Географические и геополитические основы Евразийства
1
1) Савицкий П. Континент Евразия. - М.: АГРАФ, !997. - С. 295-303.
Россия имеет гораздо больше оснований, чем Китай, называться «срединным государством» («Чжун-го», по-
китайски). И чем дальше будет идти время — тем более будут выпячиваться эти основания. Европа для России есть
не более чем полуостров Старого материка, лежащий к западу от ее границ. Сама Россия на этом материке
занимает основное его пространство, его торс. При этом общая площадь европейских государств, вместе взятых,
близка к 5 млн. км
2
. Площадь России, в пределах хотя бы современного СССР, существенно превосходит 20 млн. км
(в особенности если причислить к ней пространство Монгольской и Тувинской народных республик — бывших
«Внешней Монголии» и «Рянхойского края», фактически находящихся в настоящий момент на положении частей Со-
ветского Союза).
За редким исключением, русские люди конца XIX — начала XX вв. забывали о зауральских пространствах (один из
тех, кто помнил о них, был гениальный русский химик Д. И.Менделеев). Ныне наступили иные времена. Весь
«Уральско-Кузнецкий комбинат», с его домнами, угольными шахтами, новыми городами на сотню-другую тысяч
населения каждый — строится за Уралом. Там же воздвигают «Турксиб». Нигде экспансия русской культуры не идет
так широко и так стихийно, как в другой части Зауралья — в т. н. «среднеазиатских республиках» (Туркмения,
Таджикистан, Узбекистан, Киргизия). Оживает весь торс русских земель — «от стрелок Негорелого до станции
Сучан». Евразийцы имеют свою долю заслуги в этом повороте событий. Но вместе с тем совершенно явственно
вскрывается природа русского мира, как центрального мира Старого материка. Были моменты, когда казалось, что
между западной его периферией — Европой, к которой причислялось и Русское Доуралье («Европейская Россия»
старых географов),— и Азией (Китаем, Индией, Ираном) лежит пустота. Евразийская установка русской
современности заполняет эту пустоту биением живой жизни. Уже с конца XIX в. прямой путь из Европы в Китай и
Японию лежит через Россию (Великая Сибирская железная дорога). География указывает с полной несомненностью,
что не иначе должны пролегать дороги из Европы (во всяком случае, северной) в Персию, Индию и Индокитай. Эти
возможности к настоящему времени еще не реализованы. Трансперсидская железная дорога, прорезывающая
Персию в направлении с северо-запада на юго-восток и связанная с железнодорожной сетью как Британской Индии,
так и Европы (через Закавказье, Крым и Украину), была близка к осуществлению накануне мировой войны. В
настоящее время, в силу политических обстоятельств, она отошла в область беспочвенных проектов. Нет связи
между железными дорогами русского Туркестана («среднеазиатских республик») и Индии. Нет ориентации русской
железнодорожной сети на транзитное европейско-индийское движение. Но рано или поздно такое движение станет
фактом — будь то в форме ж.-д. путей, автолюбительских линий или воздушных сообщений. Для этих последних
кратчайшие расстояния, даваемые Россией, имеют особенно большое значение. Чем больший вес будут
приобретать воздушные сообщения со свойственным этому роду сношений стремлением летать по прямой — тем
ясней будет становиться роль России-Евразии, как «срединного мира». Установление трансполярных линий может
еще больше усилить эту роль. На дальнем севере Россия на огромном пространстве является соседом Америки. С
открытием путей через полюс или, вернее, над полюсом она станет соединительным звеном между Азией и
Северной Америкой. <...>
Россия-Евразия есть центр Старого Света. Устраните этот центр — и все остальные его части, вся эта система
материковых окраин (Европа, Передняя Азия, Иран, Индия, Индокитай, Китай, Япония) превращается как бы в
«рассыпанную храмину». Этот мир, лежащий к востоку от границ Европы и к северу от «классической» Азии, есть то
звено, которое спаивает в единство их все. Это очевидно в современности, это станет еще явственней в будущем.
Связывающая и объединяющая роль «срединного мира» сказывалась и в истории. В течение ряда тысячелетий
политическое преобладание в евразийском мире принадлежало кочевникам. Заняв все пространство от пределов
Европы до пределов Китая, соприкасаясь одновременно с Передней Азией, Ираном и Индией, кочевники служили
посредниками между разрозненными, в своем исходном состоянии, мирами о
седлых культур. И, скажем,
взаимодействия между Ираном и Китаем никогда в истории не были столь тесными, как в эпоху монгольского
владычества (XII—XIV вв.). А за тринадцать — четырнадцать веков перед тем исключительно и только в
кочевом евразийском мире пересекались лучи эллинской и китайской культур, как то показали новейшие
раскопки в Монголии. Силой неустранимых срактов русский мир призван к объединяющей роли в пределах
Старого Света. Только в той мере, в какой Россия-Евразия выполняет это свое призвание, может
превращаться и превращается в органическое целое вся совокупность разнообразных культур Старого
материка, снимается противоположение между Востоком и Западом. Это обстоятельство еще недостаточно
осознано в наше время, но выраженные в нем соотношения лежат в природе вещей. Задачи объединения суть
в первую очередь задачи культурного творчества. В лице русской культуры в центре Старого Света выросла к
объединительной и примирительной роли новая и самостоятельная историческая сила. Разрешить свою
задачу она может лишь во взаимодействии с культурами всех окружающих народов. В этом плане культуры
Востока столь же важны для нее, как и культуры Запада. В подобной обращенности одновременно и
равномерно к Востоку и Западу — особенность русской культуры и геополитики. Для России это два
равноправных ее фронта — западный и юго-восточный. Поле зрения, охватывающее в одинаковой и полной
степени весь Старый Свет, может и должно быть русским, по преимуществу, полем зрения.
Возвращаемся, однако, к явлениям чисто географического порядка. По сравнению с русским «торсом», Европа
и Азия одинаково представляют собою окраину Старого Света. Причем Европой, с русско-евразийской точки
зрения, является, по сказанному, все, что лежит к западу от русской границы, а Азией — все то, что лежит к
югу и юго-востоку от нее, Сама же Россия есть ни Азия, ни Европа — таков основной геополитический тезис
евразийцев. И потому нет «Европейской» и «Азиатской» России, а есть части ее, лежащие к западу и к востоку
от Урала, как есть части ее, лежащие к западу и к востоку от Енисея, и т. д. Евразийцы продолжают: Россия не
есть ни Азия, ни Европа, но представляет собой особый географический мир. Чем же этот мир отличается от
Европы и Азии? Западные, южные и юго-восточные окраины старого материка отличаются как значительной
изрезанностью своих побережий, так и разнообразием форм рельефа. Этого отнюдь нельзя сказать об
основном его «торсе», составляющем, по сказанному, Россию-Евразию.
Он состоит в первую очередь из трех равнин (беломорско-кавказской, западносибирской и туркестанской), а
затем из областей, лежащих к востоку от них (в том числе из невысоких горных стран к востоку от р. Енисей).
Зональное сложение западных и южных окраин материка отмечено «мозаически-дробными» и весьма не
простыми очертаниями. Лесные, в естественном состоянии, местности сменяются здесь в причудливой по-
следовательности, с одной стороны, степными и пустынными областями, с другой — тундровыми районами
(на высоких горах), Этой «мозаике» противостоит на срединных равнинах Старого Света сравнительно про-
стое, «флагоподобное» расположение зон. Этим последним обозначением мы указываем на то
обстоятельство, что при нанесении на карту оно напоминает очертания подразделенного на горизонтальные
полосы флага. В направлении с юга на север здесь сменяют друг друга пустыня, степь, лес и тундра. Каждая
из этих зон образует сплошную широтную полосу. Общее широтное членение русского мира подчеркивается
еще и преимущественно широтным простиранием горных хребтов, окаймляющих названные равнины с юга:
Крымский хребет, Кавказский, Копетдаг, Пара-памиз, Гиндукуш, основные хребты Тянь-Шаня, хребты на
северной окраине Тибета, Ин-Шань, в области Великой китайской стены. Последние из названных нами
хребтов, располагаясь в той же линии, что и предыдущие, окаймляют с юга возвышенную равнину, занятую
пустыней Гоби. Она связывается с туркестанской равниной через посредство Джунгарских ворот. В зональном
строении материка Старого Света можно заметить черты своеобразной восточно-западной симметрии,
сказывающейся в том, что характер явлений на восточной его окраине аналогичен такому же на западной
окраине и отличается от характера явлений в срединной части материка. И восточная и западная окраины
материка (и Дальний Восток, и Европа) — в широтах между 35 и 60 град, северной широты в естественном
состоянии являются областями лесными. Здесь бореальные леса непосредственно соприкасаются и
постепенно переходят в леса южных флор. Ничего подобного мы не наблюдаем в срединном мире. В нем леса
южных флор имеются только в областях его горного окаймления (Крым, Кавказ, Туркестан). И они нигде не
соприкасаются с лесами северных флор или бореальными, будучи отделены от них сплошною степно-
пустынною полосою. Срединный мир Старого Света можно определить, таким образом, как область степной и
пустынной полосы, простирающейся непрерывною линией от Карпат до Хингана, взятой вместе с горным ее
обрамлением (на юге) и районами, лежащими к северу от нее {лесная и тундровые зоны). Этот мир евразийцы
и называют Евразией в точном смысле этого слова (Eurasia sensu stricto). Ее нужно отличать от старой
«Евразии» А. фон Гумбольдта, охватывающей весь Старый материк (Eurasia sensu latiore).
Западная граница Евразии проходит по черноморско-балтийской перемычке, т. е. в области, где материк
суживается (между Балтийским и Черным морями). По этой перемычке, в общем направлении с северо-запада
на юго-восток, проходит ряд показательных ботанико-географических границ, например, восточная граница
тиса, бука и плюща. Каждая из них, начинаясь на берегах Балтийского моря, выходит затем к берегам моря
Черного. К западу от названных границ, т. е. там, где произрастают еще упомянутые породы, простирание
лесной зоны на всем протяжении с севера на юг имеет непрерывный характер. К востоку от них начинается
членение на лесную зону на севере и степную на юге. Этот рубеж и можно считать западной границей
Евразии, т. е. ее граница с Азией на Дальнем Востоке переходит в долготах выклинивания сплошной степной
полосы при ее приближении к Тихому океану, т. е. в долготах Хингана.
Евразийский мир есть мир «периодической и в то же время симметрической системы зон». Границы основных
евразийских зон со значительной точностью приурочены к пролеганию определенных климатических рубежей.
Так, например, южная граница тундры отвечает линии, соединяющей пункты со средней годовой
относительной влажностью в 1 час дня около 79,5%. (Относительная влажность в час дня имеет особенно
большое значение для жизни растительности и почв). Южная граница лесной зоны пролегает по линии,
соединяющей пункты с такой же относительной влажностью ... Южной границе степи (на ее соприкосновении с
пустыней) отвечает одинаковая относительная влажность в 1 час дня в 55,5%. В пустыне она повсюду ниже
этой величины. Здесь обращает на себя внимание равенство интервалов, охватывающих лесную и степную
зоны. Такие совпадения и такое же ритмическое распределение интервалов можно установить и по другим
признакам (см. нашу книгу «Географические особенности России», часть 1, Прага, 1927), Это и дает основание
говорить о «периодической системе зон России-Евразии». Она является также системою симметрической, но
уже не в смысле восточно-западных симметрии, о которых мы говорили в предыдущем, но в смысле
симметрии юго-северных. Безлесию севера (тундра) здесь отвечает беэлесие юга (степь). Содержание
кальция и процент гумуса в почвах от срединных мастей черноземной зоны симметрически уменьшаются к
северу и к югу. Симметрическое распределение явлений замечается и по признаку окраски почв Наибольшей
интенсивности она достигает в тех же срединных частях горизонтальной зоны, И к северу, и к югу она
ослабевает (переходя через коричневые оттенки к белесым). По пескам и каменистым субстратам — от
границы между лесной и степной зонами симметрично расходятся: степные острова к северу и «островные»
леса к югу- Эти явления русская наука определяет как «экстраэональные?>. Степные участки в лесной зоне
можно характеризовать, как явление «югоносное», островные леса в степи суть явления «североносные».
Югоносным формациям лесной зоны отвечают североносные формации стели.
Нигде в другом месте Старого Света постепенность переходов в пределах зональной системы, ее
«периодичность» и в то же время «симметричность» не выражены столь ярко, как на равнинах России-
Евразии.
Русский мир обладает предельно прозрачной географической структурой. В этой структуре Урал вовсе не
играет той определяющей и разделяющей роли, которую ему приписывала (и продолжает приписывать) гео-
графическая «вампука», Урал, «благодаря своим орографическим и геологическим особенностям, не только не
разъединяет, а, наоборот, теснейшим образом связывает «Доуральскую и Зауральскую Россию», лишний раз
доказывая, что географически обе они в совокупности составляют один нераздельный континент Евразии».
Тундра, как горизонтальная зона, залегает и к западу, и к востоку от Урала. Лес простирается и по одну и по
другую его сторону. Не иначе обстоит дело относительно степи и пустыни (эта последняя окаймляет и с
востока и с запада южное продолжение Урала — Мугоджары). На рубеже Урала мы не наблюдаем
существенного изменения географической обстановки. Гораздо существенней географический предел
«междуморий», т. е. пространств между Черным и Балтийским морями, с одной стороны, балтийским морем и
побережьем северной Норвегии — с другой.
Своеобразная, предельно четкая и в то же время простая географическая структура России-Евразии
связывается с рядом важнейших геополитических обстоятельств.
Природа евразийского мира минимально благоприятна для разного рода «сепаратизмов» — будь то
политических, культурных или экономических. «Мозаически-дробное» строение Европы и Азии содействует
возникновению небольших замкнутых, обособленных мирков. Здесь есть материальные предпосылки для
существования малых государств, особых для каждого города или провинции культурных укладов,
экономических областей, обладающих большим хозяйственным разнообразием на узком пространстве.
Совсем иное дело в Евразии. Широко выкроенная сфера «флагоподобного» расположения зон не содействует
ничему подобному. Бесконечные равнины приучают к широте горизонта, к размаху геополитических
комбинаций. В пределах степей, передвигаясь по суше, в пределах лесов — по воде многочисленных здесь
рек и озер, человек находился тут в постоянной миграции, непрерывно меняя свое место обитания. Этниче-
ские и культурные элементы пребывали в интенсивном взаимодействии, скрещивании и перемешивании. В
Европе и Азии временами бывало возможно жить только интересами своей колокольни. В Евразии, если это и
удается, то в историческом смысле на чрезвычайно короткий срок. На севере Евразии имеются сотни тысяч кв.
км лесов, среди которых нет ни одного гектара пашни. Как прожить обитателям этих пространств без со-
прикосновения с более южными областями? На юге на не меньших просторах расстилаются степи, пригодные
для скотоводства, а отчасти и для земледелия, при том, однако, что на пространстве многих тысяч кв. км здесь
нет ни одного дерева. Как прожить населению этих областей без хозяйственного взаимодействия с севером?
Природа Евразии в гораздо большей степени подсказывает людям необходимость политического,
культурного и экономического объединения, чем мы наблюдаем то в Европе и Азии. Недаром именно в рамках
евразийских степей и пустынь существовал такой «унифицированный» во многих отношениях уклад, как быт
кочевников — на всем пространстве его бытования: от Венгрии до Маньчжурии и на всем протяжении истории
— от скифов до современных монголов. Недаром в просторах Евразии рождались такие великие политические
объединительные попытки, как скифская, гуннская, монгольская (XIII—XIV вв.) и др. Эти попытки охватывали
не только степь и пустыню, но и лежащую к северу от них лесную зону и более южную область «горного
окаймления» Евразии. Недаром над Евразией веет дух своеобразного «братства народов», имеющий свои
корни в вековых соприкосновениях и культурных слияниях народов различнейших рас — от германской
(крымские готы) и славянской до тунгусско-маньчжурской, через звенья финских, турецких, монгольских
народов. Это «братство народов» выражается в том, что здесь нет противоположения «высших» и «низших»
рас, что взаимные притяжения здесь сильнее, чем отталкивания, что здесь легко просыпается «воля к общему
делу». История Евразии, от первых своих глав до последних, есть сплошное тому доказательство. Эти
традиции и восприняла Россия в своем основном историческом деле. В XIX и начале XX в. они бывали по
временам замутнены нарочитым «западничеством»,
которое требовало от русских, чтобы они ощущали себя
«европейцами» (каковыми на самом деле они не были) и трактовали другие евразийские народы как «азиатов» и
«низшую расу». Такая трактовка не приводила Россию ни к чему, кроме бедствий (например, русская
дальневосточная авантюра начала XX в.). Нужно надеяться, что к настоящему времени эта концепция преодолена
до конца в русском сознании и что последыши русского «европеизма», еще укрывающиеся в эмиграции, лишены
всякого исторического значения. Только преодолением нарочитого «западничества» открывается путь к настоящему
братству евразийских народов: славянских, финских, турецких, монгольских и прочих.
Евразия и раньше играла объединительную роль в Старом Свете. Современная Россия, воспринимая эту традицию,
должна решительно и бесповоротно отказаться от прежних методов объединения, принадлежащих изжитой и
преодоленной эпохе,— методов насилия и войны. В современный период дело идет о путях культурного творчества,
о вдохновении, озарении, сотрудничестве. Обо всем этом и говорят евразийцы. Несмотря на все современные
средства связи, народы Европы и Азии все еще, в значительной мере, сидят каждый в своей клетушке, живут
интересами колокольни. Евразийское «месторазвитие», по основным свойствам своим, приучает к общему делу.
Назначение евразийских народов — своим примером увлечь на эти пути также другие народы мира. И тогда могут
оказаться полезными для вселенского дела и те связи этнографического родства, которыми ряд евразийских
народов сопряжен с некоторыми вне евразийскими нациями: индоевропейские связи русских, переднеазиат-ские и
иранские отношения евразийских турок, те точки соприкосновения, которые имеются между евразийскими монголами
и народами Восточной Азии. Все они могут пойти на пользу в деле строения новой, органической культуры, хотя и
Старого, но все еще (верим) молодого, но чреватого большим будущим Света.
|