Образ древности в советской историографии: конструирование и трансформация
Таблица 3. Структура «Эллинизма и его роли» А.Б. Рановича
жүктеу/скачать 2,89 Mb. Pdf көрінісі
|
Крих С. - Образ древности в советской историографии. Диссертация
| Таблица 3.
Структура «Эллинизма и его роли» А.Б. Рановича Большое введение Основная часть Большое заключение I 29 стр.
II 39
стр. III
33 стр. IV
54 стр.
V 63 стр.
VI 54 стр.
VII 49 стр.
Заключен ие
7 стр. теория факты примеры по странам факты теория
101 стр. 175 стр. 56 стр.
97 См. Toynbee A.J. Some problems of Greek history. Oxford, 1969. 248
Структура работы Рановича – тоже фронтонная композиция, хотя и иного типа. Во вводных главах (I-III гл.) сначала рассмотрены теория, потом факты (преимущественно политической истории), в заключительной части (VII гл. и заключение) – сначала факты (культурные), затем теория. А в центре (IV-VI гл.) – преимущественно социально-экономическая история. Разное количество блоков, использованных при построении двух фронтонных композиций, выдаёт разные установки их создателей. Парадокс работы Ростовцева в том, что на пике описываемого им явления нет ни одной главы и ни единого раздела: вершина развития эллинистического мира оказывается между первым и вторым томом, и после описания подъёма несколько обескураживает то, как сразу начинается рассказ о закате. У Рановича центральные части работы строго определены, это три главы по конкретным странам с их расцветом и упадком. 98 В чём тут различие с Ростовцевым? Ростовцев с помощью такой структуры избегает конечных объяснений, а Ранович только ради них и пишет. Мы можем увидеть и то, каким образом Ранович на уровне структуры сделал применимым для себя материал ростовцевской книги. Прежде всего, советский историк отказался от подробного рассказа о римском вмешательстве в дела эллинистического мира, полагая, что это не относится к сути дела (почему он так поступил, рассмотрим ниже). Тем самым, третий блок ростовцевской истории лишался права на существование, и материал из него мог дополнить блок второй, который становился центральным. Помимо прочего, решалась и проблема принципа построения материала: вместе с третьим ростовцевским блоком исчезал стадиальный принцип как внутри этого блока, так и в соотношении со вторым блоком. Таким образом, оставалось лишь дробление по странам, самое удобное для предварительного написания марксистской истории эллинизма. Ведь, в принципе, Ранович мог поступить и радикально противоположным образом:
98 И здесь вновь возникает аналогия с «Происхождением семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса с его тремя основными примерами ранних обществ.
249
распространить принцип исторических этапов на всю историю эллинизма. Но это требовало уверенности в наличии этих этапов и умения их проиллюстрировать в разных странах, а главное, было бы историей эллинизма – а Ранович писал книгу не об истории эллинизма, а о его сущности. Поэтому страноведческий подход был и наименее трудоёмким, и наиболее подходящим для решения этой задачи. Но богатство географии эллинистического общества, выплеснутое Ростовцевым на страницах его работы, грозило превратить любое обобщение в рассказ об очередном частном случае. Если Ростовцев сожалел, что не имеет возможности коснуться вопроса о влиянии эллинистических стран на их многочисленное окружение: от кельтов до китайцев, 99 то Ранович без особенного сомнения отсекает и те страны эллинистического мира, которые могут только помешать его обобщающему повествованию. Бактрия, Боспорское царство, Пергам, Понт и Вифиния редко появляются на страницах его книги. Почти обязательное для Ростовцева деление на материковую Грецию и острова Рановича, очевидно, не волнует (коль скоро уж он объединяет Македонию и Грецию в одной главе), и, надо полагать, у него не вызывали особенного энтузиазма слова Ростовцева о том, что едва ли найдёшь два похожих греческих малоазийских полиса или два похожих греческих острова. 100
Соответственно, Ранович в качестве примеров выбрал три ведущие монархии (как они названы у Ростовцева): Македонию, Селевкидов и Птолемеев. Поскольку Ранович, в отличие от Ростовцева, не утруждал себя объяснением принципов построения материала, подавая структуру своей книги как нечто естественное, объективное, то трудно утверждать, как он сам для себя обосновал объединение истории Македонии и Греции в одной главе. Мы можем отыскать у него только такие соображения, примерно относящиеся к указанной проблеме: с одной стороны, Македония стремилась
99 SEHHW. P. VI-VII. 100
Op. cit. P. 91, 181, 221, 236.
250
завоевать Грецию, а Греция оказывала влияние на развитие Македонии, с другой стороны, правящий класс греческих городов, сконцентрировав в своих руках земельную собственность, желал перейти под крыло монархии, чтобы гарантировать себе защиту от революционных настроений масс. 101
культурное воздействие на весь эллинистический мир, и особенно сильное – на Малую Азию, а греческие города в тяжёлые для себя годы мечтали не только о македонском протекторате, но вообще о любом господстве, которое, как им казалось, помогло бы решить проблемы: птолемеевском, селевкидском, понтийском. Так что, вероятно, в основе выбора Рановича лежал
невысказанный (фактически запрещённый в советской историографии 102
) географический фактор и понимание, что «так удобнее». Также Рановичу необходимо было определить последовательность примеров. Ростовцев использовал в своей работе различные варианты: Македония, Египет, Селевкиды (IV гл.), Македония, Селевкиды, Египет (V гл.) – обусловлены они были единственно удобством изложения материала и не являлись для автора предметом размышлений. Но Ранович, как говорилось выше, писал совершенно другого типа работу, в которой от постановки мест слагаемых менялась сумма – к примеру, как у Гегеля в лекциях по философии истории последовательность стран – принципиальный момент. Первый пример должен был стать основным, ключевым объяснением (приблизительно как ирокезы у Энгельса), прочие – его подтверждением. Соответственно, Ранович должен был определить типично эллинистическую монархию. Не нужно подробно пояснять, почему на эту роль не подходила Македония Антигонидов: не включавшая в состав своих владений собственно восточных территорий и провалившаяся в своих планах по созданию обширной империи, она заслуженно занимала третье место.
101 Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. С. 232-233, ср. С. 25. 102
Так, Ковалёв в своём пособии по римской истории отводит географическим условиям Италии всего пару страниц. Ковалёв С.И. История Рима. Л., 1948. С. 26-29.
251
Серьёзный выбор мог быть только между Египтом и Селевкидами. Египет был исследован лучше (и тогда, и теперь), но Ранович остановил свой выбор на Селевкидском царстве (как
Струве, выбирая
образцовую раннерабовладельческую страну между Египтом и Месопотамией, предпочёл последнюю). Оно было самым территориально протяжённым, следовательно, выступало основным наследником первого эллинистического государства – империи Александра. Оно представляло собой явный пример формирования новой греческой городской структуры в восточном окружении – то, что Ранович назвал эллинизацией Востока. 103
С этой точки зрения Египет выглядел слишком специфическим: новых городов было построено мало, и государство Птолемеев, при всех их дополнительных владениях, всегда опиралось именно на ресурсы одной страны. Наконец (и это соображение, если никогда прямо и не рефлексировалось Рановичем, тем не менее играло роль решающего аргумента), Селевкиды были явно недостаточно исследованы к тому времени (впрочем, ситуация и сейчас ещё принципиально не изменилась). Говоря это, мы не просто оттеняем уже сказанные выше слова о лучшей исследованности Египта. Следует усилить акценты: Египет оказывался таким особенным именно потому, что был исследован лучше. Это затрудняло обобщения. Селевкиды оставляли ещё простор для интерпретаций и для создания марксистского образа эллинизма. Таким образом, структура двух анализируемых работ тесно связана с двумя различными подходами к познанию истории. Оговорки о неполноте источников, осторожность в конечных обобщениях – не риторический приём самозащиты в книге Ростовцева, а, скорее, как ни парадоксально, обоснование в конечном счёте интуитивно выстроенного повествования. Уверенность Рановича, что, несмотря на недостаток материала, общие черты явления угадываются безошибочно 104 , – тоже выражение его базовой 103
Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. С. 113-114.
104 Там же. С. 113.
252
установки. Только, по результатам нашего анализа, её необходимо скорректировать: благодаря недостатку материала общее видение предстаёт убедительным. В такой формулировке речь может идти только об одном: о создании образа. Труд Рановича был задуман как иллюстрация торжества марксистско- ленинской методологии над «мартышкиным трудом» буржуазных коллег. Мы можем перечислить несколько пунктов, по которым Ранович намеревался преподать урок Ростовцеву. Ростовцев неоправданно разбросан в плане географии и фактов вообще. Скажем, он посвящает отдельный рассказ раннему периоду становления царства Вифинии, 105
почти не имея о нём существенных данных. Ранович, как уже было показано выше, оставляет только то, что полезно для общей повествовательной линии. Ростовцев неудержим в приведении одного примера за другим из повседневной жизни далёких веков. В этом отношении характерен следующий пассаж. Уже завершив описание положения Египта в V главе, высказав все свои основные соображения о причинах его упадка, Ростовцев пишет: «Я могу завершить этот короткий и неполный обзор социально- экономической ситуации в Египте этого времени очерком положения дел в одном из его храмов…» 106 – и посвящает две последующих страницы истории солдата Гефестиона, которая должна продемонстрировать читателям ненадёжность жизненных условий в стране. 107 Ранович в этом отношении более чем сдержан: его обобщения безапелляционны и не нуждаются в иллюстрациях, как серьёзная книга не нуждается в картинках. Наконец, Ростовцев часто уклоняется от пересказа общеизвестных фактов, предпочитая говорить о тех, что пока недоступны читающей публике, или о тех, которые не могут быть однозначно истолкованы.
105 SEHHW. P. 662-663. 106
Op. cit. P. 734.
107 Сходный пример: от описания конкретики (того, как контролировались цены на масло при Птолемеях) историк переходит к общему выводу (о процветании насилия и шпионства в стране). Op. cit. P. 305.
253
Ростовцев не только воспроизводит очевидное утверждение о невозможности статистики для древнего мира, он высказывает сомнение и в тех вычислениях, что уже производились прежде: «Механические вычисления для истории бесполезны». 108 Так, акты дельфийских манумиссий II в. до н.э. не могут дать надёжного представления о степени распространения рабства в Греции того времени: у нас нет представления о населении Дельф, чтобы мы могли представить сравнительный процент отпущенных рабов, нет уверенности и в полноте нашей статистики. Единственный вывод, который мы можем сделать в этом случае: о возрастании роли войн и пиратства в рабовладении, поскольку большая часть рабов относится к купленным, не домашним. 109
Примерно так же осторожно призывает Ростовцев относиться и к данным о колебании цен на Делосе в III в. до н.э. 110 Тем более сомнительны для него вычисления Белоха, касающиеся примерного населения эллинистических царств и основанные на оценке размера заселённой территории: «Некоторые современные учёные склонны расценивать эти предварительные предположения Белоха как установленные факты». 111
Поэтому он смело пишет об упадке рабовладельческого способа производства во II в. до н.э.: многочисленные манумиссии свидетельствуют, по его мнению, о невыгодности рабства. 112
И он так же без сомнения манипулирует цифрами, предложенными Белохом, приводя их в качестве справки о территории и населении эллинистических держав. 113
Ранович не обсуждает данные источников о казне Птолемея Филадельфа, о численности
108
Op. cit. P. 1607. Похоже в советской науке (вероятно, не без влияния Ростовцева) писал К.К. Зельин: «Состояние античной традиции не даёт возможности говорить ни о каком применении закона больших чисел, так же как и о выборочном методе». Зельин К.К. Исследования по истории земельных отношений в эллинистическом Египте II-I вв. до н.э. С. 15.
SEHHW. P. 1466, 1468.
110 Op. cit. P. 190-191, 235.
111 Op. cit. P. 1605. Ср.: P. 1141.
112 Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. С. 284.
113 Там же. С. 94.
254
населения Селевкии, о числе войск в битве при Рафии. 114
Он строит целые вычисления, касающиеся прожиточного минимума в Египте, на основе подсчёта арур и артаб. 115
В общем, за немногими исключениями, ему вполне достаточно тех фактов, что уже имеются в распоряжении науки. Ростовцев не имеет возможности сказать, куда и как развивался эллинистический мир (Ранович, напротив, в этом отношении вполне определён). Ростовцев очень неохотен в конечных объяснениях причин исторического развития, проговаривается о них время от времени и не всегда так, чтобы читатель обратил на них пристальное внимание. А если всё-таки речь заходит о причинах социально-экономических потрясений, Ростовцев апеллирует к психологии масс. Например, в случае с Египтом: пока массы местного населения надеялись на сносные для себя условия существования, они трудились и обеспечивали взлёт государственного хозяйства ранних Птолемеев, как только они осознали безнадёжность своего положения, их захлестнули апатия и неповиновение, и вся государственная машина принуждения оказалась бессильна что-либо сделать с ними. 116
Объяснение через психологию – признак вырождения историка, его полного бессилия. 117 Хотя историк и признал особую роль цариц в политической истории Египта, но более к этому вопросу не вернулся, уделив даже Клеопатре всего одну фразу. 118 Характерно, что Ранович пытается рационализировать даже самые явные проявления человеческих эмоций: он предполагает, что ярость Александра на своё войско, взбунтовавшееся в
114
Там же. С. 28, 103, 121. См., соответственно, обратное мнение у Ростовцева: SEHHW. P. 1150, 498, 497 и 1397.
115
Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. С. 196-197. Ростовцев, вслед за У. Вилькеном, отмечает, что артабы Птолемеев не были стандартизированы и отличались в разных областях Египта. SEHHW. P. 1299.
116 Op. cit. P. 893 ff.
117 Ранович А.Б. Эллинизм и его историческая роль. С. 13, 15.
118 Там же. С. 188, 228.
255
Индии, была наиграна – ведь он и сам видел необходимость в том, чтобы остановить завоевания. 119
и труднообъяснима, а для Рановича – вполне ясна. Именно поэтому Ранович пишет классический труд, как он его понимает. Это книга – ключ к исследуемой эпохе, ответ на все основные вопросы. Методология для Рановича раскрывается в двух интересных аспектах. С одной стороны, она – значимее фактов. У нас слишком мало фактов о Селевкидах. «Поэтому здесь особенно важна правильная научная методология при формулировке общих выводов и заключений. Чтобы не ошибиться в конкретных выводах и характеристиках, необходимо отчётливое и правильное понимание общественных производственных отношений в Передней Азии рассматриваемого периода». 120 Тем самым, методология не только раскрывает нам правильное видение известных фактов, но по сути может заменить собой факты неизвестные. Это признание могло бы быть сенсационным, если бы не лежало в основе исторического мышления марксизма вообще и не было выражено Энгельсом в частности. Во-вторых, методология почти ничего не значит – правда, это касается только буржуазной методологии. «Учёному, работающему над изучением эллинизма, нельзя пройти мимо книги М. Ростовцева ... Надо только «отсечь от неё буржуазную тенденцию», как нас учит Ленин». 121 Это сказано под занавес рецензии, в монографии Ранович не настолько откровенен, но поступает он, как мы видели, именно по этому плану. И это тоже известный трюк раннего марксизма: fas est et ab hoste doceri, точнее, именно у врага и стоит учиться. Но привлекает то, как Ранович формулирует этот принцип: через отсекание, то есть через потаённое признание чрезмерного богатства вражеской версии истории.
119
Там же. С. 69.
120 Там же. С. 146.
121 Ранович А.Б. Рец.: Ростовцев М. Социально-экономическая история эллинистического мира. С. 99.
|