Маленькая трагикомедия действующие лица: михаил манаенков

МАЛЕНЬКАЯ ТРАГИКОМЕДИЯ

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

МИХАИЛ МАНАЕНКОВ

ЛЕОНИД ЛОЖНИКОВ

ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ

35

Вечер. Комната в гостинице. Две кровати с тумбочками, посредине – стол, слева – гардероб и телевизор, справа – входная дверь и холодильник, прямо – дверь на балкон. Михаил сидит за столом, пьет пиво и смотрит футбол по телевизору. Входит Леонид.

МИХАИЛ. Да.

ЛЕОНИД, А я не люблю смотреть футбол.

МИХАИЛ. Ага.

ЛЕОНИД. То ли дело самому играть в футбол!

МИХАИЛ. Мгм.

ЛЕОНИД. Я вам мешаю, наверно, своим разговором?

МИХАИЛ. Угу.

ЛЕОНИД. Что вы все угукаете да агакаете, могли бы и ответить нормально.

МИХАИЛ, А я не хочу.

ЛЕОНИД. А ты, Мишка, не изменился.

МИХАИЛ. Как вы меня назвали?

ЛЕОНИД. Мишка Манаенков, семьдесят пятого года рождения, учился в школе в Челябинске …

МИХАИЛ (впервые смотрит в лицо собеседнику. Узнает его, улыбается). Ленька, Ложников, ты? Сколько же мы не виделись?

ЛЕОНИД. Двадцать лет. Или около того.

МИХАИЛ. Ну да, ты же из Челябы уехал, когда четвертый класс кончил. Куда-то в Пензу, что ли?

ЛЕОНИД. Нет, в Питер. Пивка нет в холодильнике?

МИХАИЛ. Все есть. И пиво тоже. Погоди, угощу. А ты классно смотришься.

ЛЕОНИД. Твоими молитвами.

МИХАИЛ. Где работаешь? Наверно, в большой конторе? Ты вообще-то школу кончил?

ЛЕОНИД. Нет, Я пошел в ремеслуху, на слесаря выучился …

МИХАИЛ. Здорово! Я тоже слесарь.

ЛЕОНИД. Учился я хорошо, поэтому попал в техникум. Окончил его с отличием.

МИХАИЛ. Вон как … Значит, ты техник.

ЛЕОНИД. Да нет. Я после техникума работал на заводе и учился в институте на вечернем, окончил институт и стал инженером.

МИХАИЛ. Везучий ты …

ЛЕОНИД. А где же пиво?

МИХАИЛ. Пиво? Да, пиво … (идет к холодильнику, приносит несколько бутылок пива, ставит на стол). Везучий ты, Лёха … А я вот … только пэтэу …

ЛЕОНИД. Везучий, говоришь? Да я пахал, как папа Карло, всю жизнь! Отец умер, мать после того хворала без конца, сестренка замуж за алкаша вышла, без конца приходилось разбираться с поганым – и всех кормить надо было! А у меня жена, два сына в школе. Хорошо, что после института я защитил кандидатскую диссертацию, поэтому преподавал в институте. Звание доцента получил. Книги писал.

МИХАИЛ. Вон как … Ты, оказывается, пробивной. Знал, кому задницу лизать.

ЛЕОНИД. А ты все та же мразь, какой ты был в начальной школе:завистливый, ленивый, злобный. Не буду я пить твое поганое пиво.

МИХАИЛ. Вон как … А помнишь ты, как я тебя в школе лупил каждый день? Как ты плакал, тихоня, а сдачи дать не мог?

ЛЕОНИД. Помню, помню. Ты мне, подлый гад, по ночам снишься в кошмарах. Но я тебе благодарен.

МИХАИЛ. За что же это?

ЛЕОНИД. За то, что научил меня. Просветил, так сказать. Я ведь в Питере изучал восточные единоборства, самбо изучил. Разряд по боксу имею. Друзья верные у меня появились, такие же ребята. И таких, как ты, мы не боялись. Они боялись нас. Вот так. А в армии …

МИХАИЛ. Ты же учился! Когда в армию успел попасть? На лагерные сборы, что ли? Басни Крылова рассказываешь? Не верю я тебе!

ЛЕОНИД. Да нет, я после института сам попросился. Жена меня поняла. Мужчина просто обязан отслужить, если он не инвалид. Я, между прочим, произведен в офицеры. Вот после армии бывал на лагерных сборах.

МИХАИЛ. Младший лейтенант? Политрук болтливый?

ЛЕОНИД. Капитан запаса. Командир батальона. Вот так. Сам-то ты служил в армии? Или откосил?

МИХАИЛ. Я хотел. Да у меня плоскостопие.

ЛЕОНИД. И сколько же ты заплатил за это плоскостопие?

МИХАИЛ. Заткнись, сука!

ЛЕОНИД. За «суку» ответишь, как говорится. Впрочем, за все ответишь. За мое исковерканное детство, за мои ночные кошмары, за мое недоверие к людям. За переезд в другой город моих родителей ради моего спасения от тебя … За все, за все.

МИХАИЛ. Да пошел ты! В гробу я тебя видел, сука.

ЛЕОНИД. Встать!Михаил хватает со стола нож и бросается на Леонида. Тот перехватывает руку с ножом, отнимает нож, отбрасывает его и наносит удар в челюсть Михаилу. Михаил оседает на пол. Леонид склоняется над ним. Треплет по щекам. Михаил изворачивается, хватает с пола нож – и получает новый удар в челюсть, от которого он теряет сознание. Леонид поднимает его и усаживает на стул. Нож кладет в карман своего пиджака. Михаил начинает шевелиться, открывает глаза.

ЛЕОНИД. Ну, как? Нравится? Вот так я себя чувствовал с первого по четвертый класс, когда ты, подлое ничтожество, вместе с помощниками издевался надо мною, слабым маменькиным сыночком. Вы меня не только били. Нет, вам этого было мало. Вы плевали мне в лицо, держа за руки, чтобы я не мог закрыться от вашей бешеной слюны. Вы снимали в мужском туалете мои штанишки и плевали на мое мужское достоинство.

МИХАИЛ. Со слабаками всегда так. Не ты первый.

ЛЕОНИД. Вы отнимали и, кривляясь, пожирали передо мной бутерброды, которые мне давала мама, не знавшая ничего о ваших издевательствах до четвертого класса, когда я не мог больше вынести издевательств.

МИХАИЛ. Знаю, ты тогда повесился. Что же ты не издох? Картину гнал перед мамочкой?

ЛЕОНИД. Я погиб бы, если бы не порвалась та веревка … Я не сразу пришел в себя. Потом пришла мама, и я ей все-все рассказал. И семья наша бросила насиженное место, мы уехали в деревню к родственникам. И там тоже хлебнули горя.

МИХАИЛ. Я не знал … Ты прости меня …

ЛЕОНИД. Простить?! Ты думаешь, я случайно оказался в этом номере гостиницы? Я поклялся тебе отомстить. И я ждал момента. Вот, наконец, тебя послали в командировку за трубами три четверти дюйма.

МИХАИЛ. Ты и это знаешь? Кто тебе настучал?

ЛЕОНИД. Неважно. Я приехал сюда и я получил место в одном номере с тобой. Теперь осталось только помучить тебя – и убить.

МИХАИЛ. Ты этого не сделаешь.

ЛЕОНИД. Еще как сделаю.

МИХАИЛ. Если ты меня замочишь, тебе дадут вышку.

ЛЕОНИД. Не беспокойся. Я ведь здесь не под своей фамилией. (Смотрит на часы). Десять часов. Отлично. Пиши записку предсмертную.

МИХАИЛ. Не буду я писать никакую записку.

ЛЕОНИД. Напишешь. Потому что смерть тебе будет избавлением от мук. Мой самолет в два часа ночи, торопиться мне некуда. А утром я уже буду далеко. Вот тебе ручка и бумага. (Подает ручку и лист бумаги). Пиши. О том, что жизнь тебе надоела и ты решил уйти из нее навсегда.

МИХАИЛ. Помоги-ите! (Леонид улыбается, включает телевизор на полную громкость). Спаси-ите! Лю-у-уди-и!

ЛЕОНИД. А я ведь не кричал, когда ты и твои шестерки издевались надо мной. Стыдно мне было кричать: мужчина как-никак. Ори, давай, громче! Ну! Помочь? (Кричит). Помогите! Спасите! Убивают! А-а, телевизор заглушает? А мы его выключим! (становится тихо). Кричи!

МИХАИЛ. Отпусти меня. Сдаюсь я.

ЛЕОНИД. Да ты ведь тут же побежишь доносить на меня.

МИХАИЛ. Нет, слово даю. Клянусь!

ЛЕОНИД. Вот ведь как ты заговорил! А я, Мишка, не верю тебе. Потому что ты подлый человек. Пиши предсмертную записку! Напишешь – отпущу.

МИХАИЛ. Так я тебе и поверил.

ЛЕОНИД. Не бойся, я не буду тебя мочить. И не потому, что боюсь. Меня не найдут. А если найдут – выкручусь. Я ведь, Мишка, не все тебе рассказал. Я понял, что горбатиться на любой службе – глупо. Стал бизнесменом. И – удачливым. За пять лет я сколотил миллионы. У меня сегодня бизнес в России и за рубежом, заводы, банк, торговые фирмы.

МИХАИЛ. Врешь!

ЛЕОНИД. У меня дворцов только шесть в разных странах. Яхта-красавица в Средиземном море, другая – на Балтике, два самолета реактивных, взвод телохранителей под началом майора-десантника в отставке. Кстати, здесь, в гостинице, их со мной семеро.

МИХАИЛ. Врешь ты все. Где твои охранники?

ЛЕОНИД. Зачем мне врать? Чтобы с тобой справиться, они мне не были нужны. Они все на своих местах. Слушай, парень, я ведь могу принять и тебя на работу! Но только, когда напишешь предсмертное письмо.

МИХАИЛ. Да?! Я напишу – и ты меня замочишь. Что, думаешь, я не понимаю?

ЛЕОНИД. Нет смысла мочить тебя. Ты мне нужен живой. Чтобы ты видел, как я процветаю, чтоб люто мне завидовал, чтоб служил мне верой и правдой (за хорошую зарплату, конечно). Чтоб сапоги мне лизал. Понял?

МИХАИЛ. Письмо-то писать зачем, если мочить не хочешь?

ЛЕОНИД. Не дошло? Чтоб ты дрожал от страха все время, чтоб ждал, что я тебя когда-нибудь замочу. Только и всего. Мне надо, чтобы ты мучился. Мучился!

МИХАИЛ. Докажи, что ты бизнесмен. И я подпишу.

ЛЕОНИД. Пожалуйста. Вот. (Вынимает из кармана пиджака пачку долларов). Смотри, здесь двести банкнот по сто долларов. То есть двадцать тысяч долларов. Это - на мелкие расходы (кладет деньги обратно). А так у меня есть чековая книжка, есть карточка. Есть агенты. Я могу в любой стране расположиться, как король, с первой минуты. Я дела делаю, мне некогда считать копейки. Ну, идешь ко мне на службу? Я пока не заставляю, а приглашаю. Будешь жить. И жить материально неплохо. Но я тебя, тварь, буду мучить.

МИХАИЛ. Твоя взяла. (Пишет письмо). Написал. Хорошо платить будешь?

ЛЕОНИД. Не сомневайся. Платить буду хорошо. Но и издеваться не забуду. А вот играть со мной в дурака не моги. Если обнаружу, что затеваешь что-то, страшной смертью умрешь… Например, паяльник в задницу вставим.

ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ. Хозяин, все в порядке?

ЛЕОНИД. Я же просил не тревожить меня, пока сам не выйду.

ГОЛОС ЗА ДВЕРЬЮ. Так точно, хозяин. Извините.

МИХАИЛ. Да, вот как получилось. Ты, Лёха – король, а я …

ЛЕОНИД. Зови меня отныне просто «хозяин». И на «вы» - не забудь.

МИХАИЛ. Да, хозяин ... На свою беду я из тебя … из вас человека сделал.

ЗАНАВЕС.

ДОПРОС КОМБРИГА

ОДНОАКТНАЯ ПЬЕСА

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Самуил Штаркман, комбриг

Иван Трухан, следователь

Лев Шнейдер, следователь

Охранник

Кабинет следователя. Стол, стул, табурет для заключенного. В кабинете лейтенант Трухан, комбриг Штаркман, охранник с винтовкой у двери.

ТРУХАН. Ну, враг народа, признаешься ты, наконец, в том, что хотел взорвать Каменный мост в Москве и убить нашего дорогого вождя товарища Сталина?

ШТАРКМАН. Я уже сказал тебе, лейтенант, что оговаривать себя не стану. Я дальневосточный казак, хоть и еврей, я комбриг Красной армии, я воевал на Хасане и на Халхин-Голе, я воевал в Испании ...

ТРУХАН. Не хвались, жид!

ШТАРКМАН. За жида ответишь, следователь.

ТРУХАН. Не смеши. Ты, контра, есть враг нашего народа и подлежишь лагерям или расстрелу. А я твой следователь. И воин, который у двери, никогда не подтвердит эту твою ложь, что я тебя, жид поганый, обзывал жидом. Потому что он думает так же, как я ... Так что сознавайся покороче, а то у меня еще много дел сегодня.

ШТАРКМАН. Пошел ты ...

Трухан делает знак охраннику, тот бьет Штаркмана по голове прикладом. Штаркман падает.

ТРУХАН. Мог бы и не так сильно. Убил его, что ли?

ОХРАННИК. Нет. Огловушил только. Они, жиды, живучие.

Трухан льет воду из графина на голову Штаркмана.

ШТАРКМАН (поднимаясь). Я подам рапорт вашему начальству.

ТРУХАН. Вставай, садись на табурет. Ты еще не представляешь, куда ты попал и что мы с тобой делать будем, контра.Входит Шнейдер. Трухан вскакивает, отдает честь. Содлат также отдает честь вошедшему. Шнейдер небрежно кивает Трухану, охраннику жестом предлагает покинуть кабинет.

ШНЕЙДЕР. Ты, Иван Матвеевич, тоже свободен. Придешь (смоторит на часы) через двадцать минут, а я с ним один на один побеседую.

ТРУХАН. Но ведь я веду допрос. Этот враг народа не хочет сознаваться ...

ШНЕЙДЕР. Я кому сказал? Через двадцать минут. Не раньше и не позже. А с врагом народа я сам побеседую.

Трухан удаляется, погрозив кулаком Штаркману и молча приложив палец к губам.

ШНЕЙДЕР. Так, враг народа Штаркман, ты, значит, не хочешь похорошему сразу во всем сознаться? Тебя еще не били, не пытали? Ты еще на что-то надеешься?

ШТАРКМАН. И ты, Лев Абрамович, туда же! Ты ведь прекрасно знаешь, что я никакой не враг народа. Я воин, командир, коммунист с тысяча девятьсот ...

ШНЕЙДЕР. Ошибаешься, Самуил Маркович, я прекрасно знаю твои военные заслуги, но я также знаю, что ты, дурак, по пьянке хвастался, какой ты умный и смелый, какой заслуженный комбриг. Знаю, что ты возмущался, мол, комбриг – это прослойка между полковником и генерал-майором, а тебе, мол. давно уже должны были бы присвоить генеральское звание ...

ШТАРКМАН. Мне читал следователь эту подлую кляузу. Там такое нагорожено!

ШНЕЙДЕР. Не кляузу ты читал, а информацию. От нашего секретного сотрудника. ШТАРКМАН. От вашего подлого стукача.

ШНЕЙДЕР. Ах, Штаркман, Штаркман, служил ты хорошо, да вот зазнался и поэтому связался с английской разведкой. Хорошо, что не с немецкой, а то мы бы тебя враз поставили к стенке. Война идет, подлый враг наступает, к Москве рвется, а ты ...

ШТАРКМАН. Лев Абрамович! Пустите меня на фронт! Дайте мне мою бригаду. Все поляжем, но не пустим врага в столицу.

ШНЕЙДЕР. Раскудахтался. Какой тебе фронт? Ты же предатель, враг народа! Вот что я, бывший твой соратник по Красной Армии, посоветую: не тяни резину, признайся, подпиши – отсидишь немного в лагере и тогда уж попросишься на фронт. Рядовым бойцом. И примешь смерть на поле боя, как герой, если потребуется. Подпиши!

ШТАРКМАН. Ничего я не подпишу! Какой я враг? Какая английская разведка? Ты поверил этой напраслине? Вижу, что не поверил. Но стараешься быть святее папы римского, потому что ты – такой же жид, как и я. Трухан не только жидом меня обзывал, он велел охраннику бить меня, сволочь.

ШНЕЙДЕР. Послушай, комбриг, ты зря упрямишься. Трухан тебя будет пытать. Мучительно. Возможно, изуродует. А кончится все тем же: подпишешь. И получишь пулю в затылок.

ШТАРКМАН. Никто не добьется от меня подписи. Лучше я умру от пыток, чем дам какой-то гниде победить меня. Эта сволочь Трухан порох нюхал только на расстрелах. Палач! И ты сам, хоть и гладко стелешь, – ты тоже палач.

ШНЕЙДЕР. Что Трухан – юдофоб, я знаю. Меня он тоже люто ненавидит. Только достать пока не может. Он в моем подчинении. И глаза свои ненавидящие прячет.

ШТАРКМАН. Ничего, он и тебя достанет со временем. Вспомнишь тогда меня. За что мы кровь проливали, Лева? Ты еще не забыл нашу Первую Конную? Лихой ты был рубака. А стал кем? Палачом. С труханами заодно, с душегубами. Опомнись!

ШНЕЙДЕР. А ты кем стал, Самуил? Предателем Советской Отчизны, английским шпионом, на самого вождя нашего, великого Сталина, руку поднял! На самого великого человека, на главного борца с врагами народа, на продолжателя дела великого Ленина. Предателем стал, двурушником. Эх, ты, бывший комбриг ...

ШТАРКМАН. Ушам своим не верю.

ШНЕЙДЕР. Но я тебя жалею, несчастный. Все же мы оба евреи. Наш народ столько терпел при царской власти. Черта оседлости, призыв детей в кантонисты, погромы и ложные обвинения ... Богатые евреи ухитрялись жить и в ту пору припеваючи, а сапожники, портные, биндюжники, кузнецы, бочары, заводские рабочие еле-еле концы с концами сводили, да еще дрожали от страха перед погромами ... И кинулись мы с тобой в революцию, и пошли мы за большевиками, за Лениным ...

ШТАРКМАН. Не читай мне политграмоту, чекист. Лучше отпусти меня в камеру, к товарищам. Я даже не успел поговорить с ними, когда меня впихнули туда и через пять минут вызвали на допрос.

ШНЕЙДЕР. Что ты сказал? К товарищам? Да там же одни враги народа, в той камере! Я вижу, что ты не собираешься покаяться и признаться. И выдать всех своих сообщников. Дурак ты, комбриг.

ШТАРКМАН. Я никогда не признаюсь в том, чего на самом деле не было. Меня уже стукнул охранник в этом кабинете. Голова раскалывается.

ШНЕЙДЕР. Идеалист несчастный, ты еще не испытал ничего. Все впереди. Тебя Трухан заставит стоять без сна мнго суток подряд, тебе он потом дастприсесть, но на ножке табуретки. Тебя будут бить кирпичем, заложенным в валенок, резиновой палкой будут охаживать по всем местам болезненным. Ребра переломают.

ШТАРКМАН. Не посмеют, я буду жаловаться товарищу Сталину ...

ШНЕЙДЕР. Дурак ты и недотепа. Сам товарищ Сталин разрешил нам применять к врагам народа меры физического воздействия...

ШТАРКМАН. Врешь!

ШНЕЙДЕР. Ай хэв дан май бест.

ШТАРКМАН. Не понял. Что за тарабарщина? Это идиш?

ШНЕЙДЕР. Я сказал по-английски, что сделал все возможное. Но ты, недоучка, не знаешь главных европейских языков. Теперь, когда я понял, что ты дурак, мне тут больше делать нечего. Но все же напоследок еще раз скажу: подпиши. Скажу больше: мы твою подпись можем просто подделать. (кричит к двери). Эй!

Входит охранник. Стоит у двери. Шнейдер уходит.

ШТАРКМАН. Почему ты меня стукнул прикладом? Что я тебе плохого сделал?

ОХРАННИК. Я выполнял приказ.

ШТАРКМАН. А если бы тебе приказал Трухан убить меня?

ОХРАННИК. Приказ не обсуждается. Приказ выполняется.

ШТАРКМАН. Ты тоже ненавидишь жидов?

ОХРАННИК. Так точно!

Входит Трухан.

ТРУХАН. Ну и о чем же два жида тут побеседовали? Я об этом доложу, кому следует. Не имел права Шнейдер выгонять меня из кабинета и секретничать с врагом.

ШТАРКМАН. Не обманешь. Я вижу, что вы со Шнейдером ведете со мной игру в два следователя: один – плохой, другой – хороший. Он тоже советовал мне подписать клевету на самого себя. Да так ласково. Ты пугал, и он пугал. Только по-разному.

ТРУХАН. Подписал?

ШТАРКМАН. Конечно, нет. Но вот что я тебе, палач, скажу. Пройдет еще какое-то время – и ты вместе с твоим шефом Шнейдером будете оба здесь на моем месте, а кто-то из ваших подчиненных, возможно, даже этот воин, который меня, безоружного, сзади по башке двинул, будет вас допрашивать как врагов народа – и бить, бить, бить. И мучить всеми способами.

ТРУХАН. А пока это не случилось (и я надеюсь, что не случится), мы из тебя душу вытряхнем, но заставим признаться в том ...

ШТАРКМАН. ... чего не совершал.

ТРУХАН. Именно! (Хохочет – долго, истерически) И ты признаешься. И подпишешь. И мы тебя расстреляем. Да-да, расстреляем. Никаких лагерей, никакого лесоповала. Расстрел! А перед этим будем тебя бить, бить, бить! (Звонок телефона. Трухан берет трубку.)Трухан слушает. ( Встает, вытягивается. Отдает честь. Молча кивает головой. (Громко, очень громко). Товарищ генеральный комиссар, все будет исполнено немедленно. (Опускается на стул в изнеможении. Говорит как бы самому себе). Ну, жид, твоя звезда.

ШТАРКМАН. Что стряслось, чекист?

ТРУХАН (тожественно и четко). Товарищ генерал-майор, по указанию Генерального комиссара НКВД товарища Берия вы немедленно отправляетесь в распоряжение командующего шестнадцатой армией генерал-лейтенанта Рокоссовского по его личной просьбе. Вы получаете возможность загладить свою вину перед партией, государством и народом. Вы свободны.

ШТАРКМАН. Рокоссовский? Это человек. Вспомнил боевого товарища. Не то, что палач Шнейдер. Меня выпустят, не задерживая?

ТРУХАН. Так точно. Ваше дело закрыто по личному распоряжению товарища Берия. (Пауза). Возможно даже, что вы ни в чем не виноваты. Не поминайте лихом. Сейчас идут тяжелые бои на фронте. Ситуация, сами понимаете. Не до галантерейного обращения с вра ... С арестованными.

ШТАРКМАН. Конечно. Я все понимаю. Советую вам, лейтенант, не тратя время попусту, подать рапорт о вашем горячем искреннем желании отправиться на фронт.

Штаркман выходит.

ТРУХАН. Выскользнул. Как лещ из руки, выскользнул. (Охраннику). Что ж ты его так слабо стукнул прикладом, боец-молодец?