культуры.
В описываемом противостоянии намечается соотнесение, взаимодействие и
взаимоотталкивание двух разных пониманий новизны, двух разных стремлений к ней.
Выявляются два образа новизны; отношения между ними несимметричны, но они не
взаимоисключают друг друга.
Поверхностные фиксации этого соположения часто предопределяют простое решение
вопроса: в индустриальном обществе была доминирующей ориентация индивидов на
модернизацию и новизну, а в постиндустриальном значимость того и другого утрачивается
(а вместе с этим – и значимость социальной эволюции, истории, ее направленности и т.п.).
Поскольку расширяющаяся новизна как бы задавала некую историческую направленность,
определяла силовые линии истории, служила мерилом социальной энергетики, то вместе с ее
девальвацией обесцениванию подвергаются понятия о направленности социального
процесса, его силах и мерках, об истории как пути человечества.
Тема завершения истории, культуры, социальности не дает покоя философам и
культурологам. Несколько утрируя ситуацию, можно сказать так: если классическая
философия выдвигала авторов, рисующих все более грандиозные картины прогресса, то
современная – порождает в
основном пророков конца, «заката», деградации социальности.
Мало шансов привлечь внимание публики рассуждениями об усовершенствовании форм
общественной эволюции. Зато велико искушение поставить еще одну жирную точку в
очередном философском объявлении о прекращении социального времени или развития.
Между тем входящие в жизнь поколения, возникающие государства, новые системы
связей и деятельности людей естественным образом ставят вопрос о формах происходящих
изменений, об их согласуемо-сти и перспективе. Человечество освобождается от прежних
схем эволюции, но оно вовсе не отбрасывает тему направленности; идет поиск средств ее
выражения, соответствующих новой логике жизни человеческого сообщества. Можно – по
аналогии с предшествующими рассуждениями – говорить о сопоставлении двух разных
схематизмов, характеризующих направленность истории: одного, связанного с
линейными
характеристиками, экстенсивными определениями, установками на конкретные цели
(формации, ступени, ситуации), и другого, определяющего ориентиры взаимодействия
различных социальных обществ и субъектов, сконцентрированного не на внешних средствах
существования социальных систем, а на динамике их самоизменения, на модификациях
качеств деятельности, жизни, сотрудничества социальных индивидов и более масштабных
социальных субъектов.
Можно это пояснить и так. Линейная эволюция общества и соответствующая трактовка
направленности изживаются обществом практически: пространственные и вещественные
ресурсы почти исчерпаны, доступные энергетические близки к исчерпанию, другие
недоступны либо опасны. Итак, поприще социальности ограничено, экстенсивное развитие
катастрофично, линейные схематизмы рациональности и производства бесперспективны.
Что из этого проистекает?.. Либо объявление конца истории (социальности, логики,
метафизики и других «классических» стандартов), либо…
С точки зрения обычной логики в этом пункте наших рассуждений следовало бы
объявить о продолжении истории (о жизнеспособности описывающих ее схематизмов).
Однако проблема в том и состоит, что «классические» стандарты описания общественной
эволюции себя исчерпали. А человеческое сообщество между тем постоянно решает задачи
соразмерности позиций и претензий составляющих его субъектов. Направленность истории
не задана как цель, но она постоянно присутствует в
социальных взаимодействиях как
задача, как прогноз потребных результатов, как модель, корректирующая выбор средств, как
группировка положений, влияющих на последовательность действий. История все более
раскрывается в со-бытийности различных социальных образований; их встреча в текущем
настоящем, их взаимозависимость в надвигающемся будущем оказываются важнее их
отнесенности к прошлому, их ранжированию по степени развитости, «продвинутости»,
прогрессивности. Линейная направленность истории, ее телеологизм оказываются в
прошлом. Истории, представленной в этих схематизмах, приходит конец. Но она
продолжается постольку, поскольку
включена в
процесс воспроизводящегося,
полифонически расчлененного и связанного человеческого сообщества, поскольку
сохраняется проблема стандартов социального взаимодействия.
Прежняя история представлялась и строилась как последовательность ступеней, типов,
формаций. Нынешняя и грядущая представляется и начинает выстраиваться, точнее –
функционировать, как взаимодействие различных формаций. Формаций – не в
догматическом смысле этого слова, а в трактовке их как специфических социальных систем,
государственных, межгосударственных и региональных образований.
Меняются не только масштабы и порядки «выстраивания» стран и народов в
исторический ряд, включения их в поступательное развитие. Логика общих правил, понятий
и представлений отходит на второй план, поскольку первый занят выработкой средств
взаимодействия, соответствующих прежде всего конкретному развертыванию процесса.
Речь, стало быть, идет не о замене одних стандартов другими, а об изменении самого режима
работы с ними. Потребность в социальных стандартах не исчезает, она меняется,
подчеркивает потребность не в общих мерах деятельности, пригодных для описания любых
общественных субъектов, а в создании, определении стандартов для контакта специфических
систем, в «решении» этих стандартов как своего рода уравнений, сопрягающих
специфические логики социальных организаций.
В
этом плане прав постмодернизм, хотя, заметим, уже во второй половине XIX в.
возникал вопрос о логике индивидуального, вопрос, кстати сказать, не только не решенный,
но в достаточной степени и не осмысленный до настоящего времени.
Однако констатация кризиса метафизики и зависимой от нее рациональности, так же
как и призывы порвать с ними, не учитывает практических и духовных интересов,
направленных на выяснение и конструирование схем межсубъектных или межсистемных
взаимодействий. Выявляется потребность в неклассической метафизике, выражающей не
готовые категориальные сети и структуры, а процессы диалогического, полилогического,
полифонического характера.
Многомерность такой метафизики предполагает и особый тип рациональности,
ориентированной на связывание различий, на согласование их в особых логиках
взаимодействий субъектов и систем. Этим намечается и особая
методология выработки
средств перехода от одних стандартов к другим для объединения различных стандартов в
некую мультипарадигмаль-ную систему. В этой методологии деконструкция оказывается
частью работы по деавтоматизации стандартов социальности и культуры. Проблема состоит
не в разоблачении или разрушении стандартов, а в выведении их из автоматического режима
работы, в котором они действуют как сверхиндивидные и над-субъектные механизмы.
Смысл же этой деавтоматизации задается необходимостью сочетания различных особых
логик бытия индивидов, социальных организаций и систем. Выработка конкретных схем
социальных взаимодействий не упраздняет стандарты, а проясняет значение их форм,
существующих в
границах и возможностях деятельности определенных субъектов. В
результате такой критической переоценки наращивается многообразие определений
социального бытия, оказываются возможными сочетания разных представлений
историчности, рациональности, нормативности, новизны и т.д.
Задача деавтоматизации социальных стандартов обнаруживает свое культурное
значение там, т.е. в том обществе, где сложились устойчивые структуры социального бытия,
где назрела потребность преодолеть инерцию действующих форм общественного
воспроизводства.
Достарыңызбен бөлісу: