101 Читаем Бальмонта исчезло средостенье / Между тайною и мной. /
Я земной и неземной. / Пело в сердце тяготенье,
/ И шептали мне растенья: / «В прах глубокий
дверь открой. / Заступ в руки. Глянь и рой» (с.
73). Как и в предыдущем стихотворении, об-
разом возрождения становится зерно, которое
должно, попав в землю, умереть и родиться
вновь – через терпение, ожидание, боль – всё это
необходимые качества земного бытия. В один
сложный символический образ объединяются
в художественном строе третьего стихотворе-
ния цикла цветок, стих и драгоценные камни
зелёного цвета – изумруд и хризопрас. Зелёный
цвет – цвет планеты Земля – реализует в этом
образном строе семантику надежды, возрожда-
ющейся жизни, победы над смертью; он связан
опосредованно, через образ перстня-талисмана,
и с мотивом пути: «Возьми в свой перстень этот
хризопрас. / Иди к неведомому краю».
Вместе с тем именно образное представ-
ление сотворения человека из земного праха,
смешанного с кровью, отражённое в четвёртом
стихотворении цикла, придаёт представлению
Земли драматический, трагический характер:
ведь кровь связана и с жертвоприношением, и
с убийством, враждой и войной. «Красные кап-
ли скорей проливайте, / Крови мне, крови да-
вайте!» – взывает Земля, требуя искупительной
жертвы: «Бойтесь, убившие! Честь убиенным! /
Смена в станке есть бессменном. / Кровь возвра-
тится. Луна возродится. / Мстителю месть ото-
мстится!» (с. 75).
Это искупление становится оправданием
цветущего мира Земли (в пятом стихотворении:
«Я сидел на весёлом весеннем балконе, / Бла-
говонно цвела и дышала сирень, / И берёзки, в
чуть внятном сквозя перезвоне, / Навевали мне
в сердце дремоту и лень»). Весть о зарождении
младенца «под сердцем» возлюбленной связана
с надеждой на преображение человека солнеч-
ной и звёздной силой. Так соединяются в баль-
монтовском мифопоэтическом мире земное и
небесное начало: «Я постиг, что за бурями, с
грёзою новой, / На земле возникает такой чело-
век, / Для которого будет лишь Солнце основой,
/ И разливы по небу звездящихся рек». Сердеч-
ною молитвой обусловлено это грядущее про-
светление мира, освобождение его от вражды:
«Я взглянул, и травинка в саду, прорастая, / Воз-
вещала, что в мире есть место для всех. / А на
небе часовня росла золотая, / Где был сердцем
замолен растаявший грех» (с. 75).
Венок сонетов «Перстень» завершал
одноимённую книгу Бальмонта, отражая её ху-
дожественно-философский и концептуальный
смысл и объединяя в себе все ключевые образы
и мотивы [6]. Практически все они находят отра-
жение и в книге «Дар Земле»: творящая основа
стихий – и «всевыразительность»; единство зем-
ного и небесного, отражающееся в сущностной
основе человека («Мы на земле, но небом мы
живые» – с. 77); всеединство бесконечно мало-
го и великого в осуществлении «закона миров»:
воплощение – самовыражение – преображение
(«Всё хочет хоть минуту говорить, / Чтобы, явив
на миг свою отдельность, / Внедриться в много-
сложнейшую цельность / И смысл чертою новой
озарить» (с. 80)). Отражение Творца в творении
соотнесено с представлением пути как борьбы
за свет преображения («Всё в жизни мировой
есть выраженье / Единого предвечного Лица, /
В котором боль и радость без конца, / И наши
лица – лишь отображенья. // Творящих сил кача-
нье и броженье, / Борьба, чтоб жил, как факел,
дух борца, / Путь роз, и путь тернового венца,
/ Тьмы тем в путях к лучам преображенья» (с.
79)). Мотив жертвы и творящего огня связан с
представлением духовного преображения на
пути через смерть к божественному инобытию:
«Сожжём себя, коль золота хотим, / Сожги себя,
коль хочешь возрожденья, / Жар-Птицей будешь,
реющей сквозь дым. // От новых струн сверкнёт
иное пенье, / От перстня получи, – чтоб сон сме-
нить, – Желанье в вечном мир свой сохранить»
(с. 82).
Образ перстня в венке сонетов – один из
самых многоплановых и семантически ёмких.
Он метафорически выражает энергию преобра-
жения мира в творчестве, сконцентрированную,
как в фокусе, усилием человеческой воли, во-
площающей божественный промысел («Сжать
яхонт дня оправою ночей»); в контексте образ
перстня реализует семантику магической силы,
драгоценного, соединяющего и оберегающего
начала, причастности к высшим формам бытия.
Как драгоценный камень в перстне, концентри-
рует в себе ключевые образы венка сонетов его
магистрал. В нём отражаются и базовые фор-
мулы цикла «Паутинки»: «Всевыразительность
есть ключ миров и тайн» – «Всё в жизни миро-
вой есть выраженье»; «Любовь огонь, и кровь
огонь, и жизнь огонь, мы огненны» – «Один
огонь бежит по всем основам»; из стихотворе-
ния «Говоры»: «Мгновение – основа мирозда-
нья» – / «Желанье в вечном миг свой сохранить».
В таком контексте стихотворение «При-
миренье» представляется тем самым «напря-
жённым словом», в котором заключён миг, до-