О чем мы молчим с моей матерью. 16 очень личных историй, которые знакомы многим

прав.
Copyright © 2019 by Michele Filgate
All rights reserved. All rights reserved, including the right to reproduce this
book or portions thereof in any form whatsoever.
© К. Гептинг, 2020
© Перевод на русский язык, издание на русском языке, оформление.
ООО «Манн, Иванов и Фербер», 2020
* * *
Потому что очень горько так никогда и не
рассказать, что чувствуешь.
Вирджиния Вулф. Волны
Я уверена, что матери отравляют нас. Мы их
идеализируем, относимся к ним как к данности. Мы их
ненавидим, и обвиняем, и превозносим больше, чем кого-
либо в нашей жизни. Мы смотрим на все сквозь призму
их любви, уверяем себя в их нежности и в том, что так
задумано природой. Мы можем красть, лгать, уходить
от них — но они все равно будут любить нас.
Меган Мейхью Бергман. Птицы меньшего рая

Вступление
Когда я готовлю говядину по-бургундски по рецепту Айны Гартен
[1]
,
моя мама будто стоит рядом. Помешивая ароматный бульон, я мысленно
возвращаюсь в детство, на родительскую кухню. Мама проводила там
почти все свободное время. К празднику она пекла маковое печенье с
малиновым джемом или «поцелуйчики» из арахисовой пасты, а я помогала
ей месить тесто.
Стоя у плиты, я ощущаю мамино присутствие. Я всегда думаю о ней
на кухне — в ее родной стихии. Добавить говяжий бульон и свежий
тимьян… немудреные действия вселяют в меня уверенность. Если точно
соблюдать рецепт, потом пальчики оближешь. Но ближе к ночи, несмотря
на плотный ужин, у меня от голода будет ныть желудок.
Мы с мамой редко разговариваем. Готовить по рецепту мне ничего не
стоит. Другое дело — общаться с мамой и тем более писать о ней.
Мне понадобилось двенадцать лет, чтобы закончить эссе, из которого
родилась идея этого альманаха. Я начала писать «О чем мы молчим с моей
матерью» еще будучи студенткой Нью-Гемпширского университета, под
впечатлением от сборника Джо Энн Бирд «Мальчики моей юности». Тогда
я поняла, что такое эссе о себе: предъявление прав на свою историю. В то
время еще свежи были воспоминания об издевательствах отчима, я злилась
на него. Дома при нем я испытывала постоянный страх и мне хотелось
исчезнуть, что я в итоге и сделала.
Чего я тогда не осознавала, так это того, что пишу не про отчима. В
жизни все сложнее, и порой трудно смотреть правде в лицо. На то, чтобы
осмыслить и сформулировать все, что я хотела выразить, ушли годы.
Желание (и потребность) писать пробудили разрушенные отношения с
матерью.
Мое эссе опубликовали в Longreads в октябре 2017 года, рядом со
статьей про Харви Вайнштейна. Движение
#MeToo
как раз набирало
обороты. Казалось бы, идеальный момент. Но в день публикации я до
рассвета проснулась от ужаса, что все узнают обо мне такие личные вещи,
и больше не сомкнула глаз. Я гостила у друзей в Сосалито и вышла на
улицу, прихватив ноутбук. Солнце еще не показалось, воздух был тяжелым
от дыма лесных пожаров. На клавиатуре оседал пепел. Как будто горел весь
мир. Казалось, я сжигаю собственную жизнь. Жить с болью, причиненной
матерью, — это одно. А обессмертить ее в словах — совсем другое.

