№4(56)/2009 Серия история. Философия. Право

65 
Ямыш-озеру и был, якобы, назначен первым комендантом Ямышевской крепости. Известно, что По-
танины были городовыми казаками в Таре, а не Тобольске. Если Андрей в 1815 г. был комендантом 
крепости, то почему он лишь через 40 лет, будучи в преклонном возрасте, решил вновь возвратиться 
к  службе  на  укрепленных  линиях?  К  тому  же  получается,  что  он  был  еще  бо´льшим  долгожителем, 
чем его знаменитый правнук. 
Семейное  предание  Потаниных  повествует,  что  трое  братьев  после 1755 г.  прибыли  из  Тары. 
Двое из них, в том числе Андрей, поселились на только что созданной Ишимской укрепленной линии 
в редуте Островок близ Пресновска. Третий брат местом службы избрал редут Подстепный (позже — 
станица, затем село) на Иртыше. 
Сын Андрея Потанина  Илья Андреевич, родился в конце 1750-х годов и как всякий казак обязан 
был служить, пока есть силы, в Сибирском казачьем войске. Он сумел дослужиться до чина сотника, 
для  чего  нужно  было  обладать  немалыми  способностями  и  энергией,  участвовал  в  Отечественной 
войне 1812 г.,  где  сводный  казачий  корпус  блестяще  проявил  себя.  В  последующем  Илья  Потанин 
стал одним из наиболее богатых казаков. Его имя было известно среди казачества, казахов Среднего 
жуза, в том числе и хану Аблаю. Умер он, вероятнее всего, в конце 1830-х годов, оставив своим сы-
новьям богатое наследство. 
Дмитрий Ильич Потанин (род. ок. 1800 г., умер ок. 1843 г.) был первым выпускником Омского 
войскового училища, местом службы избрал Прииртышье, Семиярск. Дослужился до должности ко-
мандира полка, имел большие связи и влияние в Омске. Доставшееся от отца достояние сумел при-
умножить и собственными трудами, и удачной женитьбой. Ранняя смерть в результате нелепой про-
студы помешала достичь ему самых больших высот в казачьем войске. 
Иначе сложилась судьба его брата Николая Ильича Потанина. Родился он в 1801 г., в 12 лет был 
отправлен в Омское казачье военное училище, учрежденное менее чем за год до этого. Во время обу-
чения сдружился с Симоновым, Гордеем Шрамовым, Арсением Панковым, Толмачевым и другими. 
Вопреки мнению Г.Е.Катанаева, Николай окончил в 1816 г. полный курс училища. В этом убеждает 
не только обучение в течение трех лет, предусмотренных уставом училища (правда, можно было два 
года пробыть в одном классе), но и сравнение перечня дисциплин, изученных Потаниным. 
В послужном списке отмечается, что за время обучения он усвоил «Закон Божий, русскую исто-
рию  и  географию,  арифметику,  алгебру («до  пропорций  гармонических»),  геометрию,  тригономет-
рию, грамматику («до сопряжения глаголов»), практику, т.е. военную топографию, артиллерию (за-
дачи), фортификацию долговременную, [умение излагать] ситуацию пером, рисование и фортифика-
ционное, артиллерийское и архитектурное черчение пером и кистью» [1]. 
По официально утвержденной программе училища в нем изучались: в 3-м (младшем) классе мо-
литвы, азбука, нумерация; во 2-м (среднем) — чтение, арифметические действия над простыми чис-
лами,  география  и  чистописание.  В 1 (высшем)  классе  учащиеся  проходили  арифметику,  алгебру, 
геометрию и практику (топографические занятия с элементами артиллерийской подготовки). Занятия 
по  военным  дисциплинам  заключались  в  рекрутской  подготовке  и  в  отработке  «артикулов»  с  дере-
вянными ружьями. 
Очевидно, что Николай получил больше знаний, чем требовал минимум, предусмотренный ус-
тавом. Вместе с тем он был выпущен в 1816 г. не урядником, а казаком в конно-артиллерийскую бри-
гаду своего войска и лишь в 1821 г. произведен в урядники. Объяснить ситуацию может молодость 
выпускника,  которому  было  всего 15 лет.  Далее  продвижение  по  службе  пошло  быстрее.  В 1822 г. 
Николай Ильич произведен в прапорщики (низшее офицерское звание  в армии) с переводом во 2-й 
конный полк казачьего войска, базировавшийся в крепости Пресновка, а в 1828 г. «переименован» в 
хорунжие.  Строевую  службу  проходил  в  Казахской  степи  и  зарекомендовал  себя  знающим  и  энер-
гичным офицером. 
Именно  поэтому  в 1829 г.  командующий  войсками  Западной  Сибири  генерал  И.А.Вельяминов 
дал ему поручение, требовавшее особенных способностей — проводить из Семипалатинска посоль-
ство кокандского хана, возвращавшееся из Петербурга на родину. Во время следования посольства от 
линии русских поселений на Иртыше до самой столицы ханства Николаю Ильичу поручено было на-
блюдать за всем заслуживающим внимания и, записывая в путевой дневник, представить по возвра-
щении  из  командировки  письменный  отчет  и  маршрутную  съемку  с  описанием  пути. По  существу, 
Потанин, наряду с охраной посольства, подарков хану, должен был выполнить задачи дипломатиче-
ские (расположить к русским хана, его приближенных, правителей крупных городов на пути следо-
вания) и научные, посильные целой экспедиции. 

66 
Перед  отправлением  в  Коканд  Николай  Ильич  прошел  дополнительное  обучение  маршрутной 
съемке, которую вел во все время своего пути. Пройдя подготовку в Омске, Николай Ильич отправ-
ляется вдоль Иртыша в Семипалатинск, куда прибыл 12 августа (по старому стилю) 1829 г. Возмож-
но, во время этой поездки он и познакомился в Ямышеве с капитаном артиллерии Ф.Труниным и его 
семейством, что сыграло немалую роль в его жизни. Н.Потанин 10 сентября, возглавив отряд из 13 
казаков, 12 членов свиты посольства и 15 членов купеческого каравана, начал многодневный поход в 
Коканд. Выполнив порученное дело, 24 мая 1830 г. отряд возвратился в форпост Семиярский. 
В пути и во время пребывания в различных пунктах Н.И.Потанин вел дневник, маршрут движе-
ния, военно-топографическое описание местности. Дневниковые записи, которые помог литературно 
обработать  Толмачев, стали материалом для составления «Записки  о Коканском  ханстве хорунжего 
Н.И.Потанина». В 1830 г. «Записки» были представлены в Военной министерство, копии — в Мини-
стерство иностранных дел и Оренбургскому генерал-губернатору. В следующем году они полностью 
были опубликованы в «Военном журнале» (№ 4 и 5). Это была одна из первых работ, опубликован-
ная в центральной печати уроженцем Казахстана. В 1856 г. «Записки» были переизданы в «Вестнике 
Русского Географического общества» (кн. 6), а в 1916 г. — в «Записках Западно-Сибирского отдела 
ИРГО» (т. 38). Все в том же 1830 г. Потанин был «всемилостивейше» удостоен звания сотника. 
Даже  эти  факты  свидетельствуют  о  том,  что  «Записки»  приобрели  общероссийское  значение. 
Знакомство с произведением подтверждает, если подходить исторически, его незаурядность. Прежде 
всего, в «Записках» появилось глубоко прогрессивное понимание важности изучения Востока, кото-
рый  сыграл  крупную,  а  временами  эпохальную,  роль  в  истории  человечества.  Во-вторых,  автору 
свойствен  многогранный  подход  к  описанию  жизни  и  быта  населения  на  пройденной  территории, 
даны персональные характеристики крупных деятелей и пр. Многие из этих наблюдений сохранили 
значимость, вплоть до первых десятилетий ХХ в., а работа в целом — до наших дней включительно. 
В-третьих, «Записки» продолжили накопление востоковедческого материала, формирование Россий-
ской  школы  востоковедения,  они  сопоставимы  и  с  более  ранними,  и  более  поздними  материалами. 
Например, ссыльный декабрист Н.Чижов использовал данные Н.И.Потанина для написания «Взгляда 
на Ташкент с начала прошлого столетия по 1840 г.». К сожалению, работа, по независящим от автора 
обстоятельствам, осталось лишь в рукописи. Как свидетельствует П.П.Семенов, некоторые из инте-
ресных маршрутов и глазомерных съемок Н.Потанина дошли до А.Гумбольдта и были им использо-
ваны  в  капитальном  труде  «Центральная  Азия».  В-четвертых,  произведение  характеризует  глубоко 
гуманистическую позицию и привлекательность личности автора. Наконец, «Записки» содействовали 
приобщению к собирательской работе по истории, этнографии Казахстана новых людей, что так ши-
роко проявилось начиная с 1850-х гг. 
