Основные функции языка
жүктеу/скачать 101,6 Kb.
|
Дополнительный материал 1 семестр (1)
| 2. МЫСЛИТЕЛЬНАЯ ФУНКЦИЯ
Но человек говорящий – это человек думающий. И вторая функция языка, теснейшим образом связанная с коммуникативной, есть функция мыслительная (по-другому – когнитивная, от лат. cognitio – ‘познание’). Нередко даже спрашивают: а что важнее, что первичнее – общение или мышление? Наверное, так ставить вопрос нельзя: эти две функции языка обусловливают друг друга. Говорить – значит выражать свои мысли. Но, с другой стороны, сами эти мысли формируются у нас в голове с помощью языка. А если вспомнить о том, что в среде животных язык «уже» используется для коммуникации, а мышления как такового здесь «еще» нет, то можно прийти к выводу о первичности коммуникативной функции. Но лучше сказать так: коммуникативная функция воспитывает, «взращивает» мыслительную. Как это следует понимать? Одна маленькая девочка по сему поводу выразилась так: «Откуда я знаю, что я думаю? Вот скажу – тогда узнаю». Поистине устами младенца глаголет истина. Мы соприкасаемся здесь с важнейшей проблемой формирования (и формулирования) мысли. Стоит еще раз повторить: мысль человека при своем рождении опирается не только на универсальные содержательные категории и структуры, но и на категории единицы конкретного языка. Конечно, это не значит, что, кроме словесного мышления, не существует иных форм разумной деятельности. Есть еще мышление образное, знакомое любому человеку, но особенно развитое у профессионалов: художников, музыкантов, артистов... есть мышление техническое – профессиональное достоинство конструкторов, механиков, чертежников, и опять-таки в той или иной степени не чуждое всем нам. Существует, наконец, мышление предметное – им все мы руководствуемся в массе бытовых ситуаций, от завязывания шнурков на ботинках и до отпирания входной двери... Но основная форма мышления, объединяющая всех людей в подавляющем большинстве жизненных ситуаций, – это, конечно же, мышление языковое, словесное. Иное дело, что слова и другие единицы языка выступают в ходе мыслительной деятельности в каком-то «не своем» виде, их трудно ухватить, выделить (еще бы: мы ведь думаем значительно быстрее, чем говорим!), и наша «внутренняя речь» (это термин, введенный в науку замечательным отечественным психологом Л.С. Выготским) фрагментарна и ассоциативна. Это значит, что слова здесь представлены какими-то своими «кусочками» и соединяются они между собой не так, как в обычной «внешней» речи, а плюс к тому в языковую ткань мысли вкрапливаются еще образы – зрительные, слуховые, осязательные и т.п. Получается, что структура «внутренней» речи намного сложнее, чем структура речи «внешней», доступной наблюдению. Да, это так. И все же то, что в ее основе лежат категории и единицы конкретного языка, не подлежит сомнению. Л.С. Выготский Подтверждение этому было найдено в разнообразных экспериментах, особенно активно проводившихся в середине нашего века. Испытуемого специально «озадачивали» и, пока он – про себя – размышлял над какой-то проблемой, его речевой аппарат исследовали с разных сторон. То просвечивали рентгеновским аппаратом его глотку и ротовую полость, то невесомыми датчиками снимали с губ и с языка электрический потенциал... Результат был один: при умственной («немой!») деятельности речевой аппарат человека находился в состоянии активности. В нем происходили какие-то сдвиги, изменения – словом, шла работа! Еще характернее в данном смысле свидетельства полиглотов, то есть людей, свободно владеющих несколькими языками. Обычно они без труда определяют в каждый конкретный момент, на каком языке думают. (Причем выбор или смена языка, на который опирается мысль, зависит от обстановки, в которой полиглот находится, от самого предмета мысли и т.п.) Известный болгарский певец Борис Христов, долгие годы живший за границей, считал своим долгом петь арии на языке оригинала. Он объяснял это так: «Когда я говорю по-итальянски, то и думаю по-итальянски. Когда говорю по-болгарски, то и думаю по-болгарски». Но однажды на представлении «Бориса Годунова» – Христов пел, естественно, по-русски – певцу пришла в голову какая-то мысль по-итальянски. И он неожиданно для себя продолжил арию... на итальянском языке. Дирижер окаменел. А публика (дело было в Лондоне), слава Богу, ничего не заметила... Любопытно, что среди писателей, владеющих несколькими языками, редко встречаются авторы, переводящие самих себя. Дело в том, что для настоящего творца перевести, скажем, роман на другой язык – значит не просто переписать его, но передумать, перечувствовать, написать заново, в согласии с иной культурой, с иным «взглядом на мир». Ирландский драматург Сэмюэл Беккет, нобелевский лауреат, один из родоначальников театра абсурда, создавал каждую свою вещь дважды, сначала на французском, потом на английском. Но при этом настаивал, что речь должна идти о двух разных произведениях. Сходные рассуждения на эту тему можно найти также у Владимира Набокова, писавшего по-русски и по-английски, и у других «двуязычных» писателей. А Ю.Н. Тынянов так в свое время оправдывался по поводу тяжеловатого стиля некоторых своих статей в книге «Архаисты и новаторы»: «Язык не только передает понятия, но и является ходом их конструирования. Поэтому, например, пересказ чужих мыслей обыкновенно яснее, чем рассказ своих». И, следовательно, чем оригинальнее мысль, тем труднее ее выразить... Но сам собой напрашивается вопрос: если мысль в своем формировании и развитии связана с материалом конкретного языка, то не теряет ли она свою специфику, свою глубину при передаче средствами иного языка? Возможны ли тогда вообще перевод с языка на язык, общение между народами? Отвечу так: поведение и мышление людей при всем их национальном колорите подчиняется некоторым универсальным, общечеловеческим законам. И языки при всем их разнообразии тоже базируются на некоторых общих принципах (часть из которых мы уже наблюдали в разделе, посвященном свойствам знака). Так что в целом перевод с языка на язык, конечно же, возможен и необходим. Ну а какие-то потери при этом неизбежны. Так же как и приобретения. Шекспир в переводе Пастернака – это уже не только Шекспир, но и Пастернак. Перевод согласно известному афоризму есть искусство компромиссов. Все сказанное приводит нас к выводу: язык – не просто форма, оболочка для мысли, это даже не средство мышления, а скорее его способ. Сам характер формирования мыслительных единиц и их функционирования в значительной мере зависит именно от языка. жүктеу/скачать 101,6 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|