Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
Глава 4. Трансформация образа древности в советской историографии и
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Крих С. - Образ древности в советской историографии. Диссертация
| Глава 4. Трансформация образа древности в советской историографии и
постсоветский этап Серьёзные изменения в исторической науке нередко связываются исследователями с важным фактором смены поколений. Хотелось бы, однако, выступить против чрезмерного увлечения такого рода объяснением. Прежде всего, за представлением о смене поколений, если оно прилагается к сравнительно многочисленному сообществу историков, чаще всего стоит условность, связанная в том числе и с тем, что можно (и приходится) по- разному определять принадлежность историков к тому или иному поколению: как в один и тот же год родившихся или окончивших вуз (или аспирантуру), или же с разрывом от двух до пяти или даже до десяти лет. В действительности широта такого разброса определяется не столько датами рождения учёных, сколько их воззрениями, которые и дают исследователю возможность «распределять» их по генерациям, – иными словами, настоящее объяснение чаще всего лежит за пределами того, которое обычно предлагается под видом фактора смены поколений. Это приводит нас ко второму замечанию, предостерегающему от непродуманной ссылки на указанный фактор: поскольку всякое новое поколение в силу особенностей мышления склонно отсчитывать новый этап начиная с себя, то часто представление о том, что какие-то идеи историописания или новые методики работы вошли в широкий оборот именно с приходом нового поколения учёных, связано с мифологизацией обстоятельств собственной научной карьеры. Мифологизация эта является не столько плодом сознательного искажения ситуации, сколько следствием ряда преувеличений, нередко ориентированных на то, чтобы объяснить свои достижения последующему поколению. При этом применяется схема «наши учителя – мы – наши ученики», которая в сознании последующего поколения («учеников») закрепляется как нечто само собой разумеющееся. 1
1 Попытка понять саму логику формирования этой схемы и степень её отражения в формировании научной школы: Свешников А.В. Петербургская школа медиевистов 286
В действительности, исследователю чаще
всего приходится констатировать, что за сменой поколений – если она в самом деле влияет на изменение историографической ситуации – кроются другие, более существенные факторы. 2 Например, поколение, к которому относятся Е.М. Штаерман (1914-1991) и И.М. Дьяконов (1915-1999) поступало во вновь восстановленные в 1934 г. исторические вузы. Но фактически за этой констатацией стоят совершенно другие объяснения: в течение 20-х гг. происходит уничтожение прежней (дореволюционной) исторической школы, жестоко сказавшееся на старых учёных, которые создали себе имя ещё до революции, но не менее жестоко отразившееся и на поколении их учеников. Таким образом, к 30-м гг. в ряде сфер исторического знания образовался вакуум, не абсолютный (заполненный старыми учёными и выдвинувшимися в течение 20-х гг. бывшими гимназическими учителями или вообще новыми людьми, часто получившими двух-трёхлетнее образование), но весьма существенный. После чего это («первое») поколение было как бы отчёркнуто от своей непосредственной смены Великой Отечественной войной, которая, опять же, сказалась на всех (Дьяконов воевал, Штаерман потеряла мужа 3 ), но сильнее всего ударила как раз по тому поколению, которое могло прийти в вузы в 1941-1945 гг. Всё вышесказанное подводит нас к мысли, что в нашем конкретном случае говорить о смене поколений как о самодовлеющем факторе в трансформации образа древности не приходится. Уже на основании предшествующих глав можно было увидеть, что не только в «свободные» 20- е гг., но и в отличающиеся утверждением единомыслия 30-е гг. были
начала XX века. Попытка антропологического анализа научного сообщества. Омск, 2010. См. также: Потехина И.П. «И всё-таки – что ж это было? Чего так хочется и жаль?» (И.М. Гревс и его ученики в книге А.В. Свешникова) // Клио. Журнал для учёных. № 10 (82). 2013. С. 151.
2
перенесения акцента на поколенческий фактор в науке: Сидорова Л.А. Советская историческая наука середины XX века: Синтез трёх поколений историков. М., 2008.
3
1995.