Сокровенные признания порождают в душе болезненное одиночество.
Хотя я не была одинока. У каждого человека есть мать, пусть даже недолго.
Отношения между матерью и ребенком не всегда идеальные. При этом в
обществе подразумевается, что праздники все проводят в семейной
идиллии. Перед каждым Днем матери я морально готовлюсь к лавине
постов о сильных, любящих женщинах, воспитавших замечательных
отпрысков. Я рада за них, но все-таки мне немного больно. И не только мне
— многим в этот день напоминают о том, чего они лишены. Одни
оплакивают преждевременную кончину матери, а другие никогда не знали
ее. А кто-то думает, что, хотя его мать жива, она ничего не сумела дать
своему ребенку.
Идеал матери — это защитница: она заботится о детях, делает для них
все необходимое и поддерживает их, а не подавляет. Однако мало кто
скажет, что у него идеальная мать. Что бы она ни делала, совершенство,
скорее всего, недостижимо. «Возможно, мы все в такой момент чувствуем
перед собой огромную зияющую пропасть, когда наша мать совершенно не
соотносится с тем, что, на наш взгляд, должно подразумевать понятие
матери, и со всем тем, что это, по идее, должно бы нам давать», — пишет
Линн Стеджер Стронг в этой книге.
Такое несоответствие — это нормальный и необходимый опыт
познания жизни, но иногда оно оставляет неизгладимый след. Наш общий
инстинкт — избежать боли любой ценой. Мы закапываем ее глубоко в себя,
пока не перестанем чувствовать и не забудем о ее существовании. Мы
делаем так, чтобы выжить. Но это не единственный способ.
Если выговориться, станет легче. Это по-взрослому. Признавшись в
том, о чем вы по какой бы то ни было причине долго молчали, вы улучшите
отношения с окружающими, а главное — с собой. И вместе это делать
проще, чем в одиночку оказаться в лучах прожекторов.
По-разному сложились отношения с матерями у писателей,
объединенных этой книгой: одни с ними не общаются, а другие, наоборот,
очень близки. Как выразилась Лесли Джемисон, «рассказ о ее любви ко мне
или о моей любви к ней звучал бы как одна большая тавтология: именно
мама всегда определяла мое представление о том, что такое любовь». Лесли
прочитала неопубликованный роман бывшего мужа матери, чтобы узнать,
какой она была до ее рождения. Кэти Ханауэр в своем увлекательном
произведении рассказывает, как ей наконец удалось поговорить с мамой без
участия властного (но всеми любимого) отца. Дилан Лэндис размышляет,
насколько близкими были отношения между его матерью и художником
Хейвудом Биллом Риверзом. Андре Асиман описывает жизнь с глухой от

рождения матерью. Мелисса Фебос рассматривает отношения с матерью-
психотерапевтом через призму мифологии. А Джулианна Бэгготт делится
тем, каково это, когда мама рассказывает тебе абсолютно все. Сари Боттон
пишет, как ее мать превратилась в своего рода «классового врага», когда
разбогатела, и в чем отношения между ними усложнились.
Некоторые эссе пронизаны болью. Брэндон Тейлор с непостижимой
нежностью пишет о матери, морально и физически его унижавшей.
Найоми Мунавира рассказывает об иммиграции, психических болезнях и
домашнем насилии. Кармен Мария Мачадо анализирует свое двойственное
отношение к родительству, связанное с холодностью матери. Александр Чи
задается вопросом, зачем он хотел оградить мать от информации о
пережитом им в детстве сексуальном насилии. Киезе Лаймон объясняет
матери, почему он посвятил ей свои мемуары: «Теперь, осуществив свой
замысел, я понимаю: проблема нашей страны не в том, что нам не удается
спокойно сосуществовать с людьми, партиями или политиками, с которыми
у нас есть разногласия. Проблема в том, что мы ужасны в своей, как нам
кажется, искренней любви к людям, родным местам и политикам, к
которым мы как будто питаем склонность. Я написал для тебя
„Тяжеловеса“, потому что хотел, чтобы мы оба научились друг друга
любить». Бернис Макфадден рассказывает, как живуча клевета: ее помнят
десятилетиями.
Надеюсь, моя книга станет путеводной звездой для всех, кто не смел
открыть правду о себе или своей матери. Чем чаще мы сталкиваемся с тем,
чего не можем, не хотим или не знаем, тем лучше понимаем друг друга.
Я скучаю по маме, которую знала до ее встречи с отчимом, и даже
немножко по той, которая вышла за него замуж. Иногда я представляю
себе, что дам ей прочитать эту книгу. Вручу за обедом, приготовленным в
ее честь. И скажу: вот почему мы никогда не говорили по душам. Вот что я
думаю. Я все написала. Это тебе.

жүктеу/скачать 1,3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: