Основы общей психологии

С. Л. Рубинштейн. «Основы общей психологии»
71
смогут стать предметом научного исследования» (Дж. Б. Уотсон). Эта аргументация против
психологии сознания опиралась в конечном счете на интроспективное понимание сознания.
Вместо того чтобы в целях реализации объективизма научного познания в психологии
преодолеть интроспективное понимание психики, поведенческая психология отбросила пси-
хику.
Исходя именно из такого понимания сознания, поведенческая психология пришла к сво-
ему пониманию деятельности как поведения. Изучение деятельности человека в отрыве от
сознания означает не только выпадение сознания из области психологического исследования,
но и ложное, механистическое понимание самой деятельности, которая сводится к совокупно-
сти реакций.
Понимание деятельности, или поведения, как совокупности реакций превращает реак-
тивность в универсальный принцип: каждый акт деятельности представляется как ответ на
внешний раздражитель. В основе этой концепции реактивности лежат теория равновесия и
принцип внешней механической причинности. Внешний толчок нарушает равновесие; реак-
ция восстанавливает его. Для дальнейшей деятельности необходим новый, извне идущий тол-
чок.
Новейшие исследования заставляют усомниться в том, чтобы поведение даже и низших
животных носило чисто реактивный характер. В применении же к человеческой деятельности
этот принцип реактивности приводит к явному противоречию с самой основной ее особенно-
стью. Человек здесь представляется только объектом средовых воздействий. Человек, конечно,
является и объектом воздействия на него со стороны среды; но он также и субъект, который
сам воздействует на среду, изменяет ее, регулируя те условия, которые обусловливают его дея-
тельность. Изменяя среду, человек изменяется сам; в этом отличительная особенность труда в
его специфически человеческих формах. Определение поведения как совокупности реакций
не учитывает специфики человеческой деятельности. Начав с отрицания сознательности чело-
веческой деятельности, бихевиоризм приходит и к отрицанию ее активности.
Сведение высших форм человеческой деятельности к механической сумме или агрегату
элементарных реакций – рефлексов ведет к утрате их качественного своеобразия. Эта ради-
кально-механистическая аналитическая концепция носит и ярко выраженный антиисториче-
ский характер. Правильно отмечает Дж. Б. Уотсон, что бихевиористская психология «прямо
выросла из работ над поведением животных». И недаром он начинает предисловие к первому
изданию своей «Психологии» с заявления: «Когда я писал этот труд, я рассматривал человека
как животный организм». Наряду со сведением психического к физическому поведенческая
психология последовательно проводит сведение социального к биологическому.
Теоретически решающим для понимания кризиса психологии, раскрывшегося в борьбе
поведенческой психологии против психологии сознания, является то, что в конечном счете
поведенческая психология и интроспективная психология исходят из одного и того же пони-
мания психики, сознания. Идеалистическая психология признала реальные психические про-
цессы лишь субъективными содержаниями самонаблюдения, а бихевиористы и рефлексологи
не критически полностью приняли идеалистическую концепцию своих противников. Только
в силу этого они не могли найти никакого иного пути для реализации объективной научно-
сти психологического познания, как отказ от познания психики. Интроспекционисты, замыкая
психику во внутреннем мире сознания, оторвали психику от деятельности; бихевиористы при-
няли как непреложную истину этот отрыв друг от друга сознания и деятельности, внутреннего
и внешнего. Только на этой основе можно было определить свою задачу так, как это сделали
представители поведенческой психологии: вместо изучения сознания, оторванного от поведе-
ния, поставить себе задачей изучение поведения, оторванного от сознания.
Таким образом, можно сказать, что и этот стержневой аспект кризиса был заложен в
исходных позициях психологии сознания, сохранивших свое господство в экспериментальной

С. Л. Рубинштейн. «Основы общей психологии»
72
психологии. Это был кризис декарто-локковской интроспективной концепции сознания, кото-
рая в течение столетий довлела над психологией. Сводя психику к сознанию, а сознание к
самосознанию, к отражению (рефлексии) психики в себе самой, эта ставшая традиционной
для всей психологии декарто-локковская концепция сознания отъединила сознание человека
от внешнего мира и от собственной его внешней, предметной практической деятельности. В
результате деятельность человека оказалась отъединенной от сознания, противопоставленной
ему, сведенной к рефлексам и реакциям. Сведенная к реакциям деятельность человека стано-
вится поведением, т. е. каким-то способом реагирования; она вообще перестает быть деятель-
ностью, поскольку деятельность немыслима вне ее отношения к предмету, к продукту этой
деятельности. Поведение – это реактивность отъединенного от мира существа, которое, реаги-
руя под влиянием стимулов среды, самой своей деятельностью активно не включается в нее, не
воздействует на действительность и не изменяет ее. Это жизнедеятельность животного, при-
способляющегося к среде, а не трудовая деятельность человека, своими продуктами преобра-
зующая природу.
Отъединение сознания от предметной практической деятельности разорвало действен-
ную связь человека с миром. В результате предметно-смысловое содержание сознания пред-
стало в мистифицированной форме «духа», отчужденного от человека.
Поэтому можно сказать, что, так же как поведенческая психология является не чем
иным, как оборотной стороной интроспективной концепции сознания, так «психология
духа» (Э. Шпрангер), в которой предметно-смысловое содержание сознания – «дух» – высту-
пает в мистифицированной форме данности, независимой от человеческой деятельности,
является оборотной стороной поведенческой концепции деятельности. Именно потому, что
поведенческая психология свела деятельность, преобразующую природу и порождающую
культуру, к совокупности реакций, лишила ее воздейственного предметного характера, пред-
метно-смысловое содержание «духа» предстало в виде идеальной данности.
За внешней противоположностью этих концепций в их конечных выводах скрывается
общность исходных позиций, и если К. Бюлер ищет выхода из кризиса психологии в том, чтобы
примирить, дополнив одну другой, психологию поведения с психологией духа (и психологией
переживания), то нужно сказать, что их «синтез» лишь соединил бы пороки одной с пороками
другой. В действительности нужно не сохранять как одну, так и другую, а обе их заодно преодо-
леть в их общей основе. Эта общая основа заключается в отрыве сознания от практической дея-
тельности, в которой формируется и предметный мир и само сознание в его предметно-смысло-
вом содержании. Именно отсюда проистекает, с одной стороны, отчуждение этого содержания
как «духа» от материального бытия человека, с другой – превращение деятельности в поведе-
ние, в способ реагирования. Здесь в одном общем узле сходятся нити, связующие психологию
сознания и психологию поведения, психологию поведения и психологию духа; у направлений,
представляющихся самыми крайними антиподами, обнаруживается общая основа. Здесь сре-
доточие кризиса, и именно отсюда должно начаться его преодоление.
Оформившаяся в качестве особой научной дисциплины психология во всех основ-
ных своих разветвлениях исходила первоначально из натуралистических установок. Это был
физиологический либо биологический натурализм, рассматривающий психику и сознание
человека исключительно как функцию нервной системы и продукт органического биологиче-
ского развития.
Но как только новая «экспериментальная психология» попыталась перейти от изучения
элементарных психофизических процессов к изучению более сложных осмысленных форм
сознательной деятельности, она еще у В. Вундта столкнулась с очевидной невозможностью
исчерпать их изучение средствами психофизиологии. В дальнейшем это привело к тому, что
идеалистическая «психология духа» была противопоставлена физиологической психологии.
При этом объяснение явлений было признано задачей лишь физиологической психологии, изу-

С. Л. Рубинштейн. «Основы общей психологии»
73
чающей психофизические, т. е. скорее физиологические, чем собственно психические, осмыс-
ленные, «духовные» явления. Задачей же психологии духа признавалось лишь описание тех
форм, в которых эти духовные явления даны («описательная психология»), или их понимание
(«понимающая психология»). Как в одном, так и в другом случае духовные, т. е. осмыслен-
ные, психические явления, характерные для психологии человека, превращались в данности,
не допускающие причинного объяснения их генезиса.
Эти духовные явления связывались с формами культуры, т. е. с содержанием истории, но
не столько с тем, чтобы объяснить исторический генезис и развитие человеческого сознания,
сколько с тем, чтобы признать духовный характер раскрывающегося в историческом процессе
содержания культуры, которая превращается в систему вечных духовных форм, структур или
ценностей. В результате создалось внешнее противопоставление природы и истории, природ-
ного и духовного. Оно является общим для обеих враждующих концепций. В этом смысле
можно опять-таки сказать, что неизбежность всего в дальнейшем развернувшегося конфликта
натуралистической и «духовной» психологии – «geisteswissenschaftliche Psychologie» – была
заложена в исходных позициях натуралистической психологии. Ее механистический натура-
лизм, так же как и идеализм психологии духа, не мог возвыситься до мысли о единстве чело-
веческой природы и истории, до той истины, что человек прежде всего природное, естествен-

жүктеу/скачать 1,11 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: