Примечания:
1. Расовский Д.А. Половцы. Происхождение половцев. – Сборник статей
по археологии и византиноведению, издаваемый Институтом им. Н.П.
Кондакова. Прага, 1935, с.248.
2. Гумилев Л.Н. Динлинская проблема. – Известия Всесоюзного
Географического общества, N 1, 1959, с.19.
3. Там же.
4. Артамонов М.И. История хазар. Л., 1962, с.420.
5. Там же, с.421.
6. Гумилев Л.Н. Древние тюрки. М., 1967, с.266-267.
7. Добродомов И.Г. О половецких этнонимах в древнерусской литературе.
Тюркологический сборник 1975. М., 1978, с.115.
8. Там же.
9. Бартольд В.В. Сочинения, т.5. М., 1968, с.272.
10.Там же, с.549.
11. Артамонов М.И. История хазар, с.425.
12. Гумилев Л.Н. Древние тюрки, с.23.
13. Полное собрание русских летописей. II, стб.
14. Ахинжанов С.М. Из истории движения кочевых племен евразийских
степей в первой половине XI в. – Археологические исследования древнего и
средневекового Казахстана. Алма-Ата, 1980, с.47.
15. Кумеков Б.Е. Государство кимаков IX-XI вв. по арабским источникам.
Алма-Ата, 1972, с. 128.
16. Там же, с. 125.
17. Там же, с.126.
18. Ахинжанов С.М. Из истории движения..., с.48.
19. Бартольд В.В. Новый труд о половцах. Соч., т.5, с.394.
20. Добродомов И.Г. О половецких этнонимах..., с. 126.
21. Ахинжанов С.М. Из истории движения..., с.48; Кумеков Б.Е.
Государство кимаков..., с. 125.
22. Добродомов И.Г. О половецких этнонимах..., с. 126.
23. Там же.
24. Коновалова И.Г. Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы.
М., 2006, с. 7.
25. Коновалова И.Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси. М., 1999,
с. 180-181.
26. Коновалова И.Г. Ал-Идриси о странах и народах Восточной Европы,
с. 118-121.
27. Коновалова И.Г. Восточная Европа в сочинении ал-Идриси, с. 118-
121.
28. ПСРЛ, II, стб.151.
29. ПСРЛ, I, вып.1, стб. 162.
30. ПСРЛ, II, стб.152.
31. Кононов А. Н. Семантика цветообозначений в тюркских языках. –
Тюркологический сборник 1975. М., 1978, с.176.
32. ПСРЛ, II, стб. 224.
33. Там же.
34. ПСРЛ, II, стб.716.
35. Плетнева С.А. Половецкие каменные изваяния. М., 1974, с.17,18,21.
36. Федоров-Давыдов Г.А. Город и область Саксин в XII-XIV веках. –
Древности Восточной Европы. М., 1969, с.253.
37. Кононов А.Н. Семантика цветообозначений..., с.162.
38. Плетнева С.А, Древности Черных Клобуков. М., 1973, с.24.
39. Брун Ф.К. Черноморье.II. Одесса, 1881, с.408.
40. Плетнева С.А. Древности Черных Клобуков, с.28.
41. Плетнева С.А. Половецкая земля. – Древнерусские княжества. X-XIII
вв. M., 1975, с.275.
42. Добролюбский А.С., Дзигевский A.M. Памятники кочевников IX-XIV
вв. на западе причерноморских степей. Материалы к археологической карте.
– Памятники древних культур Северо-Западного Причерноморья. Киев, 1981,
с. 136.
43. Артамонов М.И. История хазар, с.419.
44. Расовский Д.А. Половцы. Происхождение половцев, с.252.
45. Анна Комнина. Алексиада. М., 1965, с.236.
46. ПСРЛ, II, стб.284.
47. ПСРЛ, II, стб.285.
48. Артамонов М.И. История хазар, с.448-449.
49. «Дон» русских летописей – это современный Северский Донец. См.:
Плетнева С.А. Половецкая земля, с.270.
50. ПСРЛ, II, стб.284.
51. Плетнева С.А. Печенеги, торки и половцы в южнорусских степях. –
МИА, No 62. М.-Л., 1958, с.226.
52. Кумеков Б.Е. Государство кимаков, с.128.
53. Гумилев Л.Н. Роль климатических колебаний в истории народов
степной зоны Евразии. – История СССР, 1967, N 7, с.62.
54. Бартольд В.В. Сочинения, т.5, с.395.
55. Там же, с.396.
56. Федоров-Давыдов Г.А. Город и область Саксин в ХП-XIV вв., с.253.
СТЕПНЫЕ КОЧЕВНИКИ В ПРЕДЕЛАХ БАШКОРТОСТАНА. К
ВОПРОСУ О ПРИЧИНАХ И ВРЕМЕНИ РАССЕЛЕНИЯ КЫПЧАКОВ В
ЛЕСОСТЕПНОЙ ЗОНЕ ЮЖНОГО УРАЛА
Гарустович Г.Н.
Россия, Уфа ИИЯЛ УНЦ РАН
Памяти коллеги и друга – В.П. Костюкова посвящаю
Конь так конь, - Мой сын – батыр удивлялся.
Муж так муж, - Драгоценный конь восхищался (Маадай-Кара, 311).
Уже сам факт принадлежности башкирского языка к большой группе
носителей «кыпчакских» языков в составе современных тюркских народов,
является убедительным свидетельством той значительной роли, какую
«сыграли» племена кыпчаков в процессе этногенеза башкир. Как
справедливо отметил еще в конце XIX века Н.А. Аристов: «В составе башкир
играли преобладающую роль роды Малой орды и племя кипчак, но попадали
к ним и столь далекие племена, как киргизские» [1, с. 406]. Позднее, эта
проблема была основательно рассмотрена в работах известного
отечественного этнолога – Р.Г. Кузеева [2, с. 113-118].
При всем многообразии компонентов, одним из крупнейших «вливаний»
эпохи средневековья может считаться вхождение в состав башкирского
народа кыпчаков, разбитых в начале XIII века наступающими монголами
Чингисхана. Среди башкирских племен переселенцы получили наименование
«кипсяков». В наши дни башкиры-кипсяки живут в южной части
Башкирского Предуралья, на территории Оренбургской области, и на юге
зауральской предгорной лесостепи. Пограничные рубежи, традиционно
разделявшие земли башкир-кипсяков и степняков-казахов пролегала по руслу
реки Урал.
Сразу же отметим, что далее мы будим говорить лишь о памятниках
кочевников Предуралья, не останавливаясь на рассмотрении погребений в
зауральских районах Башкортостана. По нашему мнению, эти курганы
требуют особого рассмотрения в контексте степных древностей юга
Западной Сибири.
В ближайшем соседстве предуральские башкиры и кыпчаки оказались в
XI веке (а зауральские башкиры, еще ранее этого срока). В то время кыпчаки
вытесняют огузов на юг (в пределы Средней Азии) и на запад (в
Причерноморье), а восточноевропейские степи получают наименование
«Дешт-и-Кыпчак». По всей видимости, именно к племени кыпчакского союза
относится сообщение Ибн ал-Асира (1160-1234) о приобщении к исламу
осенью 1043 г. тюркского народа в 10 000 шатров (у Абу-л-Фида – 5 000
шатров) [3, с. 100]. О данном племени сообщается лишь то, что лето они
проводят возле земель булгар (на Волге), а зимой откочевывают к
Баласагуну. По мнению С.М. Ахинжанова «здесь нужно иметь в виду,
прежде всего, кыпчаков» [4, с. 186].
В преданиях об Огуз-кагане (мифическом предке уйгурских племен)
сказано: «Он послал род кипчаков, чтобы они поселились между ит-бараков
(печенегов – Г.Г.) и Яиком (р. Урал)… с той поры там и находятся летние и
зимние кочевья кипчаков» Позднее, дождавшись возмужания Кипчака, Огуз-
каган послал его против взбунтовавшихся народов, среди которых были
названы маджары и башкиры [5, с. 498].
По мнению С.М. Ахинжанова, кыпчаки прочно занимали области в
востоку от Уральского хребта еще в XI веке [4, с. 161-162], а их степные
территории уходили далеко на запад. Перечисляя тюркские племена с запада
на восток, Махмуд Кашгари упоминает рядом с башкирами йемеков (племена
родственные кипчакам – Г.Г.), то есть где-то вблизи Предуралья [6, с. 64],
там же их фиксируют русские летописи под именем половцы-емякове [7, с.
389; 8, с. 9].
К сожалению, мы совсем немного знаем о взаимодействии степняков с
северными народами – волжскими булгарами и башкирами, в XI веке и
позже. В тюркских преданиях об Огуз-хане, в передаче Абу-л-Гази хана (в
«Родословной туркмен»), содержится глухая информация о столкновениях
башкир и кыпчаков: «Хан (Огуз-хан – Г.Г.) вырастил этого ребенка (т.е.
Кыпчака – Г.Г.) в своих руках. После того как он стал джигитом, Урусы,
Олаки, Маджары и Башкурды возмутились (здесь и далее выделено мною –
Г.Г.). Дав Кыпчаку много илей и нукеров, [хан] послал его в те края, на берега
Тина и Итиля (т.е. рек Дона и Волги – Г.Г.) . Триста лет царствовал Кыпчак
в тех местах. Все кыпчаки – его потомки. Со времен Огуз-хана и вплоть до
времен Чингиз-хана на Тине¸ Итиле, Яике, на берегах этих трех рек¸ других
илей, кроме кыпчакского, не было… Поэтому те места и называются
Дешт-и-Кыпчак – Кыпчакская степь» [9, с. 43-44].
Теми же легендарными данными пользовался Рашид ад-Дин Фазлаллах,
когда писал в «Огуз-наме» о том, что Огуз-хан поставил цель кыпчакам:
«достигнуть берегов Атиля и Йаман-Су (т.е. Волга и Сиваш – Г.Г.) и
поселиться там, превратив тамошние края в свои юрты… С этой поры
кыпчаки расположились там юртом и эта страна была закреплена за ними»
[10, с. 62-63].
Согласно «Тарихы» Гази-Бараджа, период со второй половины XI и до
тридцатых годов XIII века был тяжелым временем для двух союзных народов
– булгар и башкир [11, с. 115-168]. Восточные и южные границы Волжской
Булгарии в то время «ощетинились» оборонительными валами и рвами,
башкирская лесостепь практически опустела, а племена полукочевников
частично сдвинулись к северу, в лесные районы Прикамья (см. могильники
Селянино Озеро и Усть-Кишерть). Кипчаки более столетия совершали
регулярные грабительские набеги в лесостепную зону Урало-Поволжья, но
заселять эти территории они даже не пытались. Степные кочевники явно не
стремились покидать свои пастбища, и начинать новую жизнь в
непривычной им лесостепи. Однако, с приходом монголов ситуация в
регионе начинает в корне меняться…
По словам Абу-л-Гази хана: «Джучи с приданными ему нукерами из
Ургенча пошел в Дешт-и-Кыпчак. Кыпчакский народ собрался, и произошла
битва. Джучи-хан победил и перебил [всех] попавших [ему] в руки кыпчаков;
те из них, которые спаслись, ушли к иштякам (т.е. к башкирам – Г.Г.).
Большая часть иштяков теперь является потомками тех кыпчаков
(выделено мною – Г.Г.). Кыпчаки, обитавшие между Итилем и Тинном,
рассеялись на [все] четыре стороны. Большинство из них ушло в юрт
Черкесов и Туманов. Джучи-хан, взял в плен [всю] кыпчакскую молодежь,
поселился в кыпчакском юрте. Из могольской [страны] он переселил сюда
свою семью и все или, которые дал [ему] отец. Из каждого уруга узбеков
были переселенцы в кыпчакский юрт… В те времена узбеков называли
моголами» [9, с. 44, 76]. Не менее определенно о поражении кыпчаков
говорит Плано Карпини: «Команов (т.е. кыпчаков – Г.Г.) перебили татары.
Некоторые даже убежали от их лица, а другие обращены ими в рабство;
однако весьма многие из бежавших возвращаются к ним…» [12, с. 72].
Для нас особенно важны сообщения самих кыпчаков, включенные в
состав башкирских шежере: «Чингиз-хан в период своего нашествия…
убийством и грабежом совсем уничтожил кыпчакские племена. Оставшиеся
в живых разбрелись в разные стороны. Некоторые спасли свою жизнь,
присоединившись в качестве воинов к орде татарского хана» [13, с. 95].
Такую же мрачную картину в Дешт-и-Кыпчаке конца первой половины ХIII
в., обрисовал итальянец Марко Поло: «Команы (кыпчаки – Г.Г.) потеряли
свои земли и были разогнаны по свету; а те, что остались на месте, были в
рабстве у этого царя Саина (т.е. Бату – Г.Г.) » [14, с. 227-228].
Покорение кыпчаков и башкир монголами в XIII веке растянулось на
несколько десятилетий, и завершилось после 1236 г. (т.е. после великого
монгольского похода на запад). В монгольских источниках (в «Сокровенном
сказании») говорится: «Посланные (в 1236 г. – Г.Г.) в помощь Субеетаю
царевичи Бату, Бури, Гуюк, Мунке и все другие царевичи, покорив народы
канлин, кибчаут (кыпчаков) и бачжигит (башкир), разрушили города Эчжил
(р. Итиль=Волга), Чжаих (р. Яик=Урал) и Мегет, а также совершенно
разгромили… население городов Белерман (г. Биляр), Керман-кива (г. Киев) и
прочих городов, поставили даругачинов и тангачинов и возвратились на
родину» [17, с. 194]. Однако характер подчиненного положения двух
названных народов оказался различным. Башкиры обязаны были платить
дань, но остались хозяевами своих земель. А кыпчаки не просто подверглись
разгрому, они, во многом, утратили суверенитет над собственными
кочевьями, занятыми победителями (монголами) и пришлыми вместе с ними
восточными этническими группами. Поэтому, многие «осколки» разбитых
кыпчакских племен искали спасение к северу от Дешт-и Кыпчака, в
башкирской лесостепи. К слову сказать, по мнению современных
исследователей, и в Зауралье кыпчаки пытались расселяться в лесостепи и
южно-таежной зоне: «Какая-то часть кыпчаков откочевала в северном и
западном направлениях, проникла в лесные районы Уральских гор,
Прииртышья и Приобья» [18, с. 107]. Правда, реалии западносибирских
направлений кыпчакских миграций изучены еще далеко не достаточно.
Нет необходимости повторяться, в связи с тем, что вопрос о трагедии и
мытарствах - кыпчакских племен в степях Восточной Европы, после их
поражений в столкновениях с монголами, достаточно подробно рассмотрен
И.В. Антоновым [15, с. 13-30, и др.]. Выделим лишь одну важную
тенденцию, отмеченную в башкирском предании «Бурзяне
*
во времена
ханов»: «После Чингиса и Батыя кыпчаки опять размножились и
превратились в воинственный народ» [16, с. 94]. Видимо, вторая половина
XIII и начало XIV вв. стало для кыпчаков временем внутренней
стабилизации и определенного восстановления сил (правда, не под
главенством своих «племенных» ханов, а под руководством монгольской
элиты).
Приведенные данные позволили Р.Г. Кузееву сформулировать важный
исторический вывод: «Земля иштяков или башкир в XIII в. действительно
наводняется племенами из Дешт-и-Кыпчака» [2, с. 464]. Однако нам кажется,
что в данном случае мнение выдающегося башкирского этнолога
базировалось не столько на научных фактах, сколько на логических
построениях.
О
времени кыпчакизации Башкортостана авторы средневековых
нарративов не говорят ничего определенного. В этой связи, И.В. Антонов
справедливо заметил: «Джузджани, окончивший свое сочинение около 1260
г., мог и не знать о кыпчакской миграции в Башкирию, если ее основной
поток пришелся на более позднее время. Но Абу-л-Гази, живший в XVII в.,
очевидно, знал об этой миграции, но не знал когда именно она имела место»
[15, с. 25-26]. По нашему мнению, что бы изменить ситуацию, необходимо
обратиться к рассмотрению археологических источников по теме. Как нам
представляется, лишь анализ всего комплекса археологической фактологии
позволит приблизиться к научно-обоснованному решению рассматриваемой
проблемы.
Итак… Наши этнические построения основаны на том факте, что
кочевнические древности (а это, в первую очередь, курганные захоронения и
каменные изваяния) степняков резко отличаются от погребальных
памятников башкирских племен того времени (это были грунтовые
могильники). К тому же, башкирам не было свойственно изготовление и
установка культовых каменных изваяний. Анализ источников объективно
показывает, что в домонгольское время на юге Башкортостана (без учета
зауральского региона Республики и областей Оренбуржья) совершенно нет
памятников, которые можно было бы сопоставить с кыпчакскими курганами
степной полосы (т.е. из пределов Оренбуржья и Запанного Казахстана). Ни
одного погребения (!?). И это не случайные показатели. Кыпчаков в
лесостепном Башкортостане в XI – начале XIII вв. просто не было… А
местные башкирские общины проживали значительно севернее, за р. Белой
(данная
ситуация
возникла
вследствие
регулярных
кыпчакских
грабительских набегов на башкирские кочевья).
Подобная расстановка сил начинает резко меняться после 1236 г., то есть
после завоевания Башкортостана монголами. Всего на сегодняшний день на
юге Республики выявлен 21 памятник (одиночные курганы и курганные
*
Бурзяне – одно из древних башкирских племен, живущее в горнолесной зоне Южного Урала.
могильники) кочевников эпохи Золотой Орды (XIII – XIV вв.). Все они
локализуются у кромки степной части Республики. Поскольку археология -
наука конкретная, мы ниже приводим таблицу с первичными
характеристиками привлекаемого материала (см.: Таблица №1), чтобы любой
желающий мог составить свое преставление - о чем ниже будет идти речь.
Свыше двадцати памятников – это достаточно представительная выборка
(особенно на фоне нулевых показателей предыдущего времени), но называть
все эти курганы (погребения)
Таблица
№1. Перечень кочевнических могильников на юге
Башкортостана:
П/
№
Могильник
Район РБ
Автор рас-
копок / Год
Курган Погр. При
меч.
1.
Ильчигуловски
й
- I
Миякинский
Малиев
Н.Л.
/ 1876 г.
Языч
.
/
Мус.
2.
Сорайса
Стерлиба-
шевский
Случ. нах. /
30-х г. ХХ
в.
Мус.
3.
Резяповское
погребение
Чекмагушевски
й
Случ. нах.
40-х г. ХХ
в.
?
один
очно
е
Языч
.
4.
Батыровский
Федоровский
Случ. нах.
/ 1959 г.
Впус
кное
Мус.
5.
Сынтыштамак
Благоварский
Васюткин
С.М./ 1966
г.
Всего
13
кург.
Языч
.
/
Мус.
6.
Башкир-
Беркутовские
Кугарчинский
Мажитов
Н.А./ 1968
г.
№1-2
Языч
.
6-а. Башкир-
Беркутовские
Кугарчинский
Мажитов
Н.А./ 1969
г.
№3
Языч
.
7.
Акимбетовский Кугарчинский
Мажитов
Н.А./ 1969
г.
№1
Мус.
8.
Аккулаевский
Давлекановски
й
Мажитов
Н.А./ 1969
г.
Одино
чный
Мус.
9.
Чулпан
Миякинский
Пшеничню
к
А.Х./ 1969
г.
№1-2
три
погр.
Мус.
10.
Бикечево –VIII Кугарчинский
Исмагилов
Р.Б. / 1975
г.
№1
Мус.
11.
Сыртлановский Мелеузовский
Обыденнов
М.Ф./ 1977
г.
№1
№3
впуск
Мус.
