену степной экзотики и романтизации
патриархальной жизни.
106
В ранней историографии, несмотря на описательный характер собранного
материала, появились сведения о биях, позволяющие отнести их к
привилегированной группе казахского общества. Так, П.И. Рычков, будучи в
составе Академической научной экспедиции, писал: «Правительство в тех
ордах по большей части походит на демократическое, ибо кто в каком роде
старее и богаче, того и почитают»
1
. Позднее, познакомившись с кочевым
бытом поближе, он пришел к такому же выводу: «В старшинах бывают у них
люди выборные по разуму и по богатству, а при том и по старости лет их»
2
.
Приблизительно такую же характеристику этого института мы находим и у
других исследователей: «Дворянство их многолюдно: нижний род оного
называют они ходжами, а средний бии, высший же состоит из салтанов»
3
.
В начале XIX в. источники пополнения знаний о казахах расширяются: к
ним можно прибавить заметки и донесения лиц, побывавших в плену у
кочевников (Савва Большой и др.
4
), чиновников и военных, по долгу службы
составлявших отчеты, записки и донесения о «неспокойных» соседях.
Казахские степи виделись им местом, сохранившим первобытные
«пережитки», степную «экзотику», гомогенное доклассовое общество, простой
и неприхотливый быт вызывал удивление, а обычное право трактовалось как
догосударственное родовое.
Одним из первых обратился к этой теме в начале XIX в. глава
дипломатической миссии в Бухару, исследователь Я.П. Гавердовский
5
,
который, описывая суд биев, замечал: «Народные судьи называются бии, под
которым словом разуметь должно людей красноречивых, богатых и
1
Рычков П.И. История Оренбургская (1730–1750). Оренбург, 1896. С. 72.
2
РГИА. Ф. 853. Оп. 1. Д. 268. Л. 5.
3
Георги И.Г. Описание всех обитающих в Российском государстве народов и их житейских обрядов,
обыкновений, одежд, жилищ, вероисповеданий и прочих достопамятностей. Ч. 2. О народах татарского
племени. СПб., 1776. С. 124; Паллас П. Путешествие по разным провинциям Российской империи. Ч. I–III.
СПб., 1773, 1786, 1788, 1809; Андреев И. Описание Средней орды киргиз-кайсаков. Алматы: Гылым, 1998. С.
57.
4
Савва Большой. Записки о приключениях в плену у киргиз-кайсаков в 1803 и 1804 годах // Сын Отечества. Ч.
80. 1822; Барон У-р. Четыре месяца в Киргизской степи // Отечественные записки. 1848. № 10.
5
Гавердовский Я.П. Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 2) или Описание страны и народа киргиз-
кайсакского // История Казахстана в русских источниках XVII–XX веков. Т. V. Алматы: Дайк-пресс, 2007.
107
оборотливых; приговоры их тем более имеют преимущество, чем сильнее
подвластная им партия, а как истолкование правосудия состоит в
произволении, то и совершение оного зависит от руки сильного»
1
.
Следовательно, биями Я.П. Гавердовский называл тех, кто опирался в своей
судебной деятельности на «подвластную им ―партию‖», и тех, которые, будучи
«богатыми и изворотливыми», имеют преимущество.
Замечательная работа Я.П. Гавердовского (1803–1804) содержит весьма
интересные материалы по социальной структуре казахского общества. В свое
время она была малодоступна и лишь в 2007 году в ходе реализации
программы «Культурное наследие» была опубликована издательством «Дайк-
Пресс». Смею предположить, что многие сведения Я.П. Гавердовского были
заимствованы другими исследователями без ссылки на автора, поскольку при
внимательном чтении можно найти схожие нормы из «законов хана Тауке»,
приведенным исследователем, в последующих работах других авторов. К
примеру, написанные Я.П. Гавердовским нормы адата: «Обличенный в
воровстве... платит трижды девять раз против похищения. Удовлетворение по
воровству называлось айбана»; «Для уличения преступника истец должен
представлять три свидетеля», «Один осенний месяц [Тауке хан] определил к
всеобщему посреди степи собранию старейшин, султанов и хана для решения
дел», «когда родоначальник уклоняется разбирать дело, то обиженные имеют
право, тайно отгонять [скот], но по прибытии с оным объявить о сем
старейшине», «казах не может без оружия появиться под открытым небом;
―тогда голос его в совете да не внемлется и младшие, да не уступают ему мест
своих‖»
2
и др. близки по содержанию к тем нормам обычного права, которые
приведены в работе А.И. Левшина: «Изобличенный в воровстве возвращает
трижды девять (27) раз украденное, и наказание сие называется Айбана», «Для
удостоверения в преступлении, требуется не менее двух, а иногда трех
свидетелей», «Чтобы сам Хан, равно как и все Султаны, старейшины и
1
Гавердовский Я.П. Обозрение Киргиз-кайсакской степи (часть 2)... С. 430.
2
Там же. С. 389–390.
108
правители родов, собирались осенью в од место, в средине степи, для
разсуждения о делах народных», «Если начальник аула уклоняется от
разбирательства дела, то истец получает право... тайно отогнать к себе скот
его, но, возвратясь домой, должен объявить о том своему Начальнику», «Чтобы
ни один Киргиз не являлся в собрания народные иначе, как с оружием.
Безоружный не имел голоса, и младшие могли не уступать ему места»
1
.
Возможно, совпадение приведенных норм адата связано с их
неизменностью и единообразием, что маловероятно. Скорее всего, А.И.
Левшин, подвергая редакторской правке текст Я.П. Гавердовского,
заимствовал у него некоторые нормы законов Тауке хана. А.И. Левшин
использовал для своего труда и несколько норм из сборника «Собрание
киргизских законов и положение на оные Омского временного комитета» 1824
года. К примеру, следующие статьи сборника: «Ст. 87. Родители за убивство
детей своих никакому наказанию не подлежат, исключая ежели женщина
прижитого незаконно с посторонним младенца от стыда умертвит, тогда
предается смерти» или «Ст. 104. Кто злословит отца или мать свою, сына при
собрании общества садят на черную корову, с правой стороны лицом к хвосту
с навязанным на шею ветхим войлоком...»
2
практически дословно
воспроизводятся в работе А.И. Левшина: «Родители за убийство детей своих,
ни чем не наказываются; но женщина, умертвившая от стыда младенца,
незаконно прижитаго, предается смерти», и «Сына, осмелившегося злословить
или бить отца или мать свою, сажают на черную корову, лицом к хвосту, с
навязанным на шею старым войлоком...»
3
. Трудно сказать каким образом
удалось А.И. Левшину получить записи Я.П. Гавердовского и материалы
Сибирского комитета. Поскольку материалы по обычному праву, составленные
комитетом, лишь в начале 1838 года были переданы во II отделение
«собственной его Императорского Величества канцелярии» и возможно в
1
Левшин А.И. Описание Киргиз-казачьих или Киргиз-кайсакских орд и степей. Этнографические известия. Ч.
3. СПб., 1832. С. 174–177.
2
Материалы по казахскому обычному праву. Сб. 1. Алма-Ата: АН КазССР, 1948. С. 46, 49.
3
Левшин А.И. Описание Киргиз-казачьих... С. 172, 174.
109
копиях попали в распоряжение Оренбургской администрации. Рукопись Я.П.
Гавердовского до последнего времени находилась в архивных фондах
Российского государственного исторического архива и, скорее всего, он мог
ознакомиться с ней, находясь в Петербурге.
Вместе с тем систематизация А.И. Левшиным накопленного к тому
времени эмпирического материала привела к появлению «пионерской»
фундаментальной трехтомной работы о казахах, ценность которой для науки
можно обозначить тем, что ни в последующей дореволюционной, ни в
советской и современной историографии изложение материала не обходится
без обязательной отсылки на этот источник. Стоит заметить, что
использование исследователями материалов А.И. Левшина было избирательно:
в одном случае – для изображения казахского общества как отголоска
первобытного мира «дикарей»; в другом – для подтверждения существования
«золотого века времен Тауке хана».
