«Отсветы  раковин»  как  макроцикли-

20
Бальмонт в зеркале филологии
Но  уже  два  следующих  стихотворения 
вносят  резкий  диссонанс.  Второе  обращено  к 
антагонисту (это живо напоминает стихотворе-
ние «Мои враги» — предисловии «Из записной 
книжки (1903)» [4]). 
В третьем разворачивается картина траги-
ческих противоречий жизни, причём не исклю-
чительно человеческой:
Верховные гении этого мира,
Зарезанным горлом мы кормим свой день...
В  этой  же  остро-тревожной  тонально-
сти три следующих стихотворения раскрывают 
тему любви как опасной стихии, как проступка, 
если не преступления — любви как «греха». Не 
чистое пламя, а тёмный нагар. «Не сладость... а 
только кровь...» Кровь, не называемая прямо в 
«Оргии Жизни», в «Пире Любви» проступает с 
изрезанных губ: 
Но, весь израненный, я вновь
Не сладость пил, а только кровь.
И острое сожаление о растерянной свеже-
сти чувств подводит к теме детства — словно бы 
объясняя,  почему  собеседником  героя  в  «Пире 
любви» был ребёнок...
Так  переливаются-перевиваются  мотивы 
и  далее,  собирая  в  единую  макроциклическую 
орбиту  отдельные  субциклы:  любви,  детства 
(где  мотив  нагара  звучит  неотступным  подго-
лоском),  утраты  детскости  и  невинности,  до-
ходящей до пароксизма: автобиографической и 
зловеще-магической  трагедий  (соответственно, 
цикл  сонетов  «Два  строя»  [17]  и  субцикл  «В 
морях  ночей»  —  «Омут»).  Опустошительное 
напряжение  и  чрезмерность  жизненных  про-
явлений здесь пересекают опасную черту, под-
талкивая любовь и игру жизненных сил к само-
уничтожению.
И потому следующий субцикл разворачи-
вается в прострации свинцовых небес и морей, 
реальных  и  ирреальных  —  но  одинаково  без-
жизненных,  несомненно  предполагающих  фи-
нальную точку.
Прежде чем говорить о ней, отметим ещё 
одну  особенность  бальмонтовской  орбиты.  С 
одной  стороны,  субциклы  сплетаются  воедино 
лейтмотивными лигатурами, так что даже среди 
«тёмно-зелёных вод» возникают отголоски юно-
го счастья:
Светись, душа, пока светла,
Все нежно, что цветёт.
Играй среди добра и зла,
Нас в свой черёд зальёт...
Схематически это представлено на рис. 1: 
мотивно-тематическая близость объединяет сти-
хотворения в субциклы, а лейтмотивы — субци-
клы в макроцикл.
Но дважды автор проводит своеобразную 
межу  между  субциклами  с  помощью  остране-
ний-отстранений: фольклорного («Избушка») и 
ретроспективного («Призраки»). Так же он по-
ступает  и  со  слишком  близкими  по  тонально-
сти  и  содержанию  стихотворениями  «В  морях 
ночей»  и  «Омут»,  стремящимися  за  счёт  этого 
обособиться  от  остального  (фигурально  гово-
ря,  выкрошиться  из  целостной  конструкции): 
между ними помещены 'просто' метафоричные 
«Змеиные валы».
Тем же способом разъединяются два ито-
жащих  стихотворения  —  «Круговорот»  и  «Чу-
довище с клеймом»: между ними вставлено сти-
хотворение «Домой», естественное место кото-
рого, казалось бы, — сразу после «Хода морей».
В финальный аккорд вливается стихотво-
рение «Не знаю»; уже в нём возникают афори-
стические формулы:
 
Может быть, я сам свой вечный враг...
Я — письмен безвестных странный знак...
Первое суждение в нескольких сюжетных 
ситуациях  и  вариантах  уже  напрашивалось  — 
но не возникало явно. Второе же представляется 
пока только метафорой душевной потерянности.
Но  «Круговорот»,  мотивно  предсказан-
ный  в  морском  субцикле  («Где  Море  —  суша 
там была, где суша — глыбы вод...»), бесспорно 
берёт на себя итоговую роль. Итог этот не толь-
ко логически и художественно вытекает из двух 
десятков предшествующих стихотворений — он 
оказывается  выше  того,  что  можно  было  ожи-
Рис.1. Схема мотивного 
объединения субциклов
в макроциклическую орбиту

21
Бальмонт в зеркале филологии
дать от интегрирующего финала.

жүктеу/скачать 6,3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: