А тем временем мой отец находился в
коридоре, терзаясь ужасными
мыслями о том, что произошло с его ребенком. Когда педиатр вышел,
чтобы с
ним поговорить, он разрыдался: «Мой сын, что с ним? У него
действительно нет руки?»
«Нет, – максимально мягко ответил педиатр. – У вашего сына нет ни
рук, ни ног».
У
отца подкосились ноги. Он рухнул на стул и не мог говорить. Но
потом инстинкт мужа и отца взял верх. Он бросился в палату, чтобы
сказать жене об этом, прежде чем она увидит ребенка. Однако мама уже
все знала и горько рыдала. Врачи предложили ей взять меня на руки, но
она отказалась и велела меня унести.
Сестры плакали, акушерка плакала. И я, понятное дело, плакал тоже!
Наконец они все же укутали меня в пеленки и показали маме. Мама не
могла вынести этого зрелища: у ее ребенка не было конечностей.
«Унесите его, – сказала она. – Я не хочу к нему прикасаться и видеть
его».
Отец до сих пор жалеет о том, что врачи не дали ему возможности
правильно подготовить жену. Когда она уснула, он пришел ко мне в
детскую, а потом вернулся к жене и сказал ей: «Он такой красивый». Отец
спросил, не хочет ли мама посмотреть на меня, но она была слишком
потрясена. Он понял ее чувства и отнесся к ним с уважением.
Мое рождение стало для родителей и нашего прихода не праздником, а
огромным горем. «Если Бог – Бог любящий, – говорили люди, – то почему
же он позволяет подобному случаться?»
Достарыңызбен бөлісу: