РАССУЖДЕНИЕ О МЕТОДЕ
161
или всмотреться в них как в присутствующие. И хотя в этом
случае вследствие привычки всегда что-либо воображать я
всякий раз, как мыслю телесную вещь, быть может, и пред-
ставляю себе смутно какую-нибудь фигуру, однако ясно,
что фигура эта — не тысячеугольник, ибо она ничем не от-
личается от той, которую бы я воображал, если бы мыслил
десятитысячеугольник или какую-то другую многосторон-
нюю фигуру; при этом ничто не способствует различению
тех особенностей, кои отличают тысячеугольник от других
многоугольников. Однако, если речь идет о пятиугольнике,
я могу мыслить его форму, подобно форме тысячеугольни-
ка, без помощи воображения; но я могу и вообразить себе
этот пятиугольник, если обращу свою мысль к пяти его сто-
ронам и одновременно к ограниченной этими сторонами
площади; при этом я замечаю, что для воображения мне
требуется некое особое напряжение духа, не требующееся,
когда речь идет о
понимании: это дополнительное напря-
жение духа показывает мне различие между воображением
и чистым пониманием.
Вдобавок я замечаю, что моя сила воображения — по-
скольку она отлична от способности понимания — не яв-
ляется необходимой составной частью моей сущности, или,
иначе говоря, сущности моего ума; ибо, даже если бы она
у
меня отсутствовала, я все равно, без сомнения, оставался
бы тем же, кто я есть ныне: из этого, видимо, следует, что
сила воображения зависит от чего-то отличного от меня са-
мого. Но я легко постигаю: если бы существовало какое-то
тело, с коим мой разум был бы сопряжен таким образом,
что был бы в состоянии по своему произволу это тело рас-
сматривать, могло бы статься, что именно поэтому я был
бы
способен воображать телесные предметы; таким обра-
зом, этот модус мышления отличается от чистого постиже-
ния лишь тем, что мысль, когда она постигает, некоторым
образом обращена на самое себя и имеет в виду одну из
присущих ей самой идей; когда же мысль воображает, она
обращена на тело и усматривает в нем нечто соответствую-
щее идее — умопостигаемой или же воспринятой чувством.