Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация



Pdf көрінісі
бет6/65
Дата17.02.2022
өлшемі2,89 Mb.
#25743
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   65
Степень  изученности  проблемы.  Первые  историографические  обзоры 

по  изучению  древности  в  советский  период  относятся  ещё  ко  времени 

становления  советской  исторической  науки:  обретя  в  начале 30-х  гг.  свой 

статус  неотъемлемой  части  государственной  системы  образования,  она 

должна  была  демонстрировать  результаты  своего  участия  в  становлении 

нового  общества  и  показывать,  что  делается  это  в  соответствии  с  общими 

установками «партии и правительства». Поэтому обзоры тех лет, чаще всего 

посвящённые  годовщине  Октября  (точки  отсчёта  новой  хронологии, 

                                                                                                                                                                                                

телеканалами, или на телевизионные «дискуссии» о значимых исторических событиях, в 

которых профанируется сама возможность адекватного познания. 

 



 

признаваемой  принципиальной  гранью  для  всех  сфер  общественной  жизни, 



не исключая науку) – это своего рода отчёты о пройденном пути, в которых 

на  первом  плане  фиксируются  позитивные  достижения  советской 

исторической  науки,  но,  кроме  того,  указывается  и  на  преодоление  тех  или 

иных  негативных  тенденций,  неправильных  подходов,  отрицательного 

влияния  отдельных  историков.  Иногда  авторы  этих  обзоров  воспринимали 

сам  факт  того,  что  написание  поручено  им,  в  качестве  знака  победы  их 

подхода  к  трактовке  марксизма  и  «линии  партии»,  и  не  стеснялись 

подчеркнуть в обзоре своё превалирование над соперниками.

3

 

Примерно  та  же  тенденция  прослеживалась  и  в  отдельных 



монографических  работах:  давая  обзор  точек  зрения  в  советской 

историографии  на  избранную  проблему,  автор  стремился  сделать  его 

критически  заострённым,  и  это  острие  могло  грозить  не  просто  тому  или 

иному  учёному,  а  конкретному  человеку.  Периодически,  в  годы  больших 

идеологических  кампаний,  это  дополнялось  отдельными  статьями 

(инициированными  управленческими  структурами  или  рождавшимися  по 

собственной  инициативе),  к  чему-либо  призывавшими  или  от  чего-либо 

предостерегавшими

4

 – научного изучения прошлого опыта в них было мало, 



но  часто  содержались  безапелляционные  оценки,  которые  влияли  на  общий 

контекст  понимания  собственного  историографического  наследства.  В 

                                                            

3

 См.: Авдиев В. Изучение истории древнего Востока за 25 лет (1917-1942) // ИЖ. 1942. № 



10.  С. 98-102; Мишулин  А.  Советская  историография  и  задачи  древней  истории // ВДИ. 

1938. № 1(2). С. 3-12; Струве В.В. Изучение истории древнего Востока в СССР за период 

1917-1937 гг. //  Там же. С. 13-22; Мишулин А. Изучение древней истории в СССР за 25 

лет // ИЖ. 1942. № 10. С. 103-107; Разработка древней истории в советской науке (1917-

1947) // ВДИ. 1947. № 3. С. 3-16; Струве  В.В.  Проблемы  истории  древнего  Востока  в 

советской историографии // Там же. С. 17-41; Дьяконов И. Изучение клинописи в СССР за 

30 лет // Там же. С. 42-50; Штаерман Е.М. Античная эпиграфика в СССР // Там же. С. 51-

67; Бернштам А.Н. Среднеазиатская древность и её изучение за 30 лет // Там же. С. 83-94; 

Ковалёв С.И. Сорок лет советской историографии по Древнему Риму // ВДИ. 1957. № 3. С. 

43-54.


 

4

 Мишулин А. О бдительности на фронте древней истории // Исторический журнал. 1937. 



№ 3-4. С. 236-240; Против  низкопоклонства  перед  иностранщиной  в  области  древней 

истории // ВДИ. 1948. № 1. С. 3-11; Против  объективизма  в  исторической  науке // 

Вопросы истории. 1948. № 12. С. 3-12. В более поздние годы «против» сменится на «за»: 

За глубокое овладение теоретическим наследием Ленина // ВДИ. 1957. № 1.

 



 

общем и целом это соответствовало сталинскому духу divide et impera, когда 



страх  не  совпасть  с  мнением  (часто  выраженным  недостаточно  чётко) 

вышестоящих  партийных  чиновников  заставлял  людей  одновременно 

жестоко конкурировать друг с другом и при этом беспрекословно принимать 

правила игры, навязанные властью.  Стиль этот  в основном начал уходить в 

конце 40-х  гг. (кратковременно  возродившись  в  период  борьбы  с 

космополитизмом), и последние его проявления относятся к началу 50-х гг.

5

 

В  послесталинский  период  ситуация  меняется  в  сторону  смягчения 



оценок  и  одновременного  стремления  осмыслить  пройденный  советской 

историографией путь в его целостности. Хотя сам принцип «перечисления с 

обобщением»  остался  и  в  историографических  очерках  этой  поры. 

Выражением  этого  типа  работы  стали  прежде  всего  «Очерки  истории 

исторической науки в СССР», которые задумывались как фундаментальный 

труд,  долженствующий  не  только  показать  развитие  исторической  науки  в 

Советском  Союзе,  но  и  дать  этому  процессу  полноценное  теоретическое 

обоснование. 

Советскому 

периоду 


развития 

исторической 

науки 

посвящались IV и V тома (вышедшие, соответственно, в 1966 г. и в 1985 г.). 



В IV томе  признавалось,  что  «поступательное  развитие  советской 

исторической  науки  на  рубеже 20-30-х  годов  замедлилось  и  осложнилось 

возникновением  культа  личности  Сталина»,  после  этого  восторжествовали 

«догматизм  и  начётничество,  подмена  исследования  цитатами,  подгонка 

материала  под  предвзятые  выводы»,

6

  но  в  целом  фиксировалось,  что 



историческая  наука  всё  равно  развивалась.

7

  Именно  этому  позитивному 



                                                            

5

  Кац  А.  За  усиление  борьбы  с  буржуазной  идеологией  в  области  древней  истории  (По 



поводу рецензии проф. П.Н. Таркова на журнал Historia, ВДИ, 1952, № 3, стр. 113 слл.) // 

ВДИ. 1953. № 1. Симптоматично, что в этой работе позитивное «за» сочетается с выпадом 

против конкретного учёного.

 

6



 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. IV. М., 1966. С. 18.

 

7



  Иногда  это  признание  выражалось  в  преувеличенной  форме: «Успехи  советской 

историографии к середине 30-х годов были признаны далеко за пределами нашей страны». 

Там  же.  С. 267; «… победа  советского  строя,  открывшая  перед  наукой  возможности, 

далеко превосходившие всё, о чём можно было мечтать в царской России…». Там же. С. 

560.

 



 

развитию  приписывались  стремление  к  конкретике  исследований  и 



становление  представления  о  природе  формаций – иными  словами,  всё  то, 

что  делалось  как  раз  с  санкции  партийной  верхушки  (которая  действовала 

только  по  воле  Сталина),  снова  выводилось  из-под  критики,

8

  в  вину  же 



Сталину  ставилось  размыто-неопределённое  «злоупотребление  властью».

9

 



Историография  древности  была  в  этом  труде  также  представлена,  но  в 

основном её освещение свелось к констатации фактов и некоторым частным 

обобщениям.  Иные  объяснения  внутренних  изменений  были  слишком 

простыми: так, наступление в 30-х гг. нового этапа развития в историографии 

античности связывалось С.Л. Утченко (автором соответствующего раздела) с 

публикацией  в 1929 г.  лекции  Ленина  «О  государстве»  и  с 50-летним 

юбилеем работы Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и 

государства»  в 1932 г.

10

  При  обзоре  разделялись  Древний  Восток  и 



античность,  что  несколько  мешало  осознавать  единую  тенденцию  в  их 

изучении. Тем не менее, это были обзоры, которые давали общую картину, а 

то, что в ней были сложности с перспективой, зависело не только от авторов, 

которые  их  писали,  но  и  от  времени,  в  которое  они  создавались.  Что  же 

касалось V тома, в котором рассматривалось развитие исторической науки в 

СССР с середины 30-х до конца 60-х гг., то он был посвящён исключительно 

«проблемам  отечественной  истории»,

11

  что  уже  само  по  себе 



свидетельствовало  о  том,  насколько  трудно  было  осмыслить  развитие 

историографии всеобщей истории (и древности в том числе) в то время. 

                                                            

8

  Критике  подвергалось  лишь  то,  что  было  прямо  связано  с  именем  Сталина.  Если  имя 



можно  было  обойти,  то  и  критика  отсутствовала:  так,  например,  постановление  СНК 

СССР и ЦК ВКП(б) о преподавании истории от 16 мая 1934 г. оценивается положительно, 

поскольку речь идёт о партии в целом, а не об отдельном политическом деятеле. Там же. 

С. 587. Иногда проблема просто обходится молчанием: о «революции рабов» упоминается 

вскользь.

 

9



  Оно  дополнялось  упрёками  в  поиске  врагов,  атмосферой  грубого  критицизма,  заменой 

изучения трудов Ленина изучением трудов Сталина, неудачном преобразовании научных 

учреждений. Там же. С. 208-209.

 

10



 Там же. С. 589.

 

11



 Очерки истории исторической науки в СССР. Т. V. М., 1985. С. 3.

 



10 

 

Начиналось  время  постепенного  изменения  оценок;  можно  было 



скрывать это благодаря общей стандартной фразеологии, но в любом случае 

в  этих  условиях  нельзя  было  написать  целостное  историографическое 

исследование.  Не  случайно  и  посвящённая  изучению  древнего  Ближнего 

Востока  работа  Н.М.  Постовской  оказалась  в  значительной  мере  выстроена 

как  справочно-библиографическое  издание,  в  котором  отдельные 

историографические  проблемы  отражались  достаточно  подробно,  но  при 

этом  общее  течение  исторической  науки  о  древности  прослеживалось 

нечётко.


12

  Принципиально  не  отличались  от  «Очерков»  и  главы  в  учебном 

пособии  «Историография  античной  истории»

13

,  которые  чисто  номинально 



вписывали  советскую  науку  в  контекст  мировой,  но  внутренне  книга 

распадалась  на  отдельные  очерки,  несущие  прежде  всего  информативную 

функцию.  Ряд  работ 70-90-х  гг.  также  давал  интересные  детали  к  общему 

контексту развития советской науки о древности.

14

 

                                                            



12

  Постовская  Н.М.  Изучение  древней  истории  Ближнего  Востока  в  Советском  Союзе 

(1917-1954). М., 1961.

 

13



  Историография  античной  истории / Под  ред.  В.И.  Кузищина.  М., 1980. Что  касается 

других работ той же серии, то они могут дать только косвенное представление о развитии 

советской  историографии:  Источниковедение  Древней  Греции  (эпоха  эллинизма). 

Учебное  пособие / Под  ред.  проф.  В.  И.  Кузищина.  М., 1982; Историография  истории 

древнего  Востока / Под  ред.  проф.  В.И.  Кузищина.  Ч. 1-2. М., 2008. При  этом 

устойчивость  поддерживавшихся  Кузищиным  трактовок  сама  по  себе  может  служить 

предметом отдельного исследования.

 

14



  При  всём  специфическом  характере  исследований,  безусловно  заслуживают  внимания 

работы,  посвящённые  развитию  общественных  наук  в  ранний  период  истории  СССР: 

Чагин  Б.А.,  Клушин  В.И.  Борьба  за  исторический  материализм  в  СССР  в 20-е  годы.  Л., 

1975; Они же. Исторический материализм в СССР в переходный период (1917-1936 гг.). 

Историко-социологический  очерк.  М., 1986; Клушин  В.И.  Некоторые  вопросы 

философско-социологической  критики  в  дискуссии  советских  марксистов  по  теории 

общественно-экономической  формации  конца 20-х – начала 30-х  годов // Актуальные 

проблемы истории марксистско-ленинской философии. Вып. 3. Философская критика: её 

особенности и традиции. Межвузовский сборник. Под ред. Федосеева А.А., Федотова В.П. 

Л., 1987. С. 132-146. Все  работы  частично  текстуально  совпадают.  См.  также  учебное 

пособие,  которое,  хотя  и  лишено  собственно  историографической  части,  построено  на 

столкновении разных точек зрения по нескольким проблемам древней истории: История 

Древнего  Востока:  Материалы  по  историографии.  Учебное  пособие / Под  ред.  В.И. 

Кузищина, А.А. Вигасина М., 1991.

 



11 

 

Более  целостным  построением  отличаются  специальные  исследования 



М.М.  Слонимского (1917-1977) и  В.Д.  Нероновой (1922-1997),

15

  но 



целостность достигается в основном за счёт достаточно простой общей идеи: 

советская  историография  древности  развивается  постольку,  поскольку 

усваивает  идеи  марксизма-ленинизма,  учится  их  применять;  случаются 

отдельные  ошибки,  но  они  не  достигают  «критической  массы».  Эти  книги 

являются  результатом  известного  интеллектуального  компромисса:  в  них 

исчезают  «антигерои»  советской  историографии («неортодоксальные» 

марксисты  или  даже  не-марксисты),  но  и  герои  становятся  максимально 

однотипными.  Книга  В.Н.  Никифорова  «Восток  и  всемирная  история» 

(выходившая  двумя  изданиями  в 1975 и 1977 гг.),  напротив,  откровенно 

полемическая,  что  выгодно  оттеняет  её  на  фоне  других  работ:  автор  ставит 

целью  показать,  что  именно  рабовладение  на  Востоке  было  основой 

общественного  строя  и  последовательно  атакует  аргументы  сторонников 

«азиатского  способа  производства»  или  «изначального  феодализма»  в 

восточных  странах.  Полемичность  Никифорова,  однако,  тоже  является 

своеобразным  предложением  компромисса  и  выражением  консервативных 

установок: хотя он и признаёт неоднозначность выкладок Маркса касательно 

восточного  общества  и,  тем  самым,  фактическую  невозможность  выяснить, 

как  же  тот  в  итоге  определял  сущность  общественных  отношений  на 

Востоке, он тем не менее полагает вполне допустимым нахождение единой, 

максимально  соответствующей  логике  марксизма  трактовки,  которая  в 

советской историографии давно достигнута благодаря работам В.В. Струве и, 

с известной модификацией и исправлением ошибок, может быть принята и в 

дальнейшем. 

Ещё  одной  особенностью  послесталинского  периода  было  то,  что 

появились  серьёзные  работы  о  советской  историографии  древности,  не 

примыкавшие к официальной точке зрения, – их появление, как на русском, 

                                                            

15

  Слонимский  М.М.  Периодизация  древней  истории  в  советской  историографии. 



Воронеж, 1970; Неронова В.Д. Введение в историю древнего мира. Пермь, 1973.

 



12 

 

так  и  на  других  языках,  само  собой,  было  возможно  только  за  рубежом.  В 



довоенный  период  зарубежные  историки  древности  знали  очень  мало  о 

состоянии исторической науки в СССР, а если, в виде исключения, имели о 

ней  некоторое  представление,  то  обходились  краткими  и  отрицательными 

отзывами,  но  после  войны  начинается  постепенный  подъём  интереса  к 

советским  исследованиям,  который  был  дополнительно  стимулирован  в 60-

70-е  гг.  появлением  перевода  работ  ряда  советских  авторов  на  несколько 

европейских  языков  (немецкий,  французский,  испанский,  итальянский, 

английский). Советская историография привлекала внимание такого видного 

историка  исторической  науки,  как  А.Д.  Момильяно,  который  одним  из 

первых авторов выступал на страницах советских же журналов – само собой, 

речь  не  шла  о  широкой  дискуссии  или  даже  о  полноценной  дискуссии,  как 

таковой,  лишь  о  кратких  заметках.

16

  Конечно,  Момильяно  нельзя  назвать 



исследователем  советской  историографии – он  лишь  старался  учитывать  её 

фактор в общем процессе развития европейских исследований древности. 

Системностью  изложения  отличались  книги  М.Ф.  Раскольниковой 

(1940-1986),  дочери  Ф.Ф.  Раскольникова,  особенно  монография 1975 г., 

посвящённая  исследованию  истории  Греции  и  Рима  в  советской 

историографии.

17

  Исследование  разбито  на  периоды: 1917-1934 гг. 



(формирования  марксистской  исторической  науки  и  доминирования  идей 

М.Н.  Покровского), 1934-1956 гг. (преобладание  Сталина,  изучения 

конкретных  фактов  и  личностей,  рабских  восстаний  как  стержневой  темы), 

1956-1965  гг. (начало  открытия  внешнему  миру,  интерес  к  истории  масс). 

Исследования  М.  Раскольниковой  достаточно  подробно  освещают  развитие 

советской  историографии,  опираясь  на  опубликованные  работы  советских 

                                                            

16

 Момильяно А. О современном состоянии изучения древней истории // ВИ. 1956. № 3. С. 



208-217.

 

17



 Raskolnikoff M. La recherche en Union Soviétique et l'histoire économique et sociale du 

monde hellénistique et romain. Strasbourg, 1975; Idem. Des Anciens et des Modernes. P., 1990. 

Вторая работа, как посмертный сборник статей, частично продолжает первую. Также см.: 

Salmon P. Rev.: Raskolnikoff M. La recherche en Union Soviétique et l'histoire économique et 

sociale du monde hellénistique et romain. Strasbourg, AECR, 1975. 380 p. // Revue belge de 

philologie et d'histoire. Vol. 55. N. 1. 1977. P. 234-236.

 



13 

 

исследователей,  она  одной  из  первых  раскрывает  воздействие  власти 



(Сталина) на становление определённых представлений о древней экономике 

в 1930-х гг., но в общем и целом влияние политического фактора проведено в 

её  исследованиях  слишком  прямолинейно, – впрочем,  Раскольникова 

отмечала,  что  изменение  в  тематике  исследований  началось  уже  после 

Второй  мировой  войны,  тем  самым 1956 г.  признавался  весьма  условной 

гранью.  Кроме  того,  она  обратила  внимание  на  то,  что  для  советской 

историографии  важен  не  поиск  уникальных  фактов,  а  в  первую  очередь 

обнаружение закономерностей исторического развития. 

Отчасти  линию  анализа  Раскольниковой  на  конкретном  примере 

проблем  рабовладения  продолжил  и  В.З  Рубинзон (1932-2014), в  первую 

очередь сосредоточившийся на историографии восстания Спартака.

18

 Знание 



русского  языка  помогло  ему  охватить  круг  советской  литературы,  обычно 

нетронутый 

западными 

коллегами 

(включая 

некоторые 

издания 

провинциальных  учебных  и  академических  заведений),  и  он  смог  провести 

ряд интересных наблюдений над особенностями языка советских историков. 

При  этом  основная  идея  Рубинзона  та  же,  что  у  Раскольниковой,  и 

воплощена  даже  более  настойчиво:  он  видит  в  исторических  концепциях 

спартаковского  восстания  только  взаимодействие  учёных  и  власти,  и 

периодизация  развития  науки  у  него  связана  именно  с  периодами 

политического  развития.  Наблюдается  в  его  работах  и  тенденция  связывать 

степень  оригинальности  концепций  со  степенью  близости  к  власти; 

противоречия  с  этой  идеей  Рубинзон  фиксирует,  но  не  учитывает,  а  иногда 

допускает  домыслы,  основанные  на  смелой  трактовке  событий,  не 

подтверждённых  достаточными  фактами:  например,  когда  уверенно 

утверждает,  что  Г.  Сергиевский  и  П.Ф.  Преображенский  были 

репрессированы  именно  из-за  своих  отрицательных  рецензий  на  книгу  А.В. 

                                                            

18

 Rubinsohn W.Z. Spartacus’ Uprising and Soviet Historical Writing. Oxford, 1987 (немецкое 



издание – 1983 г.); Он же. Муза Клио на службе КПСС // Время и мы. Нью-Йорк, 1990. 

Вып. 109. 161-175.

 



14 

 

Мишулина  о  Спартаке.  Рубинзон  постарался  учесть  и  фактор  личностей  и 



судеб  историков,  но,  получая  информацию  из-за  «железного  занавеса»,  он 

допустил ряд фактических ошибок, которые способствовали тенденциозному 

истолкованию информации.

19

 



Особенную роль по уровню обобщения играет статья Х. Хайнена (1941-

2013)  о  советском  исследовании  рабовладения

20

.  Хайнен  в  некотором  роде 



подводит  итог  предшествующим  исследованиям,  представляя  широкую 

картину происходящих изменений; в то же время его работа показывает, что 

такого рода обрисовки общих тенденций, построенные без применения более 

тонких инструментов анализа, имеют свои ограничения: прежде всего, в том, 

что  все  важные  изменения  объясняются  в  общем  через  факт  наличия 

Советской власти. 

Из  работ,  посвящённых  исследованию  отдельных  проблем,  следует 

выделить  книгу  С.П.  Данна,  посвящённую  двум  этапам  дискуссии  об 

азиатском  способе  производства  в  СССР (1982).

21

  Она  отличается 



тщательным  анализом  соответствующей  советской  литературы,  правда, 

поскольку  Данн  не  историк,  он  обычно  избегает  оценок  выводов  советских 

авторов  с  точки  зрения  их  обращения  с  фактическим  материалом.  Автор 

неоднократно  предостерегает  от  того,  чтобы  сводить  все  перемены  в 

теоретической  мысли  советских  историков  к  прямому  влиянию 

политического  фактора.  Само  по  себе  это  методологическое  положение 

должно  быть  поддержано,  однако,  анализ  Данна,  в  силу  его  слабого 

                                                            

19

  Одна  из  самых  заметных:  утверждение  о  том,  что  А.В.  Мишулин  назвал  своего  сына 



Спартаком  в  благодарность  за  назначение  его  редактором  «Вестника  древней  истории». 

См.: Rubinsohn W.Z. Spartacus’ Uprising and Soviet Historical Writing. P. 7. Факты  же 

таковы,  что  А.В.  Мишулин  стал  исполнять  обязанности  редактора  в 1938 г.,  а  его 



Достарыңызбен бөлісу:
1   2   3   4   5   6   7   8   9   ...   65




©emirsaba.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет