словесных ассоциаций. Но и этого еще недостаточно. В целом ряде случаев оговорку едва ли
можно объяснить без учета того, что было сказано в предшествующем предложении или же
что предполагалось сказать. Итак, можно считать, что это опять случай отзвука, как по
Мерингеру, но только более отдаленно связанный по смыслу. Должен признаться, что после
всех этих объяснений может сложиться впечатление, что мы теперь еще более далеки от
понимания оговорок, чем когда-либо!
Но надеюсь, что не ошибусь, высказав предположение, что во время проведенного
исследования у всех у нас возникло иное впечатление от примеров оговорок, которое стоило
бы проанализировать. Мы исследовали условия, при которых оговорки вообще возникают,
определили, что влияет на особенности искажений при оговорках, но совсем не рассмотрели
эффекта оговорки самого по себе, безотносительно к ее возникновению. Если мы решимся на
это, то необходима известная смелость, чтобы сказать: да, в
некоторых случаях оговорка
имеет смысл (Sinn). Что значит «имеет смысл»? Это значит, что оговорку, возможно, следует
считать полноценным психическим актом, имеющим свою цель, определенную форму
выражения и значение. До сих пор мы все время говорили об ошибочных действиях, а теперь
оказывается, что иногда ошибочное действие является совершенно правильным, только оно
возникло вместо другого ожидаемого или предполагаемого действия.
Этот действительный смысл ошибочного действия в отдельных случаях совершенно
очевиден и несомненен. Если председатель палаты депутатов в
первых же своих словах
закрывает заседание вместо того, чтобы его открыть, то, зная обстоятельства, в которых
произошла оговорка, мы склонны считать это ошибочное действие не лишенным смысла. Он
не ожидает от заседания ничего хорошего и рад был бы сразу его закрыть. Показать этот
смысл, то есть истолковать эту оговорку, не составляет никакого труда. Или если одна дама с
кажущимся одобрением говорит другой: Diesen reizenden neuen Hut haben Sie sich wohl selbst
aufgepatz?
[Эту прелестную новую шляпу вы, вероятно, сами обделали? – вместо aufgeputzt –
отделали], то никакая научность в
мире не помешает нам услышать в этой оговорке
выражение: Dieser Hut ist eine
Patzerei [Эта шляпа безнадежно испорчена]. Или если
известная своей энергичностью дама рассказывает: «Мой муж спросил доктора, какой диеты
ему придерживаться, на это доктор ответил – ему не нужна никакая диета, он может есть и
пить все, что
я хочу», то ведь за этой оговоркой стоит ясно выраженная последовательная
программа поведения.
Уважаемые дамы и господа, если выяснилось, что не только некоторые оговорки и
ошибочные действия имеют смысл, но и их значительное большинство, то, несомненно, этот
смысл ошибочных действий, о котором до сих пор никто не говорил, и станет для нас
наиболее интересным, а все остальные точки зрения по праву отойдут на задний план. Мы
можем оставить физиологические и психофизиологические процессы и посвятить себя чисто
психологическим исследованиям о смысле, то есть значении и намерениях ошибочных
действий. И в связи с этим мы не упустим возможности привлечь более широкий материал для
проверки этих предположений.
Но прежде чем мы выполним это намерение, я просил бы вас последовать по другому
пути. Часто случается, что поэт пользуется оговоркой или другим ошибочным действием как
выразительным средством. Этот факт сам по себе должен нам доказать, что он считает
ошибочное действие, например оговорку, чем-то осмысленным, потому что ведь он делает ее
намеренно. Конечно, это
происходит не так, что свою случайно сделанную описку поэт
оставляет затем своему персонажу в качестве оговорки. Он хочет нам что-то объяснить
оговоркой, и мы должны поразмыслить, что это может означать: хочет ли он намекнуть, будто
известное лицо рассеянно или устало или его ждет приступ мигрени. Конечно, не следует
преувеличивать того, что поэт всегда употребляет оговорку как имеющую определенный
смысл. В
действительности она могла быть бессмысленной психической случайностью и
только в крайне редких случаях иметь смысл, но поэт вправе придать ей смысл, чтобы
использовать его для своих целей. И поэтому нас не удивило бы, если бы от поэта мы узнали
об оговорке больше, чем от филолога и психиатра.