I. МЕТОД КОНТРАКТА В ПСИХОТЕРАПИИ И ОРГАНИЗАЦИОНОМ КОНСУЛЬТИРОВАНИИ
ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ КОНТРАКТЫ1
Ц. Л. М. Корнелиссен и М. М. Тунниссен. Перевод Г. Акимовой
Вступление
Эрик Берн (1972) первым в ТА дал определение терапевтического контракта: «Четкое соглашение между пациентом и терапевтом, которое устанавливает цели для каждой фазы лечения». Искусство заключения терапевтического контракта с пациентом – вещь не простая. Мы знаем, что каждый пациент (по крайней мере из одного или более своих эго-состояний) вынужденно следует своему сценарию. С этой точки зрения пациент ищет терапевта, который будет содействовать осуществлению этого сценария. «родитель» пациента требует реализации сценария. «Взрослый» ищет способ жить более комфортно с этим сценарием, Адаптированный «Ребенок» пытается найти способ улучшить сценарий через взаимодействие с терапевтом (Берн, 1972). Только «свободный Ребенок», в сотрудничестве со Взрослым, может дать пациенту возможность другого выбора.
Клиенты могут хотеть избавиться от своих симптомов, таких, как депрессия, недомогания, проблемы в отношениях или с карьерой. Однако редко когда мотивом для консультации с терапевтом служит желание фундаментально изменить жизненный стиль, лежащий в основе проблемы, в решении которой пациент ищет помощи. Если терапевт соглашается работать только на избавление от симптомов, это является компромиссом, который оставляет внутренний мир пациента (а фактически представление ранних воспоминаний об отношениях с родителями в переживаниях пациента) нетронутым.
Каждый курильщик хочет избавиться от кашля, одышки и риска заболеть раком – но предпочитает варианты решений без необходимости покончить с курением полностью.
Различие между сценарием и контрактом
Доказано, что сценарий, неосознаваемый жизненный план, - это очень сложное сочетание позитивных, стимулирующих, и негативных, разрушающих элементов. Сценарий можно рассматривать с этой точки зрения как ранний, при этом патологический, контракт между ребенком и родителями о многих важных вопросах жизни, таких, как:
как, когда и где я умру (расплата);
что я никогда не буду делать (сценарные приказания);
что я всегда (часто) буду делать (предписание или контр сценарий);
как я буду (могу) жить (программа родительского образа жизни);
как я буду вести себя с другими людьми, и чувствовать себя в окружающем мире (экзистенциальная позиция).
Определения сценария и «терапевтического контракта» очень похожи.
Существенная разница, однако, состоит в том, что «сценарий» не осознается, а контракт – это точное, четкое, сознательное соглашение.
Хороший терапевтический контракт еще и противоположен сценарию; это позволяет пациенту переделать, изменить свой контракт с родителями или, по крайней мере, не подчиняться им, причем другим способом, иначе, чем раньше. Для пациента это очень рискованное приключение, так как это означает, что не будет родительского одобрения, а ведь этого одобрения пациент до сих пор ожидает и надеется на него. Изменение первоначального контракта непосредственно выразится в уменьшении количества поглаживаний для пациента. Не только потому, что прекратятся старые, привычные поглаживания, изначально даваемые родителями, но еще и потому, что интернализованное «родительское влияние» выразится в негативных поглаживаниях или даже наказаниях. Эта перспектива испугает «Ребенка» пациента, и может повлечь серьезные, иногда даже опасные последствия в реальной жизни. Например, расстройства двигательной сферы в процессе терапии или на улице. У некоторых пациентов симптоматика возвращается на время в более тяжелой форме.
Если пациент на первой стадии лечения заинтересован только в избавлении от симптомов и симптоматическом лечении, терапевт знает, что пациент попытается заключить контракт, который оставит сценарий нетронутым. Однако компромисс, которого ищет пациент, не может быть принят, так как это заслоняет реальные проблемы, в решении которых у пациента есть трудности. Фактически, когда терапевт соглашается с этой точкой зрения, оба – и терапевт, и пациент – будут дезориентированы. Причина, по которой пациент попытается пойти на компромисс, вызвана не только желанием ублажить «Родителя», но также страхом пережить вновь конфликты детства и желанием избежать риска похожих результатов. Переживание вновь того же результата – бедственная перспектива для «Ребенка», и служит цели повторения принуждения. Итак, в контракте-компромиссе клиент удовлетворяет и терапевта («Родителя»), и «Ребенка». Дезориентирующее заключение контракта такого рода, конечно, не обдуманный, неосознаваемый маневр – защита от страха и способ обеспечить безопасность.
В процессе выработки по-настоящему действенного контракта на лечение эти маневры должны быть осознаны для того, чтобы преодолеть их. Когда пациент и терапевт преуспеют в этом, появится возможность для «Ребенка» выразить свои реальные нужды, в для терапевта возможность признать их. Пациент примет терапевта как союзника (альтернативного позитивного «Родителя») и разрешит самому себе надеяться (важный терапевтический фактор в работе), что будет новое решение для старых проблем, которые продолжают его беспокоить. Контракт на работу может рассматриваться как конкретное формулирование основное вопроса в этих проблемах.
Контракты – это также взаимное установление обязательств для терапевта и пациента. Терапевт обязуется, используя свое умение, помогать пациенту достигнуть их совместных целей, а пациент обязуется предоставить соответствующий материал для работы. Оба контрактанта работают на равных началах, каждый из них вкладывает 50% в каждую терапевтическую ситуацию. Контракт важен не только как формулирование целей работы, но также для запуска инициативы и поведения. Все, что предоставляет пациент, должно рассматриваться с этой точки зрения. Со стороны терапевта контракт может использоваться для запуска вмешательства и стратегии.
Цели работы могут варьировать в пределах основных понятий ТА, таких, как эго-состояния, игры, рэкет или предписания.