287
историки, которые не принимали складывающийся образ древности, точнее говоря, не разделяли его целиком, высказывая такие оговорки, которые, будь они учтены в совокупности, могли не оставить от выстроенного образа камня на камне. Здесь, пожалуй, уместнее всего привести в качестве примера творчество К.К. Зельина (1892-1983), нередко высказывавшего положения, которые потенциально могли деконструировать всю систему, 4 всегда оригинально мыслившего С.Я. Лурье (1891-1964) 5 или остановившегося буквально на грани рождения особого понимания устройства египетского общества И.М. Лурье (1903-1958) 6 . Следует также сказать о целом ряде историков, которые в той или иной мере способствовали складыванию образа древности в советской историографии, но позднее с разной степенью активности начинали противостоять тому «ортодоксальному» варианту, который сложился в итоге: таковы поздние работы Н.М. Никольского, 7 А.И.
Тюменева и, отчасти, С.И. Ковалёва. 8 Таким образом, неверно будет считать, 4 Скажем, как некогда Зельин упрекал Струве в 1938 г. за сведение социальной истории древнего Востока к отношениям между рабами и рабовладельцами (см. 2.3), так в 1950 г. И.М. Лурье и И.М. Дьяконов упрекают за это В.И. Авдиева. См. Лурье И.М., Дьяконов И.И. Рец.: В.И. Авдиев. История древнего Востока, ОГИЗ, 1948, 588 стр., цена 13 руб. // ВДИ. 1950. № 1. С. 119-120.
5
проанализированный. Лурье старался дать оригинальное рассмотрение общеизвестных вопросов или обращался к темам, которые были мало известны. Иногда это приводило к игнорированию (как в случае с учебником по греческой истории, полностью изданном в постсоветское время), иногда – к признанию (как с усилиями по дешифровке линейного письма Б). См.: Лурье С.Я. История Греции. СПб., 1993; Он же. Язык и культура Микенской Греции. М.-Л., 1957.
6
касалась «болевых» точек историографии Древнего Востока: Лурье И.М. Очерки древнеегипетского права XVI-X вв. до н.э. Памятники и исследования. Л., 1960.
7
истории вавилоно-ассирийского общества в III-I тыс. до н.э. Минск, 1948. В этой книге (начатой ещё до войны) Никольский уже не отрицает «рабовладельческой концепции» Струве, но яростно атакует последнего по более частному, но всё же важному вопросу о роли общины в месопотамской социально-экономической системе.
8
человек и учёный, который занимал исключительно соглашательскую позицию по отношению к власти. Но, как было легко понять из двух предыдущих глав нашего исследования, советскому учёному мало было хотеть поступать так, как приятно власти, нужно было ещё и уметь каждый раз попадать в унисон с общей линией (и даже вовремя предчувствовать её колебания). Удавалось это далеко не всегда, – в том числе и С.И. Ковалёву. Лурье Я.С. История одной жизни. СПб., 2004. С. 134, 159, 178-179.
288
что противостояние основного образа и его вариаций шло по линии индивидуального восприятия: слишком наивно видеть в истории исторической науки героев, противостоящих грубой схеме, и антигероев, её порождавших. Всё было сложнее: каждый историк проводил в своём сознании водораздел, за которым он переставал соглашаться с общепринятым образом, а когда давление в сторону обязательно выражаемого единомыслия перестало претендовать на тотальность, в печати и начинают появляться работы, в которых историки с разной степенью робости и оригинальности выражают своё мнение, касающееся собственного видения определённых элементов упоминаемого образа. Но всё вышеизложенное не означает, конечно, что фактор смены поколений вообще не имеет никакого значения, и уж во всяком случае того, что он не выражает важных изменений, которые назревают в развитии основных научных идей. Советская историография древности первого послевоенного десятилетия обращает на себя внимание двумя, казалось бы, взаимоисключающими тенденциями: подчёркнутой ортодоксальностью и стремлением учесть богатство и многообразие фактического материала. То и другое было порождением достаточно сложной борьбы за построение единого образа древности, а для нового поколения исследователей воспринималось не только как данность, но и как залог того, что марксистская историческая наука имеет большие перспективы для развития. Молодое поколение было готово браться за подробную разработку тем и довольно искренне считало, что им удастся избавить советскую историографию от некоторых стереотипных оценок в области древней истории. Идеи, прежде уходившие на периферию научного общения, высказывавшиеся только в рецензиях, теперь становятся всё более востребованными. И.М. Дьяконов, можно сказать, подхватил знамя борьбы с некоторыми элементами концепции В.В. Струве из рук Н.М. Никольского и А.И. Тюменева – сначала даже не собираясь заниматься пересмотром базовых положений «струвианства», он постепенно начинает относиться к 289
ним всё более критично, а в итоге спор выходит на уровень принципиального противостояния с окраской личной неприязни. 9 Работы Е.М. Штаерман, как мы покажем ниже, также полны возражений против различных общеразделяемых заблуждений, но она при этом реже давала ссылки на конкретных авторов. И, однако, в её творчестве прослеживается влияние линии Тюменева и Зельина, линии, остававшейся неразвитой до 50-х гг., когда новое поколение (в том числе С.Л. Утченко, И.С. Свенцицкая, М.К. Трофимова) сумело вывести её на уровень конкуренции с прежде доминировавшей «классической». Собственно, из всех многочисленных героев этого нового этапа в развитии советской историографии древности наиболее репрезентативными следует признать именно примеры Е.М. Штаерман и И.М. Дьяконова, чьё творчество отличалось интенсивностью и разносторонностью, включая в себя
как тщательную разработку специальных, в том
числе источниковедческих, вопросов, так и стремление к теоретическому обобщению собственных представлений о древности, ориентации на согласование этих представлений с коллегами и, наконец (хотя это относительно удачно реализовалось только в случае И.М. Дьяконова), желание популяризировать богатый фактический материал. Соответственно, первая часть главы будет сосредоточена на анализе творчества Е.М.
9 Тюменев А.И. Имел ли термин «гуруш» («каль») специальную значимость? // ВДИ. 1948. № 2. С. 34-36; Дьяконов И.М. Ещё раз о термине guruš (KAL) в шумерском языке // ВДИ. 1948. № 1. С. 31-33; Он же. Кто такие «гуруши» в хозяйственных текстах III династии города Ура? // ВДИ. 1949. № 2. С. 30-31; Он же. О площади и составе населения шумерского «города-государства» // ВДИ. 1950. № 2. С. 77-93; Он же. Реформы Урукагины в Лагаше // ВДИ. 1951. № 1. С. 15-32; Он же. Купля-продажа земли в древнейшем Шумере и вопрос о шумерской общине // ВДИ. 1955. № 4. С. 10-40; Он же. О работе с шумерскими историческими источниками // ВДИ. 1958. № 2. С. 48-69; Он же. Община на древнем Востоке в работах советских исследователей // ВДИ. 1963. № 1. С. 16- 34; Косвен М.О. К вопросу о древневосточной общине // ВДИ. 1963. № 4. С. 30-34; Дьяконов И.М. К проблеме общины на Древнем Востоке (реплика М.О. Косвену) // ВДИ. 1964. № 4. С. 74-80; Струве В.В. Наёмный труд и сельская община в южном Междуречье конца III тысячелетия до н.э. // ВДИ. 1948. № 2. С. 13-33; Он же. Предварительный ответ на статью И.М. Дьяконова // ВДИ. 1958. № 2. С. 252-253; Он же. Термин gána-ga и проблема зарождения частного землевладения в Шумере // ВДИ. 1959. № 2. С. 3-20, № 3. С. 53-74; Он же. К проблеме частного землевладения в Шумере // ВДИ. 1959. № 4. С. 12- 23; Он же. Община, храм, дворец // ВДИ. 1963. № 3. С. 11-34.
290
Штаерман, вторая, где больше будет уделено внимания постсоветскому этапу – на творчестве заявившего в итоге об отвержении марксизма И.М. Дьяконова. Мы также покажем, что строгой грани между советским и постсоветским этапами в отношении образа древности провести нельзя – трансформация переросла в частичное обрушение.
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|