Такая «двойственность» изложения материала зависела от позиции автора
и характерна в основном для работ государственных чиновников в первых
годах XIX в. Очевидно, это связано с тем, что, когда перед правительством
встала задача объяснения необходимости цивилизаторских преобразований в
крае и утверждения гражданских начал управления, оно направляло в
приграничные районы чиновников (письмоводителей, переводчиков и т. д.),
которые в короткие сроки предоставляли «нужные» материалы.
С одной стороны, выполнение идеологически мотивированного «заказа»
не представлялось сложным – западные критерии Просвещения искусственно
переносились на местные реалии, которые, однако, близко не соотносились с
ними, и в результате получалась мрачная картина отсталости и примитивности
кочевого общества. С другой стороны – знакомство с бытом, культурой
кочевников приводили к некоторой идеализации кочевой жизни: юрта казалась
110
универсальным типом жилища
1
, обычное право – простым, понятным и
справедливым, пища – питательной и вкусной и т. п.
Поэтому внутренняя дихотомия «разум/сердце» порой накладывала
противоречий отпечаток на многие последующие работы дореволюционных
исследователей, которыми успешно пользовались и пользуются для
обоснования своей правоты некоторые авторы. Смею предположить, что
многие современные научные противоречия (умалчивание/«откровение»;
преувеличение/утрирование; имперский/национальный) в исследовании
досоветских российско-казахских отношений связаны с неопределенностью
позиции источников повествования.
Реформирование казахского общества и дальнейшее включение обычного
права в орбиту общероссийского законодательства актуализировали задачи
централизованного сбора сведений и составлении на их основе полного
письменного свода адата. В законодательном документе «Положение об
управлении Оренбургскими киргизами» от 14 июля 1844 г. на Оренбургскую
пограничную комиссию возлагалась обязанность «собрать и привести в
порядок киргизские (здесь и далее казахские. – Ж. М.) обычаи, имеющие в орде
силу закона, дабы составить из оных род особого свода для руководства при
производстве тех дел, которые должны разбираться и судиться на основании
сих народных обычаев»
2
.
В результате, в конце 1845 г. Оренбургская пограничная комиссия
предложила своим чиновникам, находящимся на службе в казахской степи, а
также лицам, постоянно служащим в качестве письмоводителей, переводчиков,
попечителей и прилинейных казахов и других, собрать материалы о казахских
обычаях, имеющих в степи силу закона, и представить собранный материал в
Пограничную комиссию к 1 апреля 1846 г. В письме председателя
1
«Теплое» отношение к юрте как типу жилища кочевников было не только у дореволюционных
исследователей края. Так, 23 марта 2015 г. на методологическом семинаре кафедры этнологии исторического
факультета МГУ имени М.В. Ломоносова выступил крупнейший современный специалист по кочевникам,
член-корреспондент РАН Н.Н. Крадин с докладом «Современные данные о древней и средневековой истории
Монголии», отмечавший функциональность этого типа жилища и незаменимость при кочевом типе хозяйства.
2
ПСЗ. Т. I. XIX. № 17998. Oтд. 1.
111
Оренбургской пограничной комиссии генерал-майора М.В. Ладыженского от
24 декабря 1845 г. чиновникам пограничной комиссии говорилось: «Ныне
находитесь постоянно среди киргиз, где легко можете изучить некоторые
отрасли народных обычаев, на которых более или менее основан принятый в
орде порядок суда и расправы. К непременно же исполнению по части этих
занятий обязываю вас следующими: 1) узнать, отличаются ли значительно в
своих обычаях и обрядах одни киргизские роды от других; 2) употребить
старание приобрести сведения о том, кто из биев более уважаемы и более
известны по уму и опытности, причем необходимо знать, где лица те имеют
обыкновенно свои летние и зимние кочевки, и к каким принадлежат
отделениям»
1
. С начала 1846 г. в администрацию начали поступать первые
рапорты.
Стоит обратить внимание на то, что сведения в большинстве случаев были
собраны у прилинейных казахов, которые находились в значительной степени
в зависимости от региональных российских властей и поэтому давали
информацию искаженную, не соответствующую действительности. В
некоторых материалах часто встречаются повторения данных одного и того же
характера, заимствования правовых норм кочевников разных областей.
Например, описания казахских обычаев чиновниками Белозеровым и
Ячменевым от 29 марта 1846 г. почти дословно повторяют описание поручика
Аитова от 26 февраля 1846 г. Скорее всего, это говорит о том, что чиновники
относились к своему поручению прохладно, без энтузиазма, а представленный
материал носил характер служебных отписок.
Но ценность этих материалов не вызывает никаких сомнений. Одним из
первых чиновников, подавших рапорт в Оренбургскую администрацию, был
поручик Аитов. В своем рапорте он, стараясь выполнить полученное задание и
подробно описать деятельность биев, отмечал, что невозможно определить, кто
из биев самый уважаемый, так как «каждый бий старается разобрать и решить
1
Прошлое Казахстана в источниках и материалах. (V в. до н.э. – XVIII в. н.э.) // Под ред. проф. С.Д.
Асфендиарова и проф. П.А. Кунте. Сб. 1. Алма-Ата; М., 1935. С. 75–76.
112
дела киргизов справедливо и без малейшего отступления от обычаев, которые,
будучи введены с древнейшего времени, не изменяются и имеют одинаковую
силу во всех киргизских родах»
1
. Изобличенный в несправедливости бий
лишался уважения со стороны однородцев, дурная слава о нем быстро, словно
ветер, распространялась по всей степи. Хотя, добавлял Аитов, такое случалось
крайне редко и почиталось как важнейшее происшествие.
В инструкции, данной председателем Оренбургской пограничной
комиссии генерал-майором М.В. Ладыженским чиновнику особых поручений
д'Андре, говорилось: «Вы будете обращаться к тем из них, которые пользуются
общим в киргизских родах уважением и известностью. Впрочем, не следует
смешивать биев, известных собственно по своим познаниям, с ордынцами,
носящими это почетное звание только по богатству или родственным связям.
Поэтому, определение всех прав, присвоенных в народе званию Бия, как статья
весьма важная в общем очерке, не должно быть Вами упущено из виду»
2
.
Анализируя текст инструкции, можно сделать вывод о том, что некоторые
представления об институте биев у российской администрации были, ведь
недаром М.В. Ладыженский просит не смешивать разных по статусу биев.
Однако имевшихся данных было явно недостаточно.
Собирая сведения о казахском обычном праве, д'Андре опрашивал в степи
самих биев – носителей вековой традиции, на основе чего сделал следующие
выводы. В судебной сфере бии заслоняли в казахском обществе другие, не
менее значимые органы судебной власти, к примеру, ханский и султанский
суд. «Все дела, требующие суда и расправы, в Орде проводятся биями, как
главными представителями народного права», – сообщает д'Андре в своих
черновиках, составленных в 1846 г.
3
Являясь очевидцем судебной
деятельности биев, он давал положительную оценку последним и писал:
«Природный ум и особые душевные качества с присоединением к сему
1
Там же. С. 76.
2
Там же. С. 122.
3
Там же. С. 75–76.
113
опытности и примерной нравственности — вот качества и вместе с тем все
достояние, посредством которых бий может иметь право носить это почетное
имя». И дальше: «Бий — судья, не отдавая отчета никакой другой власти,
кроме собственной своей совести, без всякого сомнения может занимать место
в Орде, недоступное быть может и для самих султанов; поскольку не сила
власти или богатства заставляет ордынцев прибегать к разбирательству бия, но
собственное влечение искать у человека избранного самим народом для своего
блага» (первоначальный вариант записи: «Но собственное народное чувство,
что не может существовать народ, не имея никакого закона и этот закон
состоит в одном лице бия»)
1
.
Далее д'Андре сообщал, что «кроме уважения бий никакими правами в
Орде не пользуется. Хорошая молва в народе о беспристрастном суде и
беспорочная нравственность бия суть единственного отличия его от
простолюдина». Но при этом д'Андре, говоря о многофункциональности
института биев, приводил описание возможных типов биев, которые, по его
мнению, существовали в казахском обществе. Он поясняет: «Не следует
смешивать биев-судей, биев-военноначальников и биев-богачей. 1. Бий-судья –
есть настоящий бий, имеющий полное право носить это почетное звание,
данное целым народом, приобретенное посредством собственных познаний,
умом и особыми душевными качествами. 2. Военноначальник, или
предводитель полчищ может быть бием лишь в таком случае, когда
благоразумно действуя войском, цель этих действий будет клонить к общему
благу. 3. Что же касается до некоторых богачей, присвоивших себе прозвание
биев, то таковые известны под сим званием лишь в своих аулах и пользуются
таковым ради родственников и людей»
2
.
Следовательно, д'Андре полагал, что «настоящим» бием считался тот, кто
имел авторитет, общественное уважение, вытекающие из правовой
деятельности, полезной для всего общества. Д'Андре обращал внимание на то,
1
Там же. С. 75–76.
2
Там же.
114
что оценивал деятельность бия «целый народ», скорее всего, подведомственная
ему община, которая, в свою очередь, создавала широкое общественное
мнение.
Выделял д'Андре и биев-богачей, которые, судя по тому, что он поместил
их последними в списке, были явлением сравнительно новым, которое
являлось, скорее всего, выражением кризиса социального поля казахов в XIX в.
Авторитет таких биев, построенный на материальном богатстве с
вытекающими из него властными полномочиями, не выходил далеко за рамки
своего аула. На основании приведенной д'Андре иерархии статусов биев
можно предположить, что в кочевой общине казахов не благосостояние
являлось критерием выбора биев, а нравственное богатство личности,
умудренность опытом судейской власти, талант красноречия и юридические
познания, справедливость, беспристрастность при решении споров.
Старательно выполнив задание Пограничной комиссии, д'Андре на долгие
годы определил тенденцию в историографии по изучению суда казахов: сбор,
систематизацию и сравнительный анализ норм адата со слов биев.
Работы ученого-востоковеда XIX в. В.В. Григорьева значительно
дополнили представление об институте биев. Перечисляя преимущества
кочевого быта по сравнению с земледельческим, он указывал на достоинства
судебной системы номадов. В.В. Григорьев отмечал, что у казахов «такое
превосходное судоустройство и такие порядки следственного и судебного
процесса, каким могут позавидовать многие издавна цивилизовавшиеся
народы; чувство же законности охраняется и воспитывается в степях лучшею
его гарантиею, которой весьма часто недостает оседлым, именно свободою, то
есть возможностию избегнуть насилия ушедши от притеснения»
1
. Сила
родового начала в казахском обществе отмечалась практически в каждой
работе ученого. Род служил не просто прибежищем для кочевника, но и
гарантом его безопасности. Отсюда – значимость роли родоправителя,
1
Григорьев В.В. О скифском народе саках. СПб.: Типография Имп. Академии Наук, 1871. С. 64.
115
соединявшего в одном лице и судью, и военачальника, и другие обязанности.
Схожие взгляды можно проследить и в работах других исследователей
1
.
Исследователь А.И. Крахалев в свой статье также охарактеризовал суд
биев как древний по форме. В частности, он приводил слова полковника Мусы
Чорманова, который будучи бием Павлодарского уезда Семипалатинской
области, описал быт и нравы своих соотечественников. Он отмечал, что «во
время сборов на поминки обсуждаются киргизами, разбираются и решаются
дела, претензии, споры и иски, накопившиеся за истекший год. При этом
киргизы, выказавшие свой ум и здравый взгляд на дела, получают от своего
народа звание ―бия‖, то есть человека знающего. К этим-то биям и обращаются
потом все киргизы для разъяснения или разбора их разнохарактерных дел»
2
.
Судя по материалам статьи А. Крахалева, как и работам его предшественников,
к бию предъявлялись прежде всего морально-нравственные критерии: они
должны были пользоваться уважением и почетом среди казахов, знать
основательно легенды, предания, эпос народа, обладать огромной памятью.
По сведениям знатока адата А. Леонтьева: «Право суда с древнейшего
времени принадлежало у киргиз биям, султанам и ханам – тем же лицам,
которые были облечены властью и в делах управления. Разделение властей
было неизвестно киргизам»
3
. По мнению ученого, первоначально биями
становились выходцы из общины, соединявшие в своих руках все ветви власти.
Бии выполняли функции как судебную, так и управленческую, более того, в
древности бии были единственной властью – властью, выросшей на почве
родового строя. Лишь со временем военные прерогативы отошли в руки
1
Гейнс А.К. Киргизские очерки // Военный сборник. СПб., 1866. T. XLVII. № 1. С. 145–179; Ибрагимов И.И.
Этнографические очерки киргизского народа // Русский Туркестан. 1872. Вып 2. С. 120–152; Он же. Очерки
быта киргизов // Древняя и Новая Россия. 1876. № 9; Он же. Заметки о киргизском суде // Зап. ИРГО по отд.
этн. 1878. Т. VIII. № 2; Народы России. Киргизы. СПб.: Типография товарищества «Общественная польза»,
1879; Зеланд. Киргизы. Этнологический очерк // Записки Зап.-Сиб. отд. ИРГО. Омск. 1885. Кн. 7. Вып. 2;
Дингельштедт Н. Судебное преобразование в Туркестане // Журнал гражд. и уголов. права. 1892. Кн. 7;
Записки Петра Кононовича Менькова. В 3-х т. Т. 1. СПб.: Изд-е В. Березовского, 1898; Гейнс А.К. Киргизские
степи. Письма. СПб., 1898.
2
Крахалев А.И. Суд и следствие у киргизов Сибири // Юридический вестник. М.: Тип. А.И. Мамонтова и Ко,
1888. № 5. С. 25.
3
Леонтьев А. Обычное право киргиз: Судоустройство и судопроизводство // Юридический вестник. 1890. Т. 5.
Кн. 1. С. 113–139.
116
правителей – ханов. С этого момента, полагал А. Леонтьев, начался процесс
разделения властей на высших ступенях общественной иерархии.
Впоследствии функциональная область биев была значительно сужена и
ограничивалась судейской практикой.
Большой
интерес
представляет
характеристика
биев,
данная
востоковедом-тюркологом В.В. Радловым. Свои выводы академик сделал на
основе многолетнего изучения общественных отношений у казахов
«изменившихся лишь в незначительной степени, хотя бы в течение многих
столетий»
1
. Академик В.В. Радлов не избежал противоречий в характеристике
биев. С одной стороны, бии узурпировали власть и «судят народ, хотя никто
собственно не давал им на это права. Они разрешают споры о землевладении
на зимовках, улаживают отношения между аулами и судят всякие
насильственные действия по отношению к собственности и личной
безопасности отдельных лиц»
2
. В связи с природно-климатическими
условиями, несколько аулов соединялись в отделения, в которых возникала
«потребность во власти, которая бы улаживала распри, возникающие между
аулами, и решала спорные вопросы»
3
. В.В. Радлов обстоятельно остановился
на вопросе, почему в кочевом обществе родоправитель выполнял как
судебную, так и административную функцию, и пришел к выводу: «Такая
власть сосредоточивается в руках лиц, которые отличаются происхождением
от родов, бывших прежде могущественными, богатством, духовными
способностями, справедливостью, но главное – большим количеством родичей,
могущих в случае надобности поддержать слово делом. Такие лица
называются у киргизов биями (би=бей=бек)»
4
. Однако эта власть не была
избранной. В.В. Радлов подчеркивал, что «власть бия есть в сущности всегда
власть, захваченная силой известной семьей или ее представителем, которую
1
Радлов В.В. К вопросу об уйгурах // Записки Имп. Академии наук. СПб., 1893. Т. 72. С. 68–71.
2
Там же. С. 69.
3
Там же.
4
Там же. У многих тюркских народов понятие «бий» имеет разную транскрипцию: «би=бей=бек=бег=бий»,
что имел в виду В.В. Радлов.
117
другие признают лишь побуждаемые к тому обстоятельствами»
1
. Эта
захваченная силой власть редко бывала общепризнанной, чаще всего ее
поддерживали лишь некоторые роды. В этой характеристике бии выступали
как правители, силой завладевшие административной и судебной властью.
С другой стороны, ряд наблюдений иначе раскрывал значение института
биев: «Бий выступает преимущественно в качестве третейского судьи,
решению которого обе стороны добровольно подчиняются»
2
. Подчинение по
принципу добровольности возможно в отношении однородца, при чем
«добровольность» может носить как формальный, так и юридический характер.
Если же спор или тяжба возникали между разнородцами, то власть бия,
покоящаяся на судебно-административном принципе, вряд ли могла быть
одинаково признаваема обеими сторонами. Здесь на первый план выступал
принцип добровольного выбора третейского судьи, решение которого
обязательно для обеих сторон. Область влияния бия не ограничивалась
отправлением только судейских полномочий, но охватывала все сферы
жизнедеятельности группы, которая ему подчинялась.
В.В. Радлов полагал, что «есть бии, решению которых народ безусловно
подчиняется», это бии, которые отличались «своим правосудием или умом»,
наряду с ними правосудие вершили бии, «удерживающие свое место благодаря
важности их семьи или рода и богатства». В конечном итоге, по мнению
Радлова, в отношении объема функций и положения биев в казахском
обществе «нельзя установить общего правила»
3
. Точка зрения В.В. Радлова о
безусловном подчинении однородцев решению суда биев подтверждается и в
других работах ученого
4
.
Большой вклад в изучение института биев внес военный губернатор
Тургайской области А.К. Гейнс, более двух лет изучавший казахское общество
1
Радлов В.В. К вопросу об уйгурах... С. 69.
2
Там же. С. 70.
3
Там же. С. 60—70.
4
Радлов В.В. Заметки о киргизах // Лит. Киргизстан. 1989. № 2. С. 112.
118
в составе Степной комиссии под руководством Ф. Гирса
1
. Комиссия была
командирована в степь для ознакомления с нуждами края, сбора различных
сведений по родоплеменному устройству казахов и общим основаниям суда
биев, с дальнейшей систематизацией этого материала в виде проекта по
управлению Степью. На основании собранных сведений был разработан
«Проект Положения об управлении в Семиреченской и Сырь-Дарьинской
областях», в составлении которого участвовал А.К. Гейнс.
Уделив большое внимание традиционным институтам казахов, А.К. Гейнс
представил свое видение «древнего казахского суда», которое, по его мнению,
должно было учитываться при проведении новых реформ в крае. Звание бия
А.К. Гейнс считал наследственным, передававшимся от отца к сыну. В свое
время это звание присвоили родоначальники, которые узурпировали в своих
руках как административную, так и судебную власть, благодаря чему
«приобрели политическое значение» и «такое положение их не может
согласоваться с видами [русской] администрации», – добавлял ученый
2
.
Как и другие исследователи, А. Гейнс не избежал противоречий при
описании традиционного суда биев. С одной стороны, бий ― это звание
наследственное, передающееся из поколения в поколение, с другой ― «бием
мог быть всякий»
3
. Позволю предположить, что подобные противоречивые
выводы основаны на том, что фигура бия была облечена разноплановыми
функциями по поддержанию устойчивости кочевой системы. И если в одних
случаях требовалась передача знаний преемнику от рождения, то есть по
крови, то в других общество выставляло определенные требования к качествам
кандидата, которые приобретались в ходе жизненной практики, накопления
навыков и умений.
1
В середине 1860-х годов была создана государственная комиссия с целью изучения социально-
экономических отношений в казахских степях для приобщения этих земель к российскому административно-
территориальному и правовому управлению. О работе Степной комиссии подробнее см.: Осеков Б.К.
Организация и деятельность Степной комиссии (1865–1868 гг.): дис. ... канд. ист. наук. М., 1987.
2
Гейнс А.К. Объяснительная записка к положению и штатам военно-народного управления Семиреченской и
Сыр-Дарьинской областей // Собр. лит. трудов. Т. 2. СПб., 1898. С. 21.
3
Там же. С. 25.
119
А.К. Гейнс делает вывод о том, что в прошлом биями могли стать только
те лица, которые имели силу принуждать к исполнению своего приговора, а
также «судьей или бием в роде был почти всегда родоначальник,
пользовавшийся чаще всего по праву рождения властью верховного вождя»
1
.
Бии не имели особого аппарата принуждения в виде вооруженных отрядов или
специальной команды, которая привлекала бы к суду ответчиков и следила за
выполнением судебных решений, поэтому в своих действиях бии опирались на
общину. О силе общинной поддержки свидетельствовал А.К. Гейнс в своих
дневниках, приводя в пример случай, произошедший у казахов адаевского
рода, где родоначальники – «безусловные владыки своих сородичей. Их
приговор окончателен и исполняется немедленно. Адаевцы рассказывали, что
старший брат убил младшего за то, что он не хотел исполнять приказаний
Биямбета»
2
. О механизме принуждения, обеспечивающего власть бия, А.К.
Гейнс писал, рассказывая о казахах кизяевского рода. Здесь также приговору
бия подчинялись беспрекословно, и если вдруг находился такой человек,
который ослушивался бия, то «всегда найдется достаточное количество
хороших людей, которые понудят его к послушанию силой»
3
.
Эта идея получила продолжение в работах далекого от идеализации
местного быта, знакомого с ним по долгу службы изнутри крупного царского
чиновника И.И. Крафта, который изучал историю и этнографию казахов
4
. Его
работы публиковались в «Трудах Оренбургской ученой архивной комиссии», в
«Известиях Оренбургского отдела Русского Географического общества», в
сборнике «Из киргизской старины». Он обращал внимание общественности на
бия как справедливого судью у казахов: «Биями считались самые умные и
самые справедливые люди, и они не были представителями родовых и
партийных интересов, так как их никто не выбирал. Прославится в народе кто-
1
Там же. С. 624.
2
Там же. С. 85.
3
Там же. С. 432.
4
О деятельности И.И. Крафта подробнее см.: Реформатор земли Якутской губернатор Иван Иванович Крафт.
1906–1913 / Сост. А.А. Калашников. Якутск, 2011; Павлов А.А. Губернатор И.И. Крафт. Якутск: Бичик, 2011.
120
нибудь, как умный и правдивый человек, к нему и идут спорящие»
1
.
И.И. Крафт приводил пословицы, которые ярко характеризовали отношение
народа к бийскому сословию. Приведу лишь одну, которая, на мой взгляд,
наиболее емко отразила это отношение: «Батыр дегенді екі қатынның бірі
табады, би дегенді ілуде біреуі табады», что значит: «Храбрец, скачущий на
неприятеля, рождается от обыкновенной женщины, а человек, способный
примирить враждующих, рождается от редкой женщины»
2
.
Как об архаичном писал о бийском суде и адате Н. Малышев,
отмечавший, что для понимания жизни, культуры и стремлений любого
народа, важно знать его обычное право: «Короче сказать, кто не знает обычаев
народных, тот не знает и самого народа». Н. Малышев подчеркивал
неразработанность права у казахов: «Киргизское же обычное право в
настоящее время почти совсем еще не разработано», и приводил следующие
аргументы в доказательство данного тезиса
3
. В правовой практике казахов
вместо термина «право» употреблялось слово «хак», имеющее несколько
значений: истина, Бог, право на получение чего-либо. Обычай, в том числе
правовой обычай, обозначался у тюркских народов словом «занг», или
арабским «адат», он берет начало в далеком прошлом казахского народа: «В
занге не отличаются обычаи частной жизни от обычаев судебных; не
разграничиваются обязательства нравственные от юридических, взыскания
домашние и административные от судебных»
4
. Древнюю форму суда, для
которой характерны такие черты, как вознаграждение потерпевшей стороне в
виде куна и штрафов, присяга как средство доказательства правоты, Н.
Малышев считал отсталой формой судопроизводства и следствием условий
кочевого быта, отсутствием влияния внешних факторов, слабого развития
общественных отношений. По мнению Н. Малышева, лишь русское право
способно изменить правовую культуру казахов.
1
Крафт И.И. Из киргизской старины. Оренбург, 1900. С. 128.
2
Крафт И.И. Судебная часть в Туркестанском крае и степных областях. Оренбург, 1898. С. 108–111.
3
Малышев Н. Обычное семейное право киргизов. Ярославль, 1902. С. 4.
4
Там же.
121
Авторы рассмотренных работ сходились во мнении, что авторитет биев
определялся силой поддержки, которую они получали за судебную
деятельность со стороны Достарыңызбен бөлісу: |