в последние два года число крестьян умножилось, число же
дворовых птиц и домашнего скота нарочито уменьшилось,
то Иван Петрович довольствовался сим первым сведением
и далее меня не слушал, и в ту самую минуту, как я свои-
ми разысканиями и строгими допросами плута старосту в
крайнее замешательство привел и к совершенному безмол-
вию принудил, с великою моею досадою услышал я Ивана
Петровича крепко храпящего на своем стуле. С тех пор пе-
рестал я вмешиваться в его хозяйственные распоряжения и
предал его дела (как и он сам) распоряжению всевышнего.
Сие дружеских наших сношений нисколько, впрочем, не
расстроило; ибо я, соболезнуя его слабости и пагубному
нерадению, общему молодым нашим дворянам, искренно
любил Ивана Петровича; да нельзя было и не любить моло-
дого человека столь кроткого и честного. С своей стороны
Иван Петрович оказывал уважение к моим летам и сердечно
был ко мне привержен. До самой кончины своей он почти
каждый день со мною виделся, дорожа простою моею бесе-
дою, хотя ни привычками, ни образом мыслей, ни нравом мы
большею частию друг с другом не сходствовали.
Иван Петрович вел жизнь самую умеренную, избегал вся-
кого рода излишеств; никогда не случалось мне видеть его
навеселе (что в краю нашем за неслыханное чудо почесться
может); к женскому же полу имел он великую склонность, но
стыдливость была в нем истинно девическая.
1
1
Следует анекдот, коего мы не помещаем, полагая его излишним; впрочем,
|