12.
Ново-Ильчигу-
ловский -IV
Миякинский
Гарустович
Г.Н. / 1986
г.
№2
Мус.
13.
Каран-Кункас
Миякинский
Акбулатов
И.М./ 1989
г.
Одино
чный
Мус.
14.
Бала-Чатыр-
манский -III
Фёдоровский
Яминов
А.Ф. / 1994
г.
Всего
5 кург.
Языч
.
/
Мус.
15.
Азнаевский -II
Ишимбайский
Иванов
В.А.
и др./ 1998
г.
№1-4
Языч
.
16.
Арсеновский
(?)
Зиянчуринский Савельев
Н.С./ 2001
г.
Случ.
нах.
Языч
.
17.
Хитровский -I
Фёдоровский
Васильев
В.Н./ 2002
г.
№3
Мус.
18.
Хитровский -II Фёдоровский
Васильев
В.Н./ 2002
г.
Одино
ч
ный
Впус
к
ное
Мус.
19.
Удрякбашевски
й
Благоварский
Случ. нах.
/ 2004 г.
Языч
.
20.
Тукмак-Каран
Туймазинский
Гарустович
Г.Н./ 2005
г.
Погр.
1-2
Впус
к
ные
Языч
.
21.
Юшатырский -I Куюргазинский Тагиров
Ф.М./ 2006
г.
№1
Погр.
1 и 2
Мус.
Обозначения: Случ. нах. – случайная находка; Впуск. – впускное
погребение; Языч. – языческое захоронение (первого периода: XIII – начала
XIV вв.); Мус. – мусульманское захоронение (второго периода: середина XIV
– начало XV вв.). «кыпчакскими» мы, к сожалению, не можем. Прежде
всего, курганы объективно делятся на две культурно-хронологические
группы: а) языческие погребения; б) мусульманские захоронения.
Специалисты давно подметили, что в Улусе Джучи погребения указанных
групп имеют различия в датировках, соответственно: первый (языческий)
золотоордынский период: приходится на время XIII – начало XIV в.; второй
(мусульманский) золотоордынский период: середина XIV – начало XV века.
Статистика у нас получается такая: всего могильников – 21 (100%);
языческая группа – 7 мог. (33,3 %); мусульманская группа - 11 мог. (52,4 %);
смешанные некрополи, содержащие как языческие, так и мусульманские
погребения – 3 мог. (14,3 %). Как видим, в регионе преобладают поздние
комплексы, хотя они и не образуют крупных скоплений курганов. Пожалуй,
значительными размерами отличаются лишь смешанные памятники, такие
как Ильчигуловский –I (к сожалению, он плохо изучен в XIX веке), Бала-
Чатырманский, и, особенно, Сынтыштамакский могильники. Группу
переходных (языческо-мусульманских) памятников мы датируем первой
половиной XIV века. Ранние могильники также не были большими, и здесь
выделим языческие захоронения Азнаевского –II (каменные насыпи) и
Башкир-Беркутовского (земляные насыпи) некрополей. Подчеркнем, что в
нашей выборке погребений выявлено больше, нежели могильных групп, за
счет наличия серии впускных захоронений.
Если взять только ранние (языческие) захоронения, то и здесь хорошо
заметна неоднородность рассматриваемой группы. Не смешанность, а
именно изначальная неоднородность. Прежде всего, четко выделяются черты
ритуальной практики Азнаевского комплекса, который датируется периодом
монгольского нашествия, и аналогии которому уводят нас в области
Центральной Азии. Похоронная обрядность Азнаевского могильника
находит явные параллели в аскизской культуре в верховьях Енисея
(могильник Хемчик-Бом -6, и др.) [19]. Возможно, этот памятник оставлен
этническими монголами, поскольку специалисты соотносят с ними каменные
курганы в Саянах. Схожих памятников в пределах Башкортостана больше не
выявлено, но они известны в соседних степных областях: в Оренбуржье
(Новый Кумак, кург. №1 (1972 г.), в Челябинской области (Симбирка; Бутак -
III, кург. №2; Большое Озеро -I, кург. №11 [20, с. 181-185; 21, с. 233-234]), и в
зауральской Башкирии (Сукраково -II, кург. №3), и др.
А вот другой памятник ранней группы – курганы у дер. Башкир-
Беркутово, заслуживает нашего самого пристального внимания. Здесь под
земляными насыпями выявлены захоронения в деревянных колодах, с
разнообразным
заупокойным
инвентарем.
Умершие,
расчищенные
археологами в Башкир-Беркутово, явно основательно «поварились» в
степном этническом «котле» Золотой Орды. Шапочки-бокки, серьги в виде
знака вопроса и «монгольские» зеркала, не оставляют сомнений в этом.
Однако, западные (ЗЮЗ) и восточные (СВ) ориентировки головы, долбленые
колоды, и кочевнические аксессуары над костяками (стремена), все эти черты
заставляют нас вспомнить кыпчакские черты домонгольского времени, в
степной полосе региона. К тому же, место расположения Башкир-
Беркутовских курганов полностью согласуется с местом современного
расселения башкир-кипсяков.
Далее, посмотрим на курганы могильника Сынтыштамак [22, с. 115-126].
К этому памятнику примыкают такие археологические объекты, как
Урякбашевское погребение и, возможно, Ильчигуловский некрополь.
Насыпи курганов в Сынтыштамаке земляные, ориентировки костяков -
головами на ЮЗ, здесь встречаются как языческие, так и безинвентарные
погребения. Некоторые языческие элементы в могилах весьма показательны
в научном плане. Скажем, размещение седел под головой умерших, отмечено
также в Азнаевском –II некрополе. Считать эту черту исключительно
монгольской - преждевременно, но именно так она трактуется в курганах
Саянского каскада (Аймырлыг –II; Cарыг-Хая –III; и др.) [23, с. 161-166]. И
еще один элемент уводит нас на восток, в круг древностей монгольских
племен. Речь идет о пластинчатых человеческих фигурках, называемых
бурханами или онгонами (кург. №2). И все же, мы считаем могильник не
монгольским, а скорее, кыпчакским, испытавшим влияние монгольской
обрядности.
Скорее всего, это был памятник, оставленный восточными кыпчаками,
живших в степи по соседству с монгольскими народами (меркитами, кара-
китаями, и др.). Земляные насыпи курганов, ЮЗ ориентировки головы
умерших, исламские черты в некоторых захоронениях могильника – все эти
элементы мы связываем с кыпчакским наследием. Мусульманская религия
начала проникать к кыпчакам еще в домонгольскую эпоху, особенно это
касалось племен, живших у границ Хорезма и Семиречья. Разгромленные
монголами, а затем попавшие в зависимость от Джучидов, кыпчаки в XIII
веке утратили суверенитет над своими кочевьями.
Именно, в это время (около середины XIII в.; Башкир-Беркутовский
могильник) начинается проникновение кыпчаков в лесостепную зону
Южного Урала, и вхождение осколков их родоплеменных групп в состав
башкирского народа. Массовое расселение здесь кыпчакских родов
произошло в XIV веке, поэтому мы фиксируем преобладание мусульманских
(безинвентарных) погребений (54,5%). Как известно из истории, в XVII –
XVIII вв. этнические группы калмыков просились в состав башкир Зауралья,
и получили согласие лишь при одном условии – принятия ими ислама [2].
Мы предполагаем, что в XIV веке было то же самое. К тому же, отсутствие
крупных могильников в поздней группе кочевнических захоронений, и их
разбросанность на юге Башкортостана, позволяет думать то, что на Урал
приходили небольшие разрозненные скотоводческие аилы. В разное время,
но на протяжении промежутка начала – середины XIV столетия...
Рассматривая характер взаимоотношений кочевников с представителями
местного лесостепного населения, обратим внимание на то, что от случая к
случаю, степняки проникали достаточно далеко на север, вглубь лесостепной
зоны. Скажем, Резяповское погребение обнаружено в Чекмагушевском
районе РБ, а Аккулаевский курган раскопан в Давлекановском районе
Республики. Причем, Резяповское захоронение было языческим, поскольку
содержало вещи: бронзовое зеркало с изображением ящериц (?), наконечники
стрел и копье [24, с. 124-125]. При общей археологической датировке по
вещам: XIII – XIV вв., языческий характер погребения позволяет считать его
ранним, предполагая совершение захоронения в XIII веке.
В то время, взаимодействие разных народов на просторах Предуралья не
было простым. В этом плане особенно показательны находки 2005 г. на
территории могильника Тукмак-Каран (Туймазинский р-н РБ). Здесь, в
пределах грунтового некрополя чияликской археологической культуры
(принадлежащего предкам башкир) нами было расчищено захоронение под
небольшой каменной выкладкой. Захоронение лошади (погр. 1) было
разрушено местными жителями в поисках клада, но соседнее погребение
человека (погр. 2) осталось нетронутым. Погребальный инвентарь (колчан с
металлическими накладками, наконечники стрел, и т.д.) относится к XIII –
XIV вв., но для нас более интересно то, что воин был убит сильным ударом
тяжелого предмета (возможно – сукмара) в правый висок. Погибший
кочевник был захоронен на территории местного грунтового могильника (но
по своему обряду), причем вне погребального ряда; и так, что при этом едва
не было разрушено чияликское захоронение женщины-мусульманки (погр.
3). Видимо, вооруженные столкновения победителей-степняков с
покоренными ими башкирами, на ранней стадии существования Улуса
Джучи, были достаточно заурядным явлением. Эта мысль находит полное
подтверждение в многочисленных легендах и преданиях самих башкир [25, с.
41-44].
Корпус археологических источников Башкортостана, связанных с
историей кыпчакских племен, не исчерпывается одними лишь курганными
погребениями. Историками и археологами в южной части Башкирского
Предуралья была выявлена серия каменных изваяний. До сих пор, данный
тип памятников изучен еще очень слабо. И все же… Специалисты
обосновывают появление здесь каменных баб, с непосредственным
расселением в регионе кыпчакских племен. Резная каменная скульптура
эпохи средневековья напрямую связана с культовой практикой тюркских
племен языческой эпохи. В пространстве данная традиция перемещалась
исключительно вместе со своими носителями.
Таблица №2. Находки каменных изваяний в Башкирском Предуралье:
П/
№
Населенный
пункт
Район РБ
Река
Наличие кургана или ЖПК
1.
Мурадымово
Аургазинский Уршак Курган (?)
2.
Столяровка
Мелеузовский Барча
?
3.
Ишмухаметово
Федоровский ?
?
4-5. Акимбетовский -
II
Кугарчинский Ик
Кург. №1, два изваяния
6.
Ямаши-Тау
Кугарчинский Ик
Кург. №2, над погр. 1
7.
Русское
Тангирово
Кугарчинский Утарка Курган (?)
Из шести известных нам пунктов раскопки проводились лишь на двух
объектах, тогда как остальные четыре памятника были уничтожены. В 1968
году Н.А. Мажитов произвел раскопки в Кугарчинском районе РБ: у дер.
Акимбетово в кургане №1 выявлены сразу две каменные бабы; и обломки
еще одного изваяния были расчищены в кургане №2 могильника Ямаши-Тау
[26, с. 30-35, 158]. Несомненно, то, что ранее подобных объектов в регионе
было на порядок больше. Об этом позволяют судить местные предания и
распространение топонимов типа «сынташ» («каменная фигура»). Самым
северным пунктом в Башкортостане, где была обнаружена каменная баба,
является гора у дер. Мурадымово (Аургазинский р-н), хотя у нас записана
непроверенная информация о каменной скульптуре в предгорной зоне еще
более северного - Архангельского района РБ (!?).
Лишь в двух случаях мы можем составить представление о половой
принадлежности скульптурных изображений: мужчины (Ишмухаметово) и
женщины (Акимбетово). В целом, предуральская выборка слишком мала для
того, чтобы составить реальное представление об особенностях ритуальных
кыпчакских изваяний региона. А если посмотреть на проблему шире, с
привлечением материалов Оренбургской и Челябинской областей,
выясняется такая «картина»: а) кыпчакская резная скульптура сильно
стилизована; б) на Южном Урале преобладают изваяния стелловидного типа,
выполненные в технике низкого рельефа; в) здесь обнаружено больше
женских фигур, меньше – мужских; г) «каменные истуканы» связаны не с
погребальными, а с жертвенно-поминальными объектами (ЖПК). Большей
частью - каменными; д) скульптуры устанавливались на краю насыпи ЖПК,
лицом к востоку; е) ЖПК иногда объединены в крупные святилища
(например, Макан-третий в Башкортостане), но чаще они представлены
одиночной насыпью; ж) одиночные ЖПК локализуются не на вершинах, а у
подножия холмов. Или на площадках надпойменных террас; з) формы
каменных ЖПК: 1. с округлой насыпью, 2. в виде круглой оградки, и 3. в
виде квадратной выкладки. Причем, в западной части региона преобладают
округлые ЖПК, а на востоке – квадратные (прямоугольные) выкладки.
Условная граница между круглыми и квадратными (прямоугольными) ЖПК
пролегала примерно по линии Уральского хребта; и) в насыпях ЖПК
попадаются зольники, встречаются кости животных, куски дерева, но нет
датирующих вещей; к) на каменных изваяниях заметны следы
преднамеренных повреждений. Отметим также, недостаточную изученность
этих интересных ритуальных объектов в Волго-Уральском регионе, и их
массовое разрушение.
Что касается этнической принадлежности носителей рассматриваемой
нами камнерезной традиции, следует сказать: в регионе, пока еще,
преобладает количество сторонников традиционного мнения о том, что
резные погрудные статуи создавались кыпчаками, и, поэтому, их иногда
называют «половецкими» [27, с. 144; 28, с. 20-21. Рис. 5-6]. При этом имеется
в виду, что «половецкие» («кимако-кыпчакские») изваяния относятся к
домонгольскому времени (IX – XII вв.). Однако В.П. Костюков, рассматривая
группу поминальников и изваяний, обнаруженных восточнее русла р. Урал,
по-иному расставил акценты «этнической проблемы». По его мнению,
«вопрос о том, каким этносом оставлены оградки, является, пожалуй,
единственным, не вызывающим дискуссии. Здесь исследователи практически
единодушны: поминальные оградки – отличительный знак заупокойных
обрядов древних тюрков (именно: тугю)» [29, с. 63].
Нам представляется, что нет особых противоречий в приведенных выше
точках зрения, поскольку на Южном Урале фиксируется наличие двух
культурных (этнических) групп тюркских ЖПК и каменных скульптур. Как
уже говорилось выше, граница между двумя поминальными комплексами
пролегала, примерно, по линии Уральских хребтов (руслу р. Урал; и
рубежам, разделяющим Башкортостан и Челябинскую область). Отметим
важнейшие признаки, отличающие обе группы: а) на западе – округлые
поминальники с женскими изваяниями; б) на востоке – квадратные оградки с
мужскими скульптурами.
Не имея здесь места для детального сравнения двух поминальных систем,
отметим лишь возможность принадлежности памятников западной группы
кыпчакам. Дальнейшие исследования покажут, насколько данная концепция
близка к истине. А пока лишь констатируем, близость изваяний и
жертвенников уральской «западной» группы, не столько близь лежащим
памятникам юга Западной Сибири и северного Казахстана, сколько объектам
Мерке (Жамбылская обл. Казахстана) [30, с. 36-103]. Видимо, подобное
сходство возникло далеко не случайно, особенно если учитывать контекст
фразы Ибн ал-Асира о событиях осени 1043 г. (процитирована выше).
К рассматриваемым нами памятникам непосредственное отношение
имеет также проблема хронологии. В последние десятилетия в стадии
разработки находится теория, суть которой связана с продлением
хронологических рамок бытования скульптуры с домонгольского времени -
до XIII – XIV вв. Нам весьма импонируют подобные представления, хотя
следует признать то, что научно обоснованных фактов подтверждающих
такое датирование выявлено, пока еще, не достаточно. Реальную попытку
поиска доказательств подобного «омолаживания» предпринял В.П. Костюков
[29, с. 61-81]. Его выводы можно сформулировать так: «Доживание
древнетюркского ритуала поминовения умерших до XIII – XIV вв., т.е. до той
поры, когда он, видимо, под интенсивным воздействием иных религиозных
систем видоизменился и утратил своеобразие, археологически столь
выразительное, кажется нам весьма вероятным. Южноуральские оградки,
…должны быть отнесены к финальному этапу существования обычая» [29, с.
73]. Важными представляются также выводы В.Д. Кубарева, считающего, что
время бытования на Алтае одной из групп тюркских поминальных объектов
с каменными бабами, приходится на промежуток Х – XII вв., и
допускающего вероятность продления даты до XIV вв. [31, с. 46]. Автору
статьи, также являющемуся сторонником омолаживания хронологии
тюркского культового камнерезания, хочется высказать надежду на
выявление в будущем дополнительных доказательств, подтверждающих
данную теорию. Для нашей темы, вопросы датирования вообще имеют
принципиальное значение, поскольку четко отражают время появления
кыпчаков в лесостепной зоне.
Завершая рассмотрение кыпчакских древностей в Предуралье, выскажем
необходимое уточнение: объем источниковой базы по теме значительно
больше, нежели мы сейчас рассматриваем. За пределами нашего внимания
остался комплекс курганов и изваяний с территории Оренбургской области.
Но в степном Оренбуржье эти памятники есть и должны быть по
определению, а нас интересовали археологические объекты из более
северных (лесостепных) пределов в Башкортостане. Поэтому мы обратились
к территориям, на которых в XIII – XIV вв. лесостепные полукочевники
(башкиры) контактировали с ярко выраженными степными скотоводами –
кыпчаками.
Выводы.
Анализ
археологических
источников
позволяет
нам
сформулировать несколько важных положений. 1. Мнение о кыпчакизации
территории южной Башкирии в домонгольское время следует признать
ошибочным. 2. Монгольские воинские контингенты, от случая к случаю,
появлялись в лесостепи Предуралья (Азнаево –II), но не селились здесь. 3.
Отдельные кыпчакские племена оказались в лесостепной зоне не ранее
середины XIII в., но в массовом порядке переселение произошло еще позже,
в ХIV веке. Для них это была вынужденная миграция. Можно лишь
предполагать, что причиной «объемного» переселения кыпчаков в пределы
Башкортостана были внутренние столкновения в степях Улуса Джучи.
Возможно, это произошло в годы «великой замятни» в Золой Орде (60-80-е
годы XIV в.). 4. Одним из интересных видов памятников археологии,
непосредственно связанных кыпчакским этносом, следует считать каменные
изваяния и жертвенно-поминальные комплексы. В Башкирии каменные
изваяния появляются уже на «излете» бытования данной культовой традиции
у кыпчаков. К этому времени обрядовая практика политеизма уже изжила
себя, и её место занимала система ритуалов новой передовой
монотеистической религии – ислама. Продиктованная нормами шариата,
каноническая похоронная обрядность мировой религии, способствовала
изживанию традиции тюркского камнерезания, связанного с древними
народными верованиями. 5. Переселившиеся в лесостепную зону кыпчакские
этнические группы очень быстро отказались от исконного курганного
способа захоронения, переняв башкирскую похоронную обрядность
(грунтовый способ погребения; крупные некрополи; и т.д.). Мощным
фактором, способствующим быстрой ассимиляции степных скотоводов в
лесостепной этнической среде была мусульманская ритуальная практика. 6.
С другой стороны, кыпчаки «передали» своим новым соплеменникам –
башкирам, очень важную культурную субстанцию - тюркский язык
кыпчакского типа. Это привело к тому, что наиболее близкими
современному башкирскому языку являются «кыпчакские» языки их
ближайших соседей: татар и казахов.
Достарыңызбен бөлісу: |