В последующем Николаю Ильичу поручили провести другое посольство из того же ханства, ко-
торое  приводило  в  дар  российскому  императору  слона,  но  не  было  допущено  в  Петербург  и  при-
шлось провожать его вплоть до Голодной степи. 
Новым поворотом в жизни Потанина стала реализация в Среднем жузе реформы Сперанского. В 
1833 г. официально был утвержден Баянаульский внешний округ, сформированы его административ-
ные  органы.  Николай  Ильич  в  чине  есаула  был  назначен  командиром  военного  отряда,  дислоциро-
вавшегося  в  Баянауле.  В  конце 1833 – начале 1834 гг.,  направляясь  на  новое  место  службы  через 
Ямышево, Потанин женился на Варваре Филипповне Труниной. 
Неприятие  определенной  частью  казахов  административной  реформы  Сперанского,  вооружен-
ное  противоборство  ее  осуществлению  доставили  Военное  командование  Западной  Сибири 
действовать. Для того чтобы предотвратить соединение сил восставших с союзниками из Туркестана 
был  направлен  сильный  военный  отряд  к  берегам  Сары-Су.  Во  главе  отряда,  включавшего  казачьи 
части, пехоту и артиллерию, учитывая военные заслуги, был поставлен Н.И.Потанин. Здесь, судя по 
целому ряду обстоятельств, в 1839 г. произошел случай, перевернувший жизнь Николая Ильича. 
Поражает мизерность событий и непоправимые последствия этого случая для Потанина. Казак 
взял ружье  пехотинца и, отправившись на охоту, по недомыслию или неприязни к пехотинцам, ис-
портил  его.  Офицер,  командовавший  пехотой,  не  уведомив  начальника  отряда,  наказал  казака.  В 
свою очередь Потанин велел наказать часового-пехотинца, позволившего казаку взять ружье. Между 
офицерами  произошло  выяснение  сути  происшедшего  на  повышенных  тонах,  переросшее  в  драку, 
которую продолжили между собой казаки и пехотинцы отряда. Последовали донесения обеих сторон 
в Омск (причем каждого «своему» начальству), в результате которых Потанин был отстранен от ко-
мандования,  отдан  под  следствие  и  суд,  длившийся  более  года,  признан  виновным  и  разжалован  в 

67 
рядовые.  За  время  следствия  Н.Потанин  потерял  все  свое  состояние,  в 1840 г.  умерла  Варвара  Фи-
липповна. 
Несомненно, командир военного отряда, находившегося в боевом охранении, заслуживал нака-
зания и даже понижения в звании за низкое состояние дисциплины, утрату воинской единицей бое-
способности. Нельзя не отметить и несдержанность Николая Ильича, недопустимость выяснения от-
ношений с  подчиненным  столь первобытным  способом. Вместе  с тем  случившееся  показывает, что 
причины событий лежат гораздо глубже этого довольно рядового случая. В нем явно проявилось про-
тивостояние  регулярных  и  иррегулярных  войск,  казачества  и  пехоты.  При  этом  явно  проглядывает 
стремление  пехотного  офицера  поставить  себя  выше  офицера-казака,  своего  непосредственного  на-
чальника. 
Истоки таких отношений, подобного противостояния были заложены в отношении царской ад-
министрации к казачеству. Казачество в истории известно не только верной службой царизму, но и 
многовековым протестным движением. Оно протестовало против крепостнической политики, актив-
но сопротивлялось попыткам ограничить свои права, а позже — и привилегии. Казачество было ини-
циатором ряда антиправительственных массовых восстаний. Такая ситуация не устраивала самодер-
жавие, питала глубинное недоверие к казачеству. Поскольку каждое из казачьих войск имело специ-
фические черты, то и протест носил свой отпечаток. Сибирское войско формировалось правительст-
вом, влияние правительственного элемента в нем всегда было господствующим. Войско, в силу усло-
вий существования, не было способно всей массой отстаивать свои интересы. Власть администрации 
распространялась не только на строевых казаков, но и на их семьи. Сибирское казачество было наи-
более  бедным,  за  исключением  служивших  на  Бийской  линии,  о  чем  неоднократно  подавали  чело-
битные казаки (1751, 1763), сообщали командующие лица. В его среде не было выступлений, подоб-
ных восстаниям К.Булавина, С.Разина, Е.Пугачева 
Если к старшим казачьим войскам, выросшим из самобытных казачьих общин, Донскому, Тер-
скому, Уральскому дискриминационные меры было опасно применять, то в отношении к Сибирско-
му  они  считались  возможными.  Сибирское  казачество  являлось  своеобразным  экспериментальным 
полем для начальствующих лиц. Так, в 1746 г. Киндерман предписал казакам засевать норму пашни 
для самообеспечения хлебом. Эксперимент не удался и через 24 года был отменен. Но за это время 
выросло целое поколение! В 1748 г. жалование казакам стало выплачиваться наполовину деньгами, а 
наполовину товарами. Лишь в 1751 г. выписные из крестьян казаки были освобождены от обязанно-
сти нести самые разнообразные повинности и подати, предписанные как крестьянам, так и казакам, 
кроме  подушной.  Но,  как  видно,  эти  казаки  так  и  остались  в  податном  сословии.  В 1820 г.  коман-
дующий Сибирским корпусом П.М.Капцевич вновь предписывает всем казакам казенное хлебопаше-
ство. Вскоре он составляет расписание наподобие распорядка в военных поселениях, когда проводить 
учения, пахать, сеять, косить сено, убирать хлеб и пр. [2; 116–119]. Это было естественное решение 
многолетнего сослуживца и помощника А.А.Аракчеева, инициатора создания в России военных по-
селений, вдохновителя всех реакционных мер при Павле 1 и Александре 1. Нелишне вспомнить, что, 
помимо  чисто  экономических  расчетов,  поселения  были  призваны  сформировать  замкнутую,  ото-
рванную от окружающей социальной среды, полностью закрепощенную касту. 
Если  высшие  начальственные  лица  позволяли  себе  произвольные  действия,  то  самоуправство 
полковых  командиров  доходило  до  самодурства.  Г.Н.Потанин  в  период  с 1808 по 1861 гг.  называл 
время полковых командиров «самым тяжелым временем для казачьего населения». Полковые коман-
диры, назначаемые преимущественно из армейских строевых офицеров, были чужды казачьему насе-
лению. В то же время власть их распространялась на всех жителей станиц, причем власть эта была 
палочной. «Проезды по станицам полковых командиров наводили на все мужское и женское населе-
ние панический страх и ужас. Казаки стали даже прибегать к знахарям и знахаркам — заговаривать 
свое тело от розог. Нам случилось видеть подобный «заговор против начальника», хранившийся на 
божнице в  доме одного казака, — писал Григорий Николаевич. — Все это тем более парализовало 
нравственно население, что происходило в мирных казачьих селениях, на глазах матерей, жен и де-
тей, часто, несмотря на весь страх, прибегавших на место экзекуции и прикрывавших собственным 
своим телом обнаженное тело сына, мужа или отца, или валявшихся у ног неумолимого командира, 
выпрашивая раздирающими сердце воплями помилование уже обезображенному трупу близкого им 
человека» [3]. 
Потанин не называет имена подобных командиров. Но известно, что примером был командир 
8-го  полка  Мессарош,  у  которого  в  начале 1850-х  гг.  служил  Григорий  Николаевич.  А.П.Нестеров, 
друг и единомышленник Г.Н.Потанина, на допросах в следственной комиссии так отзывался о поло-

68 
жении казаков при командовании Мессароша: «Они, как невольники, работали на него. Они, как бур-
лаки, тянули барки с овсом вверх по течению реки, а на овес отпускали ему от казны деньги. Народ 
плакал от его жестокостей. Он драл их до полусмерти розгами, которых давал по 700. Он бил их кос-
тылем,  кулаками.  Молодых  офицеров  он  не  терпел  и  загонял  их  в  самые  отдаленные  места  своего 
полка, где ни общества, ни книг, ни средств жизни, кроме обрабатывания земли» [4; 254]. Как видно 
из приведенных слов, аракчеевские порядки в управлении казачеством сохранились вплоть до сере-
дины 1850-х  гг.  Справедливости  ради  нужно  отметить,  что  и  отдельные  казаки,  изредка  поднимав-
шиеся до должности командира полка, воспринимали подобную систему командования, что содейст-
вовало расслоению казачества. 
Лучше всего было бы не создавать новые казачьи войска. Эта идея была привлекательна для ме-
стной  высшей  администрации  на  протяжении  всего  периода  существования  казачества.  А.К.Гейнс, 
игравший  не  последнюю  роль  в  управлении  Западной  Сибири,  пришел  к  классическому  выводу: 
«Итак, правительственная власть в киргизских степях может быть только тогда восстановлена, когда 
здесь  будет  существовать  военная  власть,  не  вмешивающаяся  во  внутреннее  хозяйство  и  расправу 
народа, но имеющая силу и средства карать за малейшее нарушение порядка. Этой власти в каждом 
округе  или  уезде  должны  быть  подчинены  все  служащие  и  не  служащие,  все  русские  подданные  и 
иностранцы.  Только  тогда  можно  будет  определить  отношение  как  центрального  правительства  в 
степи, так и каждой правительственной функции к киргизам, русским разночинцам, горожанам, каза-
кам, войскам; тогда только можно надеяться на своевременное подавление волнений, восстаний, воо-
руженного  сопротивления;  только  тогда  можно  рассчитывать  на  то,  что  полудикие  азиаты,  русские 
подданные, станут и уважать, и бояться нашу власть» [5; 111]. 
Тем не менее экономически очень уж привлекательной была эта воинская сила. Казаки служили 
на протяжении всего «работоспособного» возраста, число их пополнялось естественным путем, всю 
воинскую  экипировку  они  приобретали  самостоятельно,  старики,  инвалиды  возвращались  в  свои 
семьи и не получали никакой поддержки государства. Казачество было обязано выполнять воинские 
и полицейские функции, для чего наиболее деятельная и энергичная его часть основное время прово-
дила в пикетах, отрядах, разъездах по укрепленным линиям. Более того, казаки несли такие повинно-
сти,  как  перевозки  «казенных»  грузов,  сплавные  работы,  работы  на  предприятиях  самого  войска, 
обеспечение  доставки  почты,  поездок  чиновников,  содержание  в  порядке  путей  сообщения  и  т.д., 
и т.п. Третья ипостась казака — ведение собственного хозяйства, которое должно было обеспечить и 
службу, и существование казака со всей его семьей. Поэтому типичной была ситуация, когда служи-
вый казак, опора семьи, находился на линии, необходимые сплавные работы выполнял престарелый 
отец, перевозкой грузов занимался подросток-сын, извозчичьи обязанности исполняла жена и пр. 
С определенным правом современники могли сказать: «Я был казачий офицер, а казаки — это были 
крепостные государства» [6; 93]. 
Подобное положение правительство компенсировало за счет коренного населения, предоставляя 
казакам  большие  земельные  наделы,  права  в  отношении  «инородцев»,  право  заниматься  торговлей, 
исключительное владение рыбными ловлями и пр. Эти привилегии, в свою очередь, деформировали 
личностные свойства и качества не только рядового казачества. 
Офицерская  часть  войска  формировалась  из  среды  рядовых  казаков  в  результате  многолетней 
службы, проявленных способностей, а с 1813 г. — подготовки в войсковом училище, в 1846 г. преоб-
разованном в среднее учебное заведение — кадетский корпус. Но и к офицерству отношение прави-
тельства было дискриминационным. Казачий офицер получал в год 72 руб., а армейский — 250 руб-
лей;  армейцу  платили  квартирные,  фуражные  деньги,  деньги  на  отопление  и  освещение,  он  имел 
денщика, право на получение пенсии. При переходе в казачье войско его ставили в список офицеров 
выше казаков, поэтому при производстве в следующий офицерский чин казаки всегда отставали от 
армейцев. Это неравенство обособляло армейцев от казаков; армейцы составляли отдельную группу, 
которая была ближе к главному казачьему начальству, атаману и полковым командирам, чем казаки. 
Армейские офицеры были на лучшем счету, пользовались большими льготами у начальства, которое 
считало их «нашими». 
К тому же армейцам, принадлежавшим к дворянству, претила «неотесанность» казачьих офице-
ров, отсутствие у них «рыцарского характера», благородства, полукрестьянское происхождение, да-
леко не возвышенные заботы и повседневные дела, вроде торговли скотом. Не мог дворянин-офицер 
принять как равного офицера-казака. 
Казачество  платило  тем  же.  Уже  в 1763 
г.  казаки  через  выборных  Ф.Анциферова  и 
Л.Верхотурова в Сибирском приказе предъявили челобитную, в которой отмечалось: «Преимущества 

69 
же в рангах против регулярных чинов не только сотники, но и атаман никакого не имеют и от того не 
только подкомандных своих казаков от обид защитить не в состоянии, но и сами принуждены, как от 
обер и унтер-офицеров, так и от прочих нижних чинов претерпевать поносительное презрение и на-
ходиться у них неизъемлемо под командою и штрафах, чем и усердная их к службе императорскаго 
величества ревность и прилежные труды происходят безкуражны и несутся с немалым прискорбием, 
а законного права сибирское казацкое войско о содержании рангованных чинов не имеет и представ-
лять  к высшей команд от себя дозволения не видит. Что же касается до  судов и расправ в случаю-
щихся иногда напрасных обидах, побоях и безчестиях, о том во всем полагаемся на рассмотрение уч-
режденной комиссии» [2; 44–45] (Соблюдается орфография источника. — А.З.). 
В 1808 г. генерал-лейтенант Григорий Иванович Глазенап, которому подчинено было и Сибир-
ское  линейное  казачье  войско,  в  донесении  Сенату  о  жизни  казаков  отмечал: «Домостроительство 
было довольно удовлетворительно, несмотря на то, что их всякий, кто хотел, без разбора и отчета ко-
му-либо гонял [казаков] во все стороны» [2; 90]. Какие-то меры к исправлению сложившегося поло-
жения принимались. Так, в начале Х1Х в. офицеров конно-артиллерийских рот Сибирского казачьего 
войска решено было переименовать в армейские чины: есаулов — в капитаны, сотников — в поручи-
ки, а хорунжих — в прапорщики [2; 101]. Но такая мера, во-первых, не ликвидировала презрительно-
го отношения офицеров-дворян к выходцам из черни, во-вторых, коснулась она лишь части казачьих 
офицеров,  недовольство  которых,  владевших  наиболее  мощным  оружием,  было  опасно.  Казачьему 
войску были предоставлены знаки различия, особая форма и пр. Но представление промонархически 
настроенных  историков  казачества  о  том,  что  мерами  Глазенапа,  Броневского  казачье  войско  было 
освобождено от недостойной роли «служки армейских драгунских полков», было лишь идеологиче-
ской завесой. 
Г.Н.Потанин сообщает о попытке отстоять свое пробуждающееся достоинство хорунжим Лине-
вым уже в 1760 г., который публично заявил армейскому офицеру: «ты, де, поручик, а я прапорщик, 
твой брат, офицер такой же». Генералитетом такой поступок был оценен как неслыханный — казак 
приравнял себя к дворянину. В наказание виновника и для страха другим без следствия и суда Линев 
был  высечен  «нещадно»  плетьми  перед  казачьей  командой [7]. В  среде  казачества  бытовали 
предания, как регулярные армейские части, находившиеся до 1812 г. в Сибири, позволяли себе всяче-
ские насилия по отношению к местному населению. За это Ширванский полк, по словам Степаниды, 
жены Ильи Андреевича, получил прозвище «уширванский». И это название затем распространялось 
на все армейские части. Г.Н.Потанин отмечал: «Всегда существовала рознь между казаками и пехо-
тинцами. В то время как пехота называла казаков «кошмой», иронизируя на счет их несовместимой с 
военным званием торговли с киргизами, казаки солдат презрительно называли «крупой» и «сэками»; 
сэк  по-киргизски  значит  молодой  баран;  в  походное  время  казаков  иногда  прикомандировывали  к 
пехотным  частям,  и  казаку,  едущему  позади  пехоты,  представлялось,  будто  впереди  его  идет  стадо 
сэков, а он сам—гонящий стадо пастух» [6; 45]. 
Следовательно, существовали объективные и субъективные причины протеста казачества против 
сложившегося положения. Это был стихийный протест и выражался он в примитивных формах. Вна-
чале  протест  проявляется  как  инстинктивное  чувство,  выражаясь  в  неприязни,  негативном  отноше-
нии к привилегированной части военнослужащих, в приклеивании им оскорбительных кличек и пр. 
Это пассивное состояние. Если оно и реализуется в какие-то действия, то это были запальчивые оди-
ночные заявления, физические действия и пр. Тем не менее нельзя не замечать и принижать эти фор-
мы. Прежде всего они являются исходными для зарождения любого общественного движения, более 
развитых форм протеста. Во-вторых, эти формы содействовали пробуждению чувства собственного 
достоинства, которое было несовместимо с крепостническими порядками. 
Среди  казачьих  офицеров  появляются  просветители,  ярким  примером  которых  был 
Н.Ф.Костылецкий,  в  полной  мере  испытавший  на  себе  крепостнический  произвол  «отцов-
командиров». Блестяще окончив восточное отделение Казанского университета, он имел все способ-
ности  и  знания  для  научной  или  дипломатической  деятельности.  Из-за  узкослужебных,  грошовых 
расчетов  генерал-губернатор  Западной  Сибири  П.Д.Горчаков  потребовал  возвращения  Николая  Фе-
доровича в Омск [8]. Здесь он был назначен учителем русского языка в азиатское училище. Формаль-
но это решение оправданно — командование казачьим войском обеспечивало более высокий уровень 
преподавания. Но по отношению к Костылецкому оно было бесцеремонно, невеликодушно, негуман-
но.  Вместо  Константинополя — Омск,  вместо  научных  исследований — обучение  ребятишек  азам 
грамоты, вместо возможного ученого-тюрколога Россия получила простого учителя. 

70 
Бесстрашно бичевал Николай Федорович произвол и глупость, как в целом, так и в исполнении 
командиров  казачьего  войска,  воспитывал  непримиримость  ко  всякому  злу,  не  сгибаясь  перед  пре-
следованиями [9]. Демонстративно протестует против унижения своего достоинства один из его уче-
ников кадет В.Бедрин и находит определенную поддержку не только у товарищей, но и у командира 
эскадрона  Я.И.Кучковского,  не  отличавшегося  прогрессивными  взглядами.  В  казачьем  офицерском 
собрании в Омске постоянно возникают разговоры о несправедливом отношении к казакам, и содер-
жание их распространяется за пределы собрания. Офицеры, как наиболее способная и активная часть 
сословия,  сплоченные  общностью  происхождения,  службы,  быта,  часто  родством,  ощущали  свою 
второсортность и стремились поддержать друг друга, чтобы как-то отстоять свои интересы. Николая 
Ильича,  а  затем  и  его  сына,  в  трудные  годы  стремятся  всемерно  поддержать  товарищи:  войсковой 
старшина Симонов, ставший командиром полка в Пресновске, Папков Арсений Васильевич — адъю-
тант атамана Сибирского казачьего войска, Шрамов Гордей — инженер-полковник, инспектор клас-
сов в войсковом казачьем училище и др. Из этой среды формируется, по выражению Г.Н.Потанина, 
«старая папковская партия». 
Администрация Западной Сибири ощущала и замечала недовольство и проявления корпоратив-
ности  казачьего  офицерства.  Назначенный  в 1836 г.  генерал-губернатором  Западной  Сибири 
П.Д.Горчаков  прибыл  уже  со  сложившимся  мнением  об  «испорченности»  казачьих  офицеров  и  го-
товностью исправить положение. Случай с Н.И.Потаниным был наиболее ярким проявлением анти-
армейских  настроений, «испорченности»  офицеров-казаков.  Поэтому-то  приговор  был  столь  суров, 
поэтому-то Николаю Ильичу закрыли путь дальнейшего продвижения по службе, путь развития. 
Не  изменилась  ситуация  и  при  генерал-губернаторе  Гасфорте.  В  сорок  лет  Н.И.Потанин,  не-
смотря  на  заслуги  и  способности,  отличия  в  походах  в  последующее  время,  проведение  немалого 
объема геодезических работ во время экспедиции генерала Сильвергельма, был вычеркнут из актив-
ной жизни. Между тем сделанная им топографическая съемка, описание местности вдоль реки Сары-
су  стала  одним  из  источников  для  составления  третьей  части  (Киргизская  степь  Западной  Сибири. 
1852 г.) 17-го тома фундаментальной энциклопедической работы «Военно-статистическое обозрение 
Российской империи». 
И  командиры  отрядов,  в  составе  которых  совершал  походы  Потанин,  и  барон  Сильвергельм, 
один из высших руководителей Западно-Сибирского генерал-губернаторства, ходатайствовали о вос-
становлении его в звании и награждении. Но никаких положительных последствий эти ходатайства 
не имели. Вплоть до своей отставки бывший есаул прозябал на унизительных должностях, включая 
работу садовником у полковника Эллизена. Лишь по случаю коронации Александра 11 в 1855 г., ко-
гда Николай Ильич уже закончил службу, по особому представлению ему было даровано звание «хо-
рунжего  в  отставке».  Но  это  качественно  не  изменило  положения — до  конца  жизни  этот  «весьма 
талантливый и любознательный казачий офицер» (оценка П.П.Семенова) вынужден был перебивать-
ся  случайными  занятиями,  не  отвечающими  его  способностям  и  интересам.  Такова,  например,  его 
служба  на  золотых  приисках  Павлы  Александровны  Гороховой,  бывшей  жены  брата  Дмитрия,  в 
1854–1857 гг. 
Николай Ильич Потанин, еще в большей степени, чем его современник Н.Ф.Костылецкий, стал 
жертвой  того  крепостнического  режима, который  довлел над Россией.  Страна  потеряла еще одного 
инициативного  и  способного  человека.  Мотивы  подобной  безжалостности,  сущность  опасений  пра-
вящих кругов высказал опять-таки А.К.Гейнс. В соответствии с общим характером своих социально-
политических  воззрений  он  заявлял: «В  политическом  отношении  казаки  не  приносят  в  степи  той 
пользы, которую можно ожидать apriori. Эти люди, нарядившиеся в киргизские халаты, говорящие со 
своими детьми по-киргизски, называющее приезжих из-за Урала русскими, а себя казаками, едва ли 
могут служить орудием обрусения степи. Но нельзя безусловно поручиться за то, чтобы с течением 
времени  казаки  не  стали  в  руках  господ  в  роде  Потаниных  [Имелся  в  виду  Г.Н.Потанин. — А.З.], 
враждебны Правительству» [5; 113–114]. 
История показала, что опасения Гейнса, мягко говоря, были преувеличенными. Но кто мог пору-
читься за состоявшийся во второй половине ХІХ в. вариант истории в 1840-х гг., когда в стране бу-
шевал  припадок  боязни  бунтов,  заговоров,  восстаний  и  революций?  В  этих  условиях  и  малейший 
протест представлялся бунтом, а драка между пехотинцами и казаками — чуть ли не восстанием. Во-
вторых, из первичных форм протеста вырастают в последующие годы более зрелые, перерастающие 
рамки казачьего сословия. 
 

71 
Список литературы 
1.  Катанаев Г.Е. Н.И.Потанин и его русские предшественники по разведкам в киргизских степях и Средней Азии с при-
ложением путевых журналов Н.И.Потанина // Записки ЗСО ИРГО, т.XXXVIII. — Омск, 1916. — С. 192. 
2.  Путинцев  Н.Г.  Хронологический  перечень  событий  из  истории  Сибирского  казачьего  войска co времени водворения 
западно-сибирских казаков на занимаемой ими ныне территории. — Омск: Тип. Окр. Штаба, 1891. 
3.  Потанин Г.Н. Реформы в Сибирском казачьем войске // Потанин Г.Н.Избр. соч. Т. 2. / Сост., вступ. ст. примеч. и ком-
мент. А.Л.Захаренко. — Павлодар: ТОО НПФ «ЭКО», 2005. — С. 246–247. 
4.  Дело  об  отделении  Сибири  от  России / Публ.  А.Т.Топчия,  Р.А.Топчия;  Сост.  Н.В.Серебренников. — Томск:  Изд-во 
Том. ун-та, 2002. — 388 с. 
5.  Гейнс А.К. Собрание литературных трудов. — Павлодар: НПФ «ЭКО», 2006. — 213 с. (Биб-ка казахской этнографии, 
т. 37). 
6.  Потанин Г.Н. Воспоминания / Сост., вступ. ст. и коммент. Н.Н.Яновского // Литературное наследство Сибири. Т.6. — 
Новосибирск: Зап.-Сиб. кн. изд-во, 1983. — 332, [4]: 6 л. ил., портр. 
7.  Потанин Г.Н. Материалы для истории Сибири. — М., 1867. — С. 52. 
8.  Г.Н.Потанин ошибочно называет виновником возвращения в Омск П.М.Капцевича. Этого не могло быть, так как Петр 
Михайлович был губернатором в 1822–1828 гг. В 1828 г. десятилетний Костылецкий еще только поступил в Омское ка-
зачье училище. 
9.  Захаренко А.Л. Он пробудил поколение // Регион kz. — 2006. — 10 марта. — С. 5. 
 
 
 
 
УДК 343. 264 (574) 
М.Ч.Калыбекова 
Каспийский общественный университет, Алматы 

жүктеу/скачать 6,1 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: