Нартов Н. А. Геополитика

В юго-западном углу России лежит Бессарабия, также недавнее приобретение. Здесь христианское 
православное население было исторгнуто из рук угнетавших его диких и грубых завоевателей, турок,— 
население, которое торжествовало это событие как избавление из плена. Если то было завоевание, то и Кир, 
освободив иудеев из плена вавилонского, был их завоевателем. Об этом и распространяться больше не стоит. 
Все южно-русские степи также были вырваны из рук турок. Степи эти принадлежат к русской равнине. Спокон 
века, еще со времени Святослава, боролись за них с ордами кочевников сначала русские князья, потом 
русские казацкие общины и русские цари. Зачем же и с какого права занесло сюда турецкую власть, 
покровительствовавшую хищническим набегам? Тоже должно сказать и о Крымском полуострове, хотя и не 
принадлежавшем исстари к России, но послужившем убежищем не только ее непримиримым врагам, но 
врагам всякой гражданственности, которые делали из него набеги при всяком удобном случае, пожигали в огне 
и по-секали мечом южные русские области до самой Москвы.
Русский Вестник. Февр. 1865 г. Статья проф. Соловьева «Венский конгресс» С. 433 
и 434. 
Можно, пожалуй, согласиться, что здесь было завоевано государство, лишена своей само
стоятельности 
народность; но какое государство и какая народность? Если я назвал всякое вообще завоевание национальным 
убийством, то в этом случае это было такое убийство, которое допускается и божескими, и человеческими 
законами,— убийство, совершенное в состоянии необходимой обороны и вместе в виде справедливой казни.
Остается еще Кавказ, Под этим многообъемлющим именем надобно отличать, в рассматриваемом здесь отношении, 
закавказские христианские области, закавказские магометанские области и кавказских горцев.
Мелкие закавказские христианские царства еще со времен Грозного и Годунова молили о русской помощи и 
предлагали признать русское подданство. Но только император Александр I в начале своего царствования, после 
долгих колебаний, согласился наконец исполнить это желание, убедившись предварительно, что грузинские царства, 
донельзя истомленные вековой борьбой с турками, персиянами и кавказскими горцами, не могли вести долее 
самостоятельного существования и должны были или погибнуть, или присоединиться к единоверной России. Делая 
этот шаг, Россия знала, что принимает на себя тяжелую обузу, хотя, может быть, не предугадывала, что она будет 
так тяжела,— что она будет стоить ей непрерывной шестидесятилетней борьбы. Как бы то ни было, ни по сущности 
дела, ни по его форме, тут не было завоевания, а было подаяние помощи изнемогавшему и погибавшему. Прежде 
всего это вовлекло Россию в двукратную борьбу с Персией, причем не Россия была зачинщицей. В течение этой 
борьбы ей удалось освободить некоторые христианские населения от двойного ига мелких владетельных ханов и 
персидского верховенства. С этим вместе были покорены магометанские ханства: Кубанское, Бакинское, 
Ширванское, Шекинское, Ганджинское и Талышенское, составляющие теперь столько же уездов, и Эриванская 
область. Назовем, пожалуй, это завоеваниями, хотя завоеванные через это только выиграли. Не столь довольны, 
правда, русским завоеванием кавказские горцы.
Здесь точно много погибло, если не независимых государств, то независимых племен. После раздела Польши едва 
ли какое другое действие России возбуждало в Европе такое всеобщее негодование и сожаление, как война с 
кавказскими горцами и, особливо, недавно свершившееся покорение Кавказа. Сколько ни стараются наши 
публицисты выставить это дело как великую победу, одержанную общечеловеческою цивилизацией. ничто не 
помогает. Не любит Европа, чтобы Россия бралась за это дело.— Ну, на Сырдарье, в Коканде, в Самарканде, у 
дикокаменных киргизов еще куда ни шло, можно с грехом пополам допустить такое цивилизатор-ство, все же в роде 
шпанской мушки оттягивает, хотя, к сожалению, и в недостаточном количестве, силы России; а то у нас под боком, на 
Кавказе; мы бы и сами тут поциаилизировали.— Что кавказские горцы — и по своей фанатической религии, и по 
образу жизни и привычкам, и по самому свойству обитаемой ими страны — природные хищники и грабители, никогда 
не оставлявшие и не могущие оставлять своих соседей в покое,— асе это не принимается в расчет. Рыцари без 
страха и упрека, паладины свободы да и только! В шотландских горах с небольшим лет сто тому назад жило 
несколько десятков, а может и сотен тысяч таких же рыцарей свободы; хотя те были и христиане, и необразованнее, 
и нравом посмирнее,—да и горы, в которых они жили, не Кавказским чета,— но, однако же, Англия нашла, что нельзя 
терпеть их гайлендерских привычек, и при удобном случае разогнала на все четыре стороны. А Россия, под страхом 
клейма гонительницы и угнетательницы свободы, терпи с лишком миллион таких рыцарей, засевших в 
неисследимых трущобах Кавказа, препятствующих на целые сотни верст кругом всякой мирной оседлости; и,— в 
ожидании, , пока они не присоединятся к первым врагам, которым вздумается напасть на нее с этой стороны,— 
держи, не предвидя конца, двухсоттысячную армию под ружьем, чтобы сторожить все входы и выходы из этих 
разбойничьих вертепов. И по этому кавказскому (как и по польскому, как и по восточному, как и по всякому) вопросу 
можно судить о доброжелательстве Европы к России.
О Сибири и говорить нечего. Какое тут, в самом деле, завоевание? Где тут завоеванные народы и покоренные 
царства? Стоит лишь счесть, сколько в Сибири русских и сколько инородцев, чтобы убедиться, что большею частью 
это было занятие пустопорожнего места, совершенное (как показывает история) казацкою удалью и расселением 
русского народа почти без содействия государства. Разве еще к числу русских завоеваний причислим Амурский край, 
никем не заселенный, куда всякое переселение было даже запрещено китайским правительством, неизвестно по-
чему и для чего считавшим его своею собственностью?
Итак, в завоеваниях России все, что можно при разных натяжках назвать этим именем, ограничивается 
Туркестанскою областью, Кавказским горным хребтом, пятью-шестью уездами Закавказья и, если угодно, еще 
Крымским полуостровом. Если же разбирать дело по совести и чистой справедливости, то ни одно из владений 
России нельзя назвать завоеванием в другом, антинациональном и потому ненавистном для человечества смысле. 
Много ли государств, которые могут сказать про себя то же самое? Англия у себя под боком завоевала независимое 
Кельтское государство,— и как завоевала! — отняла у народа право собственности на его родную землю, голодом 
заставила его выселяться в Америку, а на расстоянии чуть не полуокружности Земли покорила царства и народы 
Индии в числе почти двухсот миллионов душ; отняла Гибралтар у Испании, Канаду — у Франции, мыс Доброй 
Надежды — у Голландии и т. д. Земель пустопорожних или заселенных дикими неисторическими племенами, в 
количестве без малого 300 000 квадратных миль, я не считаю завоеваниями. Франция отняла у Германии Эльзас, 
Лотарингию, Франш-Конте; у Италии — Корсику и Ниццу; за морем покорила Алжир. А сколько было ею завоевано и 
опять от нее отнято! Пруссия округлила и соединила свои разбросанные члены за счет Польши, на которую не имела 
никакого права. Австрия мало или даже почти ничего не отняла мечом, но самое ее существование есть уже 

преступление противу права народностей. Испания в былые времена владела Нидерландами, большею частью 
Италии, покорила и уничтожила целые цивилизации в Америке. <...>
Все войны до Петра велись Россией за собственное существование,— за то, что в несчастные времена ее истории 
было отторгнуто ее соседями. Первая война, которую она вела не с этою целью и которою собственно началось ее 
вмешательство в европейские дела, была ведена против Пруссии. Достаточного резона на участие в Семилетней 
войне со стороны 
России, конечно, не было. Злословие Фридриха оскорбило Елизавету; его поступки, 
справедливо или нет, считались всею Европою наглыми нарушениями как международного права вообще, так 
и законов Священной Германско-Римской империи в частности. Если тут была вина, то ее раз деляла Россия 
со всею Европой; так или нет, но это было явление случайное, не лежавшее в общем направлении русской 
политики. Во все царствование Екатерины Великой Россия деятельным образом не вмешивалась в 
европейские дела, преследовала свои цели, и цели эти, как мы видели, были правые. С императора Павла 
собственно начинаются европейские войны России. Война 1799 г., в чисто военном отношении едва ли не 
славнейшая изо всех веденных Россиею, была актом возвышеннейше-го политического великодушия, 
бескорыстия, рыцарства в истинно мальтийском духе. Была ли она актом такого же политического 
благоразумия — это иной вопрос. Для России, впрочем, война эта имела значительный нравственный 
результат: она показала, к чему способны русские в военном деле. Такой же характер имели войны 1805 и 
1807 годов. Россия принимала к сердцу интересы, ей совершенно чуждые, и с достойным всякого удивления 
геройством приносила жертвы на алтарь Европы. Тильзитский мир заставил ее на время отказаться от этой 
самоотверженной политики и повернуть в прежнюю екатерининскую колею; но выгоды, которые она могла 
очевидно приобрести, продолжая идти по ней, не удовлетворяли ее, не имели в глазах ее ничего 
приманчивого. Интересы Европы, особливо интересы Германии, так близко лежали к ее сердцу, что оно 
билось только для них. Что усилия, сделанные Россией в 1813 и в 1814 годах, были сделаны в пользу 
Европы,— в этом согласны даже и теперь беспристрастные люди, к какому бы политическому лагерю они не 
принадлежали; а тогда все прославляли беспримерное бескорыстие России. Но что самый Двенадцатый год 
был борьбою, предпринятой Россией из-за интересов Европы,— это едва ли многими сознается. Конечно, 
война Двенадцатого года была войною по преимуществу народною — народною в полном смысле этого слова, 
если принимать в расчет сам способ ее ведения и те чувства, которые в то время одушевляли русский народ 
<...> Наполеон был честолюбив сверх меры, но был ведь также и расчетлив <...> Он думал, что Россия из 
прямого политического расчета, из-за собственных своих целей и выгод будет с ним заодно. И в самом деле, 
чего бы не могла достигнуть Россия в союзе с ним, если бы смотрела на дело исключительно с своей точки 
зрения? Ревностная помощь в войне 1809 года дала бы ей всю Галицию; усиленная война против Турции 
доставила бы ей не только Молдавию и Валахию, но и Булгарию, дала бы ей возможность образовать 
независимое Сербское государство с присоединением к нему Боснии и Герцеговины. Наполеон не хотел 
только, чтобы наши владения переходили за Балканы; но Наполеон был не вечен <...> Но вскоре после 
Тильзитского мира Наполеон увидел, что он не может полагаться на Россию, не может рассчитывать на ее 
искреннее содействие, основанное не на букве связывающего их договора, а на политическом расчете,— что 
она формально держится данного обещания, но сердце ее не лежит к союзу с ним... что Россия горячо 
принимает к сердцу так называемые европейские или, точнее, немецкие интересы,— горячее, чем свои 
собственные. Что оставалось ему делать? К чему влекла его неудержимо логика того положения, в которое его 
поставило как собственное его честолюбие, так и самый ход событий? Очевидно, к тому, чтобы обеспечить 
себя иным способом, независимо от России... — к тому, чтоб отыскать для подпоры своему зданию какой-
нибудь другой столб, хотя бы и менее надежной крепости. Этот столб думал он вытесать на счет самой 
России, восстановив Польское Королевство в его прежнем объеме. В нем надеялся он, по крайней мере, найти 
всегда готовое орудие против враждебной ему Германии <...> Война, руководимая его гением, представляла 
по крайней мере шансы или вынудить Россию к этой поддержке, или заменить ее другим, хотя и менее 
твердым, но зато более зависимым и податливым орудием, Одним словом, если бы Наполеон мог 
рассчитывать на Россию, которая, как ему казалось, сама была заинтересована в его деле, он никогда бы не 
подумал о восстановлении Польши. От добра добра не ищут. В тринадцатом году во главе новой собранной 
им армии он высказал эту мысль самым положительным образом: «Всего проще и рассудительнее было бы 
сойтись прямо с императором Александром. Я всегда считал Польшу средством, а не главным делом. 
Удовлетворяя Россию насчет Польши, мы имеем средство унизить Австрию, обратить ее в ничто»*. ...
* 

жүктеу/скачать 1,75 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: