всего была его готовность поделиться этой мудростью с Джулианом.
Занятия начинались до восхода солнца. Раман сидел со своим
прилежным учеником и наполнял его сознание откровениями о смысле
жизни и малоизвестными приемами, которыми он сам в свое время
овладел, чтобы жить полноценно, творчески, с
большей отдачей. Он
научил Джулиана древним принципам, которые, как он говорил, может
применять каждый, чтобы жить дольше, оставаться моложе и быть куда
более счастливым. Джулиан также узнал, что два неразрывно связанных
качества — власть над собой и ответственность за свои поступки —
уберегут его от возврата к хаосу, свойственному его жизни на Западе.
Недели слагались в месяцы, и Джулиан постепенно начинал осознавать,
какой огромный потенциал дремлет в его собственном сознании, ожидая
пробуждения и востребования во имя высших целей. Порою учитель и
ученик просто сидели и любовались сияющим индийским солнцем,
поднимающимся вдали из глубины зеленых лугов. Иногда они отдыхали в
спокойной медитации, зачарованные тишиной. Порой они просто гуляли в
сосновом лесу, философствуя и наслаждаясь общением друг с другом.
Джулиан сказал, что первые признаки его личностного роста появились
только лишь после трех недель пребывания в Сиване. Он начал замечать
красоту самых заурядных вещей. Будь то чудо звездной ночи или узоры
паутины, усыпанной дождевыми каплями, Джулиан впитывал в себя все.
Он также сказал, что его новый стиль жизни и порожденные им новые
привычки стали оказывать глубокое влияние на его внутренний мир. После
применения в течение месяца принципов и приемов мудрецов у Джулиана,
по его словам, начало вырабатываться чувство глубокого покоя и
внутренней безмятежности, которое ускользало от него все годы жизни на
Западе. Он становился веселее и непосредственнее, энергичнее и
изобретательнее с
каждым прошедшим днем.
Обретение физической энергии и духовной силы стали следующими
изменениями личности Джулиана. Его тело, когда-то набравшее лишний
вес, стало сильным и худощавым, а лицо, отличавшееся прежде
болезненной бледностью, засветилось здоровьем. Он действительно
чувствовал, что мог сделать все что угодно, быть кем угодно, выпустить на
волю безграничные возможности, которые, как он выяснил, таятся в
каждом из нас. Он начал дорожить жизнью и видеть божественность
каждого ее проявления. Древняя система этой таинственной общины
монахов начала творить свои чудеса.
Сделав паузу, словно дивясь своему собственному рассказу, Джулиан
продолжил философствовать.
— Я осознал нечто очень важное, Джон. Мир, в том числе и мой
внутренний мир, — это крайне необыкновенное место. Я также понял, что
внешний успех ничего не значит, если он не сопровождается внутренним
успехом. Существует огромная разница между благосостоянием и
состоянием блага. Когда я был преуспевающим адвокатом, я имел
привычку насмехаться над людьми, которые работали над улучшением
своей внутренней и внешней жизни. «Живите как живется!» — считал я.
Но я узнал, что самосовершенствование и постоянная забота о сознании,
теле и душе крайне существенны для максимальной реализации
возможностей личности и способности достигать своей мечты. Как можно
заботиться о других, если ты не заботишься даже о
самом себе? Как можно
делать добро, если ты просто плохо себя чувствуешь? Я не могу любить
тебя, не любя себя самого.
Внезапно Джулиан как-то забеспокоился и слегка смутился. «До тебя я
никогда никому так не открывал свою душу. Извини, Джон. Дело в том,
что я просто пережил такое потрясение в этих горах, моей душе открылись
такие силы мироздания, что я чувствую: другим тоже надо знать то, что
знаю теперь я».
Заметив, что уже становится поздно, Джулиан стал поспешно
прощаться со мной.
— Ты не можешь уйти сейчас, Джулиан. Я и вправду желаю познать
всю ту мудрость, которой ты научился в Гималаях и которую ты пообещал
своим учителям принести на Запад. Ты не можешь оставить меня в
неизвестности — ты знаешь, я этого не выдержу.
— Будь уверен, мой друг, я вернусь. Ты же меня знаешь — уж если я
начал рассказывать интересную историю, то просто не могу остановиться.
Но ты должен закончить свою работу, а мне надо заняться кое-какими
личными делами.
— Тогда скажи мне лишь одно. Все, чему ты научился в Сиване,
подойдет для меня?
— Был бы готов ученик, а учитель найдется, — Джулиан ответил не
задумываясь. — Ты, как и многие другие в нашем обществе, готов узнать
мудрость, которую я ношу в себе. Каждый их нас должен знать философию
мудрецов. Каждый из нас может извлечь из нее пользу. Каждый из нас
должен знать о
совершенстве, оно является нашим естественным
состоянием. Обещаю, что поделюсь с тобой древними знаниями.
Успокойся. Я встречусь с тобой снова завтра вечером, в это же время, в
твоем доме. Тогда я скажу тебе все, что тебе нужно знать, чтобы добавить
намного больше жизни в твою жизнь. Согласен?
— Ну, если я обходился без этого столько лет, еще каких-то 24 часа не
станут для меня смертельными, — ответил я, не скрывая разочарования.
С
тем мастер правозащиты, превратившийся в просвещенного йога
Востока, и ушел, оставив меня с массой незавершенных мыслей и вопросов
без ответов.
Спокойно сидя в своем офисе, я размышлял над тем, до чего же все-
таки тесен наш мир. Я думал о целом море знаний, в
которое я еще даже не
начал погружать кончики пальцев. Интересно, каково это будет — вновь
обрести вкус к жизни. Я вспоминал, каким я был любознательным в
молодости. Мне так хотелось почувствовать себя более живым и привнести
в свои будни необузданную энергию. Может, я тоже бросил бы профессию
юриста. Может, у меня тоже есть более высокое призвание? Погруженный
в такие непростые размышления, я погасил свет, запер дверь офиса и
шагнул в духоту еще одной летней ночи.