«солнечная пряжа»

17
Бальмонт в зеркале филологии
слова  и  словосочетания  любовь,  любить,  влю-
бляться,  влюблять,  влюблённый,  сочетаться 
любовью,  вступить  в  союз  любви,  любиться, 
изменить, неверный. Эти персонификаторы об-
разно  характеризуют  взаимодействие  разных 
предметов олицетворения – солнце и землю: «И 
не хочет ли Солнце горящее / Сочетаться любо-
вью с Землёй?», травы и солнце: «Безмолвные 
вопросы  /  Влюблённых  в  солнце  трав»,  ветер 
и  цветок:  «Ты  вся  мне  кажешься  нетронутым 
цветком, / Едва лелеемым, стыдливо и любовно, 
/ Полувлюблённым ветерком», цветок и мечту: 
«Я  вольный  ветер,  я  вечно  вею,  <...>  /  Целую 
ландыш, в мечту влюблённый», волны и остров: 
«Жемчужина  морей,  /  Цветущий  Остров  дрем-
лет,  /  И  в  пышности  своей  /  Волнам  влюблён-
ным внемлет», смерть и человека: «Но кто по-
стиг, что вечный мрак – отрада, / С тем вступит 
Смерть в союз любви живой» и т. д.
На основе персонификаторов этого семан-
тического  класса  создаются  развёрнутые  кон-
тексты, описывающие сложные отношения оли-
цетворяемых сущностей, например:
Утомлённое Солнце, стыдясь своего утомленья, 
Раскрасневшийся лик наклонило и скрыло за лесом,
Где чуть дышит,  шепчет  в  ветвях  ветерка  дуновенье,
Где листва чуть трепещет в лучах изумрудным  навесом.
Распростёртую Землю ласкало дневное Светило, 
И ушло на покой, но Земля не насытилась лаской, 
И с бледнеющим Месяцем Солнцу она изменила, 
И любовь их зажглась  обольстительной  новою сказкой.
Среди  персонификаторов  –  обозначений 
лиц в стихах Бальмонта наиболее распростране-
ны обозначения, связанные с властными функ-
циями: царица (луна, Волга, пустыня), царевна 
(Венера, бабочка, Литва), королева (весна), вла-
дычица (луна, смерть), царь, владыка (смерть), 
властелины  (льдины),  властители  (цветы). 
Наибольшее количество контекстов с этими об-
разными  обозначениями,  достаточно  традици-
онными  в  поэтическом  языке,  характеризуют 
луну: «Я расстался с печальной Луною, – Удали-
лась царица небес».
Довольно много контекстов с обозначени-
ями лиц, связанными с властными функциями, 
относятся  к  смерти.  Интересно  отметить,  что 
смерть  может  характеризоваться  как  словами 
женского рода, так и мужского: владычица: «То 
Смерть-владычица была, / Она явилась на мгно-
венье, / Дала мне жизни откровенье / И прочь – 
до времени – ушла», царь, владыка: «К тебе, о, 
царь, владыка, дух забвенья, / Из бездны зол не-
сётся  возглас  мой:  /  –  Приди.  Я  жду.  Я  жажду 
примиренья!» (Смерть. Сонет).
Следующая  группа  названий  лиц  –  обо-
значения,  связанные  с  определёнными  заняти-
ями, характерными действиями, среди которых 
больше всего обозначений, связанных с магией, 
колдовством (выше говорилось о предикатах со 
значением колдовства) –  ведьма, колдунья, си-
билла, чародей: «Она [луна] холодный свет про-
льёт / И волю чарами убьёт, / Она – сибилла и 
колдунья», «Кричит, как ведьма шалая, / И сто-
нет тишина».
Среди названий лиц по характерному дей-
ствию надо отметить слова с суффиксом -тель, 
которых  достаточно  много  в  стихотворениях 
Бальмонта (как и в поэзии XIX в.): «Океан, мой 
древний прародитель, / Ты хранишь тысячелет-
ний сон. / Светлый сумрак, жизнедатель, мсти-
тель,  /  Водный,  вглубь  ушедший  небосклон!», 
«Поющий ветр меж пропастей бездонных, / <...> 
/ Хранитель верб свирельною весной, / Внуши-
тель снов в тоске ночей бессонных, / Сказитель 
дум и песен похоронных».
Обозначения лиц по полу и возрасту вклю-
чают слова старуха (судьба, ночь), девушка-ди-
тя  (травка),  фольклорное  обозначение  крас-
ная  девица  (солнышко):  «Зловещая  старуха,  / 
Судьба глядит в окно», «Ручеёчек, ручеёк, / Ты 
уходишь  и  поёшь.  /  Словно  девушка-дитя,  /  В 
малом зеркальце твоём, / Кудри в косы заплетя, / 
Травка смотрится, блестя».
Персонификаторы  –  наименования  род-
ства в поэзии Бальмонта связаны с поэтической 
традицией: мать (земля, Россия), сестра (Рос-
сия, ласточки – сёстры), жена, невеста (роза – 
Божья  невеста),  жених  (солнце),  брат  (ветер), 
друг (мысль).
Кроме  собственно  обозначений  лиц,  в 
компаративных конструкциях поэта встречают-
ся названия сверхъестественных существ, самые 
частые из них – призрак, привидение (эти слова 
как особенность словоупотребления поэзии на-
чала XX века отмечает Н. А. Кожевникова [7, с. 
96]): «Точно призрак умирающий, / На степи ко-
выль качается», «В отдалённой дымке утопая, / 
Привиденьями деревья стали в ряд».
Таким  образом,  перечисленные  классы 
предметов  сравнения  и  образов  сравнения,  а 
также  приемы  их  соотнесения  помогают  пред-
ставить  уникальный  художественный  мир  по-
эта, такой существенный фрагмент его образной 
картины мира, как олицетворяющие метафоры и 
сравнения.  Их  отличительные  особенности  со-

18
Бальмонт в зеркале филологии
С  историко-литературной  точки  зрения 
символистская  циклизация  оставляет  множе-
ство конкретных вопросов, но не создаёт ника-
кой проблемы. Циклами в то время создавались 
произведения  любых  жанров:  стихи  и  поэмы, 
пьесы и критические статьи, рассказы и перево-
ды, даже романы и мемуары. Началось это неза-
долго до, в позднем романтизме, не закончилось 
и  после,  с  обмелением  символистского  русла; 
но всё же самое широкое распространение ци-
клизации определённо пришлось на время рас-
цвета символизма. Если согласиться, что это не 
совпадение, не литературная мода, не традиция, 
обусловленная внешними по отношению к сти-
лю факторами, то с теоретико-литературной точ-
ки зрения высвечивается проблема взаимосвязи 
двух  художественных  интенций:  символизации 
и циклизации. Или, глубже, их существенности 
друг для друга, или даже наличия у обеих общих 
первопричин.  
Эта  область  отнюдь  не  является  'слепым 
пятном' литературоведения [1], важнейшие идеи 
высказывались  самими  символистами.  К.  Д. 
Бальмонт начал говорить об ансамблевом един-
стве своих книг — и каждой в отдельности, и в их 
последовательном развёртывании — уже в конце 
XIX века. В предисловии 1899 г. к «Горящим Зда-
ниям» он свидетельствует: «Эта книга почти це-
ликом написана под властью одного настроения, 
на  долгие  недели  превратившего  мою  жизнь  в 
сказку» [2]. Том первых трёх книг в 1904 г. откры-
вался  прозаическим  дискурсом  о  нераздельном 
«четверогласии  стихий»  [3]  и  его  поэтическом 
воплощении:  «От  книги  к  книге,  явственно  для 
каждого внимательного глаза, у меня переброше-
но звено...» [4]. В. Я. Брюсов свою концепцию по-
строения  больших  стихотворных  ансамблей  из-
ложил в предисловии к книге «Urbi et Orbi», 1903 
г.:  «Книга  стихов  должна  быть  не  случайным 
сборником разнородных стихотворений, а имен-
но книгой, замкнутым целым,    объединенным 
единой  мыслью.  Как  роман,  как  трактат,  книга 
стихов  раскрывает  свое  содержание  последова-
тельно от первой страницы к последней… Отде-
лы в книге стихов — не более как главы, поясня-
ющие одна другую, которых нельзя переставлять 
произвольно...» [5].
Хотя слово 'цикл' тогда почти не использо-
стоят в том, что различные объекты преимуще-
ственно наделяются такими человеческими ха-
рактеристиками, как шёпот и молчание, эмоции 
и эмоциональные действия, свойства характера, 
проявления любви и любовные отношения. Раз-
личные движения и активные действия для при-
родных  и  других  объектов  в  художественном 
мире Бальмонта характерны в гораздо меньшей 
степени, так же, как и приписывание им разно-
образных частей тела; поэта интересуют скорее 
внутренние,  душевные  качества  олицетворен-
ных сущностей, чем их внешние характеристи-
ки.

жүктеу/скачать 6,3 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: