Ставрополь

9
8
открывающие возможность для наращивания новых зна-
ний. Так высок творческий потенциал этих компактных эн-
циклопедий русского языка!
Всех нас привлекает способность через язык раскры-
вать глубинную лирическую душу нашего народа – так 
много в них прекрасных примеров из русской классики. Из-
вестно, что подлинная научная школа складывается там, где 
новации с течением времени превращаются в устоявшееся 
знание, закрепленное в учебниках, школьной и вузовской 
традициях.
Так и в этом случае: ученики В.В. Бабайцевой находят-
ся в творческом диалоге с учителем, используя ее труды, 
продолжая и развивая ее дело в науке.
Книга издана к юбилею большого ученого. Надеюсь, 
что через несколько лет мы выпустим третий том «Избран-
ного». А сегодня мы поздравляем Веру Васильевну Бабайце-
ву и желаем ей новых творческих достижений.
Ректор Ставропольского государственного
университета, доктор социологических наук
профессор В.А. Шаповалов
Истоки моей творческой деятельности.
Я родилась 13 октября 1925 года в селе Сайлап Алтай-
ского края. Село было очень маленькое (около 10 дворов), 
жители хозяйничали сами (батраков не было), жили друж-
но, пили по праздникам, не матерились (я узнала о мате 
только в городе).
Сайлап стоял на высоком берегу реки Бия, вытекаю-
щей из Телецкого озера. Вода ледяная, но тем не менее я как-
то научилась плавать в раннем возрасте.
Мое первое воспоминание: меня везут к доктору (за со-
рок километров), я лежу в санях, закутанная, так как это 
было зимой. Доктор сказал родителям: «Ребенок очень слаб, 
жить не будет». Но едва мы приехали домой, я попроси-
ла есть… Перед поездкой я не ела и не говорила. Не могу 
утверждать, что все это я помню сама. Может быть, что-
то из разговоров мамы, но ощущение морозного воздуха, 
езды… я помню точно. Слова «жить не будет» значитель-
но позднее врачи дважды говорили моему сыну, но у меня 
были незаконченные рукописи, и я выздоравливала.
Родители – крестьяне. Работали много. В семье было 
5 детей, я средняя. Руководила нами старшая сестра.
Читать я научилась лет четырех-пяти. Как? – не знаю. 
Никто не учил, вероятно, научилась читать около старших 
сестры и брата. Пишу 
около, так как не помню, чтобы они 
меня учили. Но я, едва научившись читать, стала учить чи-
тать мою двоюродную сестру Катю, которая была старше 
меня на два года.

11
10
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
И
С
ТОКИ МОЕЙ ТВ
ОРЧЕСК
ОЙ ДЕЯТЕ
ЛЬН
О
С
Т
И
В нашем селе была малокомплектная школа, в кото-
рой была одна комната и 10–12 учеников (не помню точно), 
которые делились на три класса. Моя сестра Катя пошла в 
школу, и я с ней. Учитель пытался меня выгнать и угово-
рами, и силой, но ему это не удалось: не мог оторвать моих 
рук от парты (может быть, стола). Учитель и мама решили: 
«Надоест – сама уйдет». Но мне не надоело, я слушала не 
только то, что учитель говорил первоклассникам, но и то, 
что он говорил ученикам других классов, и все не только 
понимала, но и запоминала. Учитель хотел 
пересадить меня 
в третий класс, но мама не разрешила: «Рано!».
Писать мы учились на старых газетах (бумаги не было). 
До сих пор у меня благоговейное отношение к чистой бу-
маге: перед листом чистой бумаги у меня путаются мысли. 
Мои черновики – это оборотная сторона листа, на котором 
уже что-то написано, или части листа.
Наша вполне благополучная жизнь кончилась с орга-
низацией колхоза: обобществили лошадей и коров (одну 
оставили), реквизировали не только зерно, но и муку…
Наступили голодные тридцатые годы… Вероятно, мы 
погибли бы, если бы нас зимой не вывез в город Ойрот-
Тура (сейчас Горно-Алтайск) мамин брат. Мы жили в двух 
небольших комнатах 10 человек: дед и бабушка, дядя и тетя 
и шестеро нас (мама и пять ребят). Отца с нами не было, он 
уехал на заработки. И летом мы переехали в свой дом, кото-
рый первоначально был амбаром.
Я пошла учиться в третий класс и вскоре стала лучшей 
ученицей.
В городской жизни было и хорошее, и плохое. Все опи-
сывать не буду… Мои первые горькие слезы были, когда 
мне пришлось уйти из школы (после 7 класса) в педучили-
ще, так как там платили стипендию (34 рубля).
22 июня 1941 года. Я сижу в городской библиотеке и 
читаю «Консуэло». Я и библиотекарь, который не может 
уйти раньше из-за меня.
Я вышла на улицу ближе к вечеру и почувствовала что-
то необычное: в абсолютной тишине звучал голос Левита-
на из большого черного репродуктора, висящего на столбе, 
около которого молча стоят люди… Так я узнала о нача-
ле войны.
Из Москвы эвакуировали в наш заштатный город 
МГПИ имени Карла Либкнехта, который должен был за-
нять здание нашего педучилища, а последнее должно было 
выехать в далекое село.
Преподаватели института приехали, а студентов надо 
было набирать на месте. Брали без экзаменов, без собеседо-
ваний… Взяли и меня, хотя я не закончила даже педучили-
ща. Так я с третьего курса педучилища перешла в институт.
Из институтских преподавателей помню И.Г. Голанова, 
В.Д. Кузьмину и Л.В. Крестову. Учебников не было, экзаме-
ны сдавали по записям лекций…
Жили ожиданием конца войны. Горели желанием чем-
нибудь помочь фронту. Людей с другими настроениями 
я не встречала.
Когда объявили прием на курсы радистов, я была пер-
вой… По окончании курсов радистов стали распределять 
по воинским частям (с выездом, разумеется). И тут обна-
ружилось, что у радистки В. Бабайцевой нет паспорта (мне 
еще не исполнилось 16 лет). Меня обругали (заняла место), 
но не взяли, о чем я сожалела…
В 1943 году институт, в котором я училась, реэвакуи-
ровался в Москву, влился в институт имени В.И. Ленина и 
перестал существовать. В 1945 году я получила диплом, в 
котором есть загадочная запись: «…в 

жүктеу/скачать 1,44 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: