* * *
Как-то раз — дело было несколько лет назад — я выхожу из школьного
автобуса. Дорога от остановки до моего дома всегда вызывает у меня
напряжение. Если я вижу красный, цвета спелого помидора, пикап,
принадлежащий моему отчиму, это означает, что он дома и мне придется
быть там с ним вдвоем.
Но сегодня грузовика нет. Я одна. Какая роскошь! На столе в кухне
стоит кофейный торт, который испекла мама. При виде крошек коричневого
сахара у меня текут слюнки. Я набрасываюсь на него — каких-то пара
секунд, и половины божественного десерта как не бывало.
И тут мой язык начинает пощипывать — первый признак
анафилактического шока. Я к этому уже привыкла и знаю, что нужно
делать: взять жидкий бенадрил и позволить искусственному вишневому
сиропу покрыть язык, который раздувается, как рыба, блокируя мне
дыхательные пути. Я начинаю задыхаться.
Но у нас дома есть только таблетки. А они рассасываются гораздо
дольше. Я их проглатываю, и меня тут же выворачивает. Я могу делать
лишь крошечные сиплые вдохи. Бегу к бежевому телефону на стене и
набираю 911. Скорая приезжает через несколько минут, но мне они кажутся
длиннее тех тринадцати лет, что я живу на этой земле. Я смотрю в зеркало
на свое залитое слезами лицо, пытаюсь перестать реветь, потому что
дышать мне от этого только сложнее. Но слезы катятся сами собой.
В карете скорой помощи по дороге в больницу мне дают игрушечного
медвежонка. Я прижимаю его к себе, словно новорожденного.
Мама хмурится, но в то же время испытывает облегчение.
— Торт был посыпан колотым грецким орехом. Я испекла его для
коллеги, — говорит мама. Она смотрит на медвежонка, которого я
обнимаю. — Я забыла оставить тебе записку.
Достарыңызбен бөлісу: