Тысяча незабываемых поцелуев

предупредил, что мы должны быть готовы: когда она, наконец,
проснется, останутся недели.
Как бы это ни разрывало мое сердце, и как бы оно не было готово
вырваться из груди, я пытался радоваться маленьким победам. У меня
оставались недели, чтобы воплотить желания Поппи в реальность. У
меня будет время, чтобы по-настоящему попрощаться, услышать ее
смех, увидеть улыбку и поцеловать ее мягкие губы.
Джори и Руби первые вошли в палату, встав у противоположной
стороны кровати от меня, пока я держал Поппи за руку.
Дикон и Джадсон остановились возле меня, в жесте поддержки
положив руки мне на плечи. В минуту, когда новость о Поппи
распространилась, мои друзья приехали из школы, чтобы увидеть
меня. Как только увидел их, мчавшихся по коридору, я осознал, что все
знали. Осознал, что они знали. Они были рядом со мной с того
момента.
Они были расстроены, что мы с Поппи не сказали никому, кроме
Джори. Но, в конце концов, поняли, почему Поппи не хотела этой
суеты. Думаю, они полюбили ее еще больше за это. Они увидели ее
настоящую силу.
Я не ходил в школу всю прошлую неделю, и мои друзья приносили
мне задания от учителей. Они приглядывали за мной, как я за Поппи.
Дикон и Джадсон заявили, что они решительно настроены, что я не
буду исключен за неуспеваемость, когда мы добрались до нашего
выпускного года. Я думал об этом меньше всего, но ценил их
обеспокоенность.
В действительности эта неделя показала мне, как много они значат
для меня. Хоть Поппи и была всей моей жизнью, я осознал, что меня
любили и другие. У меня были друзья, которые пройдут через огонь
ради меня. Моя мама приходила каждый день. Как и папа. Казалось,
что ему все равно, что по большей части я игнорировал его. Ему было
все равно, что мы сидели в тишине. Думаю, ему было важно только то,
что он был здесь, рядом со мной.
Я еще не был уверен, что с этим делать.
Джори подняла голову, поймав мой взгляд.
— Как обстоят дела сегодня?
Я встал со своего стула и подошел к краю кровати Поппи.
Переплел ее пальцы со своими и крепко сжал. Наклонившись вперед, я

убрал волосы с ее лица и поцеловал ее в лоб.
— Она становится сильнее с каждым днем, — сказал я тихо, и
затем только для Поппи прошептал: — Наши друзья здесь, малышка.
Они снова пришли проведать тебя.
Мое сердце пропустило удар, когда мне показалось, что я видел,
как затрепетали ее ресницы, но чем дольше я смотрел, тем больше
осознавал, что это, должно быть, мое воображение. Я отчаянно хотел
увидеть ее снова на столько часов, что трудно сосчитать. Затем я
расслабился, осознав, что в следующие несколько дней все это не
будет плодом моего воображения. Станет реальностью.
Мои друзья сели на диван возле большого окна.
— Доктора решили сегодня начать потихоньку выводить ее из
комы, — сказал я. — Может занять несколько недель для нее, чтобы
полностью прийти в сознание, но они верят, что лучше всего делать
все медленно. Ее иммунная система укрепилась, как они и
рассчитывали. Инфекция миновала. Она готова вернуться к нам. — Я
выдохнул и быстро добавил: — Наконец-то. Я наконец-то снова увижу
ее глаза.
— Это хорошо, Рун, — ответила Джори и слабо улыбнулась.
Наступила выжидательная тишина, мои друзья переглянулись друг с
другом.
— Что? — спросил я, пытаясь прочитать выражения их лиц.
Руби ответила:
— Какой она будет, когда очнется?
Мой желудок сжался.
— Слабой, — прошептал я, повернувшись к Поппи, погладил ее по
щеке. — Но она снова будет здесь. Я готов носить ее везде на руках. Я
просто хочу увидеть ее улыбку. Она будет со мной, там, где и должна
быть… по крайней мере, на некоторое время.
Я услышал шмыганье носом и увидел, что Руби плачет. Джори
прижала ее ближе к себе.
Я сочувственно вздохнул, затем сказал:
— Я знаю, ты любишь ее, Руби. Но когда она проснется, когда
поймет, что все знают, веди себя как обычно. Ей ненавистна мысль
расстраивать тех, кого она любит. Для нее это самое худшее. — Я сжал
пальцы Поппи. — Когда она очнется, мы должны сделать ее

счастливой, как она делала всех. Мы не должны показывать свою
печаль.
Руби кивнула, затем спросила:
— Она больше не вернется в школу?
Я покачал головой.
— Как и я. Пока не... — я остановился на полуслове, не желая
заканчивать предложение. Я еще не был готов сказать им. Не был готов
встретиться лицом к лицу с правдой.
Еще нет.
— Рун, — сказал Дикон серьезным тоном. — Что ты будешь делать
на следующий год? Колледж? Ты подал куда-нибудь заявление? — Он
сцепил пальцы вместе. — Я беспокоюсь. Мы уедем. А ты вообще не
упоминаешь об этом. Мы переживаем.
— Я не думаю наперед, — ответил я. — Моя жизнь здесь, прямо
сейчас, в этот самый момент. Все остальное позже. Я сосредоточен
только на Поппи. Мне плевать на следующий год или что-то подобное.
В палате повисла тишина. По лицу Дикона было видно, что он
хотел сказать больше, но не смел.
— Она пойдет на выпускной?
Мое сердце ухнуло вниз, когда Джори с грустью посмотрела на
свою лучшую подругу.
— Я не знаю, — признался я. — Она хотела, очень сильно, но до
него еще шесть недель. — Я пожал плечами. — Доктора не знают. — Я
повернулся к Джори. — Это было одно из последних ее желаний.
Увидеть наш выпускной. — Я сглотнул и повернулся к Поппи. — Все,
что она хотела в конце, почувствовать мой поцелуй и увидеть наш
выпускной. Все, о чем она просила. Ничего грандиозного или
меняющего жизнь... только это. Со мной.
Через мгновение Джори и Руби начали тихо плакать. Но я не
нарушал это. Я просто тихо считал часы, когда она начнет
просыпаться. Представлял мгновение, когда снова увижу ее. Как она
посмотрит на меня.
Сожмет мою руку в своей.
Через час или около того мои друзья встали. Джадсон положил
листы на небольшой столик возле кровати Поппи.
— Математика и география, чувак. Учителя написали все здесь для
тебя. Когда надо сдать и все такое. — Я встал попрощаться со своими

друзьями, поблагодарив их за визит. Когда они ушли, я подошел к
столу, чтобы доделать домашнюю работу. Закончив, я взял
фотоаппарат на улицу. Я не снимал его с шеи неделями.
Фотоаппарат снова стал частью меня.
Проходили часы, пока я заходил и выходил из палаты, запечатлевая
день снаружи. Позже этим вечером, семья Поппи начала заполнять
палату, а доктора Поппи следовали позади. Я подпрыгнул с места и
потер уставшие глаза. Должно быть, они пришли выводить ее из комы.
— Рун, — поприветствовал мистер Личфилд. Он подошел туда, где
я стоял, и обнял меня. Счастливое перемирие образовалось между
нами с тех пор, как Поппи оказалась в коме. Он понимал меня, а я его.
Из-за этого думаю, даже Саванна начала доверять мне, что я не
разобью сердце ее сестры.
И потому что я не ушел ни разу с тех пор, как был допущен к
Поппи. Если Поппи была здесь, то и я. Должно быть, моя преданность
показала, что я любил ее больше, чем кто-либо из них верил.
Ида подошла к месту, где я стоял, и обняла меня за талию. Мисси
Личфилд поцеловала меня в щеку.
Затем мы все ждали, когда доктор закончит свой осмотр.
Повернувшись к нам, он сказал:
— Лейкоциты Поппи в достаточном количестве, как мы можем
надеяться на этой стадии болезни. Мы будем постепенно сокращать
количество анестезии, чтобы привести ее в сознание. Когда она станет
сильнее, мы сможем отключить ее от некоторых аппаратов. — Мое
сердце забилось сильнее, а руки сжались в кулаки по бокам.
— Сейчас, — продолжил доктор, — Поппи поначалу будет
приходить в сознание и так же быстро его терять. Когда она очнется,
то в какой-то степени может начать бредить. Это из-за количества
лекарств в ее организме. Но в конечном итоге она начнет бодрствовать
в течение более долгих периодов, и если все будет хорошо, то через
несколько дней, она покажет нам счастливую обычную себя. — Доктор
поднял руки. — Но Поппи будет слабой. Пока мы не осмотрим ее в
сознании, не сможем оценить, насколько инфекция ослабила ее. Время
покажет. Но она может быть ограничена в движениях, что в свою
очередь ограничит действия, которые она сможет совершать. Вряд ли
она вновь обретет полную силу.

Я закрыл глаза, молясь Богу, чтобы она была в порядке. А если нет,
я пообещал, что помогу ей пройти через это — все что угодно, если
это даст нам больше времени. Неважно, что потребуется, я сделаю что
угодно.
Следующие несколько дней долго тянулись. Руки Поппи начали
слегка двигаться, ресницы трепетать, и на второй день она начала
открывать глаза. Это было всего на пару секунд за раз, но этого было
достаточно, чтобы наполнить меня смесью надежды и воодушевления.
На третий день группа докторов и медсестер вошла в палату и
начала процесс отключения Поппи от аппаратов. Я наблюдал с глухо
стучащим сердцем, когда дыхательную трубку извлекли из ее горла.
Аппарат увозили за аппаратом, пока я снова не увидел свою девочку.
Мое сердце переполнилось эмоциями.
Ее кожа была бледной, а обычно мягкие губы потрескавшимися.
Но увидев ее свободной от всех этих аппаратов, я был уверен, что она
никогда не была настолько идеальной для меня.
Я терпеливо сидел на стуле возле ее кровати, держа ее руку в своей.
Моя голова была запрокинута назад, пока, как в трансе, я уставился на
потолок, затем я ощутил, как рука Поппи слегка сжала мою. Мое
дыхание перехватило. Глаза уставились на Поппи. Ее пальцы на
свободной руке слегка подергивались.
Потянувшись к стене, я нажал на кнопку вызова медсестры. Когда
она вошла, я сказал:
— Думаю, она просыпается. — Поппи немного двигалась
последние двадцать четыре часа, но ни разу так много и так долго.
— Я за доктором, — ответила она и покинула палату. Вскоре
примчались родители Поппи, которые как раз прибыли для
ежедневного визита.
Доктор вошел секунды спустя. Когда он появился у кровати, я
отошел, чтобы встать с родителями Поппи, позволив ассистирующей
сестре проверить жизненные показатели Поппи.
Глаза Поппи начали трепетать под веками, затем она медленно
открыла их. Я глубоко вдохнул, когда ее зеленые глаза начали сонно
осматривать окружение.
— Поппи? Поппи, ты в порядке, — сказал доктор успокаивающе. Я
видел, как Поппи пыталась повернуть голову в его сторону, но ее
взгляд не мог сфокусироваться. Я ощутил толчок внутри себя, когда

она потянула руку, в поисках меня. Даже в запутанном состоянии она
искала мою руку.
— Поппи, ты спала некоторое время. С тобой все хорошо, но ты
будешь чувствовать себя уставшей. Просто знай, что ты в порядке.
Поппи издала звук, как будто пыталась говорить. Доктор
повернулся к медсестре.
— Принесите немного льда для ее губ.
Я не мог больше стоять и бросился к ней, игнорируя слова мистера
Личфилда остановиться. Встав с краю ее кровати, я наклонился и
обернул руку вокруг Поппи. В это же мгновение ее тело расслабилось,
и голова медленно повернулась в моем направлении. Ее глаза
затрепетали, открываясь, и она посмотрела прямо на меня.
— Привет, Поппимин, — прошептал я, борясь с комом в горле.
И затем она улыбнулась. Улыбка была небольшой, едва заметной,
но она была. Ее слабые пальцы сжали мои со всей имеющейся силой,
затем она провалилась в сон.
Я протяжно выдохнул. Но рука Поппи не покидала мою. Поэтому я
остался на месте, сидел на стуле возле нее.
Прошел еще один день с еще большим количеством моментов,
когда Поппи находилась в сознании. Она не действовала очень
осознанно, когда просыпалась, но улыбалась мне, когда фокусировала
свое внимание. Я понимал, что часть нее хоть и была в
замешательства, но ощущала, что я был здесь с ней. Ее слабые улыбки
придавали мне уверенности, что я должен находиться именно здесь.
Позже в этот день, когда медсестра пришла на свою ежечасную
проверку, я спросил:
— Могу я переставить ее кровать?
Медсестра перестала заниматься своим делом и приподняла бровь:
— Куда, милый?
Я подошел к большому окну и сказал:
— Сюда. Когда она очнется, то будет видеть улицу. — Я фыркнул
от смеха. — Она любит наблюдать рассвет. Сейчас, когда она не
подключена ни к чему, кроме капельницы, я подумал, что можно так
сделать?
Медсестра уставилась на меня, в ее взгляде я видел сочувствие, а я
не хотел его. Я просто хотел ее помощи. Чтобы она помогла мне дать
это Поппи.

— Конечно, — сказал она в конце концов. — Не думаю, что это
проблема. — Мое тело расслабилось, я подошел к краю кровати
Поппи, медсестра к противоположному, мы перекатили больничную
койку к окну, из которого открывался вид на сад детского
онкологического отделения. Сад как раз находился под голубым небом.
— Так хорошо? — спросила медсестра и опустила тормоз кровати.
— Идеально, — ответил я и улыбнулся.
Когда семья Поппи пришла через некоторое время, ее мама обняла
меня.
— Ей понравится, — сказала она. Когда мы сели вокруг кровати
Поппи, она двигалась время от времени, но не дольше чем на
несколько секунд.
Последние несколько недель ее родители по очереди ночевали в
семейной палате в противоположной стороне коридора. Один из них
оставался дома с девочками. Чаще всего ее мама оставалась здесь.
Я остался в палате Поппи.
Лежал рядом с ней в ее маленькой кровати каждую ночь. Спал с
ней в моих объятиях, в ожидания момента, когда она проснется.
Я понимал, что ее родители не в восторге от этого, но полагал, что
они позволяли это, потому что... почему бы и нет? Они бы не смогли
запретить. Не сейчас. Не при таких обстоятельствах.
И я был чертовски уверен, что не уйду.
Мама Поппи разговаривала со своей спящей дочерью о ее сестрах.
Рассказывала об их учебе — мирские темы. Я сидел, слушая вполуха,
когда раздался тихий стук в дверь.
Подняв голову, я увидел своего отца в дверном проеме. Он махнул
миссис Личфилд и затем посмотрел на меня.
— Рун? Могу я поговорить с тобой минутку?
Я напрягся, мои брови сошлись на переносице. Папа ждал у двери,
не разрывая зрительного контакта со мной. Протяжно выдохнув, я
встал со своего места. Папа отошел от двери при моем появление.
Покинув палату, я увидел, что он что-то держал в руках.
Он нервно раскачивался на пятках.
— Знаю, что ты не просил меня об этом, но я проявил твои пленки.
Я замер.
— Знаю, ты просил отвезти их домой. Но я видел тебя, Рун. Я
наблюдал, как ты фотографировал, и я знаю, что фото для Поппи. —

Он пожал плечами. — Поппи просыпается, я подумал, что ты захочешь
показать их ей.
Больше не говоря ни слова, он протянул мне фотоальбом. Он был
заполнен фотографиями, которые я сделал, пока Поппи спала. На них
были запечатлены мгновения, которые она пропустила.
Ком начал формироваться у меня в горле. Я не был дома. Я не мог
проявить пленки для нее... но мой отец.
— Спасибо, — прохрипел я, затем опустил взгляд в пол.
Боковым зрением я видел, что тело моего отца расслабилось. Он
поднял руку, как будто хотел коснуться моего плеча. Я замер в это
мгновение. Рука папы зависла на полудвижении, но явно решив
закончить, он положил руку мне на плечо и сжал.
Я закрыл глаза, ощутив его руку на себе. И впервые за неделю, мне
казалось, что я могу дышать. В секунду, когда мой папа показал мне,
что он со мной, я задышал.
Но чем дольше мы стояли так, тем больше я не знал, что делать. Я
долго время не взаимодействовал с ним таким образом. Не подпускал
его близко.
Я был не в состоянии разбираться с этим, поэтому кивнул головой
и вернулся в палату. Закрыв дверь, я сел с альбомом на коленях.
Миссис Личфилд не спросила, что это, а я не сказал. До позднего
вечера она продолжала рассказывать Поппи истории.
Когда миссис Личфилд покинула палату, я снял ботинки и как
делал каждую ночь, открыл шторы и лег рядом с Поппи.
Я помнил, что смотрел на звезды, и в следующее мгновение
ощутил, как рука гладит мою. Дезориентированный, я моргнул,
заметив, что первые лучи нового дня просачиваются в палату.
Я пытался отбросить туман сна из своей головы, когда ощутил, что
волосы щекочут мой нос, а теплое дыхание опаляет мое лицо. Подняв
голову, я сморгнул сон из глаз и встретился взглядами с самой
красивой парой зеленых глаз, которые когда-либо видел.
Мое сердце пропустило удар, а губы Поппи растянулись в улыбке,
ее ямочки показались на бледных щеках. Подняв голову удивленно, я
взял ее за руку и проговорил:
— Поппимин?
Поппи моргнула, затем еще раз, затем ее взгляд осмотрел
помещение. Она сглотнула, поморщившись при этом. Увидев, что ее

губы сухие, я вытянул руку и взял стакан воды с тумбочки. Когда я
поднес соломинку к ее рту, Поппи сделала несколько маленьких
глотков, затем оттолкнула стакан.
Она облегченно вздохнула. Подняв ее любимый вишневый бальзам
с тумбочки, я смазал тонким слоем ее губы. Поппи медленно потерла
их друг об друга, и, не разрывая со мной взгляда, улыбнулась широкой
красивой улыбкой.
Моя грудь наполнялась светом, я наклонился и прижался к ее
губам. Это был короткий, едва ощутимый поцелуй, но когда я
отстранился, Поппи сглотнула и хрипло прошептала:
— Поцелуй номер... — Ее брови нахмурились, когда
замешательство отразилось на ее лице.
— Девятьсот три, — закончил я за нее.
Поппи кивнула.
— Когда я вернулась к Руну, — добавила она, удерживая мой
взгляд и слабо вцепившись в мою руку, — как я и обещала.
— Поппи, — прошептал я в ответ и опустил голову, пока не
уткнулся в сгиб ее шеи. Я хотел держать ее так близко, как мог, но она
была как хрупкая кукла: ее было легко сломать.
Поппи зарылась пальцами в мои волосы, и таким же знакомым
движением как дышать, она провела по прядям, пока ее дыхание
обдувало мое лицо.
Я поднял голову и уставился на нее. Впитал в себя каждую деталь
ее лица, ее глаза. Я убедился, что сохраню этот момент.
Мгновение, когда она вернулась ко мне.
— Сколько? — спросила она.
Я убрал волосы с ее лица.
— Ты была в коме неделю. Постепенно просыпалась в течение
нескольких дней.
Поппи закрыла глаза на секунду, затем снова открыла.
— И сколько… осталось?
Я покачал головой, гордясь ее силой, и честно ответил:
— Я не знаю.
Поппи кивнула, едва заметным движением. Чувствуя, как тепло
распространяется по задней части моей шеи, я повернулся и
посмотрел в окно. На моем лице была улыбка, и снова повернувшись к
Поппи, я сказала:

— Ты проснулась с солнцем, малышка.
Поппи нахмурилась, пока я не сдвинулся. Когда сделал это,
услышал, как она задержала дыхание. Посмотрев в ее лицо, я увидел,
что оранжевые лучи целуют ее кожу. Я увидел, как ее глаза закрылись
и снова открылись, когда ее губы растянулись в улыбке.
— Так красиво, — прошептала она. Я лежал на подушке возле нее,
наблюдая, как солнце окрашивает новый день. Поппи ничего не
сказала, пока мы наблюдали рассвет на небе, а солнце заливало палату
светом и теплом.
Ее рука сжала мою.
— Я чувствую слабость.
Мой желудок ухнул вниз.
— Инфекция сильно ударила по тебе. Нанесла урон.
Поппи кивнула в понимании, и затем еще раз потерялась в
утреннем пейзаже.
— Я пропустила это, — сказала она, указывая пальцем в окно.
— Ты много помнишь?
— Нет, — ответила она тихо. — Но знаю, что пропустила рассветы.
— Она посмотрела на свою руку и сказала: — Я помню, как ощущала
твою руку в своей хотя... это странно. Я не помню ничего, кроме этого.
— Ja? — спросил я
— Да, — ответила она тихо. — Думаю, я буду всегда помнить
ощущение, как твоя рука держит мою.
Потянувшись рядом с собой, я поднял альбом, который принес
папа, положив его себе на колени, и открыл его. На первом фото
солнце вставало через густые облака. Лучи пробивались через листья
сосновых деревьев, идеально захватывая розовые оттенки.
— Рун, — прошептала Поппи и провела рукой по снимку.
— Это было твое первое утро здесь, — я пожал плечами. — Я не
хотел, чтобы ты пропустила рассвет.
Поппи переместила голову, пока та не оказалась на моем плече. Я
знал, что сделал все правильно. Я ощущал счастье в ее
прикосновениях. Это было лучше любых слов.
Я перелистывал страницы альбома. Показывая ей, как деревья
начинают цвести снаружи. Капли дождя на окне. Звезды в небе,
полную луну и птиц на деревьях.

Когда я закрыл альбом, Поппи подняла голову и посмотрела мне в
глаза.
— Ты запечатлел все, что я пропустила.
Мои щеки покраснели, и я опустил голову.
— Конечно. Как всегда.
Поппи вздохнула.
— Даже когда я не здесь... Ты должен запечатлевать мгновения. —
Мой желудок перевернулся. Прежде чем я смог что-нибудь сказать,
Поппи обхватила рукой мою щеку — прикосновение было очень
легким. — Пообещай мне, — сказала она. Когда я не ответил, она
настояла. — Пообещай мне, Рун. Эти фото слишком драгоценны,
чтобы не быть увиденными. — Она улыбнулась. — Подумай о том, что
можешь запечатлеть в будущем. Подумай о возможностях перед собой.
— Я обещаю, — ответил я тихо. — Обещаю, Поппимин.
Она выдохнула.
— Спасибо.
Наклонившись, я поцеловал ее в щеку. Когда отстранился,
свернулся на кровати лицом к ней.
— Я скучал по тебе, Поппимин.
Улыбнувшись, она прошептала в ответ:
— Я тоже скучала.
— Нам нужно многое сделать, когда тебя выпишут, — сказал я,
наблюдая, как восторг загорается в ее взгляде.
— Да, — ответила она. Поппи потерла губы вместе и сказала: —
Сколько осталось до цветения первых вишен?
Мое сердце разрывалось, когда я подумал о ходе ее мыслей. Она
пыталась оценить, сколько времени ей осталось. Проживет ли она,
чтобы увидеть, как ее последние желания воплотятся в жизнь.
— Где-то около недели.
На этот раз не было никакой маскировки чистейшего счастья,
которое излучала ее улыбка.
— Я смогу продержаться дольше, — сказала она уверенно и сжала
мою руку немного крепче.
— Ты продержишься дольше, — пообещал я, и Поппи кивнула.
— До тысячного незабываемого поцелуя, — согласилась она.
Погладив ее щеку рукой, я сказал:
— Тогда я растяну их.

— Да, — улыбнулась Поппи. — До бесконечности.
***
Поппи выписали из больницы неделю спустя. Полные масштабы
того, как на нее повлияла инфекция, стали видны через несколько
дней. Поппи не могла ходить. Она потеряла всю силу в своих ногах.
Доктор проинформировал нас, что если бы рак был вылечен, с
течением времени она бы обрела эту силу. Но, исходя из того, как все
обстоит сейчас, она никогда не сможет снова ходить.
Поппи находилась в инвалидном кресле. И как свойственно ее
характеру, это сильно не повлияло на нее.
— Как долго я смогу находиться снаружи и чувствовать на себе
лучи солнца, я буду счастлива, — сказала она, когда доктор объявил ей
плохие новости. Она посмотрела на меня и добавила: — Как долго я
смогу держать Руна за руку, мне правда все равно, буду ли я снова
ходить.
И как всегда, я растаял от ее слов на месте.
Сжав новые фотографии в руке, я бежал по траве между нашими
домами к окну Поппи. Когда я забрался через него, то увидел, что она
спала.
Ее привезли домой в этот день. Она устала, но я хотел показать ей
это. Это был мой сюрприз. Ее приветствие дома.
Одно из ее желаний воплотится в жизнь.
Когда я вошел в комнату, Поппи моргнула, и улыбка растянулась на
ее лице.
— Кровать такая холодная без тебя, — сказала она и провела
руками по моей обычной стороне.
— Я принес тебе кое-что, — сказал я, садясь на кровать.
Наклонившись, я поцеловал ее в губы. Я поцеловал ее страстно,
улыбнувшись, когда ее щечки порозовели после этого. Потянувшись,
Поппи взяла пустое бумажное сердце из банки и нацарапал на нем что-
то.
Я уставился на почти полную банку, когда она опускала туда
сердце.
Мы были почти у цели.
Повернувшись, Поппи переместилась в сидячее положение.

— Что у тебя в руке? — спросила она с возбуждением в голосе.
— Фотографии, — объявил я и наблюдал, как ее лицо озарилось
счастьем.
— Мой любимый подарок, — сказала она, и я знал, что Поппи
имела в виду каждое слово. — Твоя волшебная способность
запечатлевать моменты.
Я протянул ей конверт, и Поппи открыла его. Она ахнула, увидев
изображение. Рассматривая каждое фото с восторгом, она повернулась
ко мне с надеждой во взгляде.
— Первые цветки?
Я улыбнулся в ответ и кивнул. Поппи приложила руку ко рту и ее
глаза засияли счастьем.
— Когда ты сделал их?
— Несколько дней назад, — ответил я, наблюдая, как ее рука упала,
а губы изогнулись в улыбку.
— Рун, — прошептала она и потянулась за моей рукой. Она
поднесла ее к моему лицу.
— Это означает...
Я встал.
Встав сбоку ее кровати, я поднял ее на руки. Поппи обернула руки
вокруг моей шеи, и я опустил губы к ее. Когда отстранился, то
спросил:
— Ты со мной?
Счастливо вздохнув, она ответила:
— Я с тобой.
Я осторожно посадил ее в кресло, натянул ей на ноги одеяло, затем
схватился за ручки. Поппи запрокинула голову, пока я катил ее по
коридору.
— Спасибо, — прошептала она.
Я поцеловал ее вздернутый ротик.
— Поехали.
Заразительное хихиканье Поппи отражалось от стен, когда я толкал
ее по коридору и вышел на открытый воздух, затем спустил ее по
ступенькам на руках. Как только она была в своем кресле, я толкал его
по траве по направлению к роще. Погода была теплой, солнце светило
на ясном небе.

Поппи запрокинула голову, чтобы впитать солнечное тепло, отчего
ее щеки наливались жизнью. Когда она открыла глаза, я понял, что она
уловила запах, прежде чем увидела рощу.
— Рун, — сказала Поппи, схватившись за ручки кресла.
Мое сердце билось все сильнее, когда мы приближались. Затем,
когда мы завернули за угол, и вишневая роща предстала перед нами, я
задержал дыхание.
Громкое оханье сорвалось с губ Поппи. Сняв фотоаппарат с шеи, я
встал сбоку от нее, чтобы видеть ее лицо в идеальном ракурсе. Поппи
даже не замечала, как я снова и снова нажимал на кнопку; она была
слишком потеряна в красоте перед собой. Она была слишком
загипнотизирована, подняв руку и легким касанием погладив только
что рожденный лепесток. Затем она опустила голову, закрыла глаза, ее
руки были в воздухе, а смех разносился по роще.
Я поднял фотоаппарат, держа палец на кнопке, молясь, о
мгновении, что могло последовать дальше. И все случилось: Поппи
открыла глаза, полностью восхищенная этим моментом, затем
посмотрела на меня. Палец нажал на кнопку — ее улыбающееся лицо
на фоне розового и белого, сияло изобилием жизни.
Поппи медленно опустила руки, и ее улыбка смягчилась, глядя на
меня. Я опустил фотоаппарат, вернув ей взгляд. Вишневые деревья
были в полном цвету и сияли жизнью вокруг места, где она сидела —
ее символичный ореол. Затем меня осенило. Поппи, Поппимин, была
вишневым цветком.
Она была моим вишневым цветком.
Непревзойденно красивым, ограниченным в жизни. Настолько
светлым в своей красоте, что не мог длиться долго. Он оставался,
чтобы обогатить нашу жизнь, и затем его уносил ветер. Никогда не
забытый. Потому что напоминал нам, что мы должны жить. Что жизнь
хрупка, тем не менее, в этой хрупкости есть сила. Любовь. Цель.
Напоминание, что жизнь коротка, наши вдохи ограничены, а судьба
неизменна, независимо от того, как мы боремся.
Напоминание не тратить впустую ни секунду жизни. Жить на всю
катушку, любить до умопомрачения. Воплощать мечты, искать
приключения... запечатлевать моменты.
Жить красиво.

Я сглотнул, пока эти мысли кружились в моей голове. Затем Поппи
вытянула руку.
— Провези меня по роще, малыш, — сказала она тихо. — Я хочу
пережить этот момент с тобой.
Оставив фотоаппарат висеть на своей шее, я встал за инвалидным
креслом и толкал его по сухой грязной тропинке. Поппи медленно и
размеренно вдыхала. Моя любимая девочка впитывала все увиденное.
Красоту этих моментов. Ее желание было исполнено.
Достигнув нашего дерева, ветви которого были покрыты бежевыми
лепестками, я вытащил покрывало из задней части кресла и расстелил
его на земле. Подняв Поппи на руки, я усадил нас под деревом, и перед
нами простирался великолепный вид на рощу.
Поппи сидела, прижавшись спиной к моей груди. Она вздохнула,
взяв меня за руку, что лежала на ее животе, и прошептала:
— Мы сделали это.
Убрав волосы с ее шеи, я поцеловал теплую кожу.
— Да, малышка.
Она затихла на мгновение.
— Как во сне... как будто картина. Я бы хотела, чтобы небеса
выглядели именно так.
Вместо того чтобы чувствовать боль или грусть из-за ее
комментария, я обнаружил, что хочу этого для Поппи. Очень сильно
хочу, чтобы она получила такую вечность.
Я видел, какой она была уставшей. Видел, что ей было больно. Она
никогда не признавалась, но и не надо было. Мы общались без слов.
И я знал. Я знал, что она останется, пока я не буду готов отпустить
ее.
— Рун? — голос Поппи отвлек меня от мыслей. Прислонившись
спиной к стволу дерева, я переместил Поппи так, что она лежала на
моих ногах, и я мог ее видеть. Чтобы я мог запомнить каждую секунду
этого дня.
— Ja? — ответил я и провел пальцами по ее лицу. Ее лоб
испещрили морщинки беспокойства. Я сел немного прямее.
Поппи сделала глубокий вдох и произнесла:
— Что если я забуду?
Мое сердце надломилось прямо посередине, когда я увидел страх
на ее лице. Поппи не чувствовала страх. Но сейчас он был.

— Что забудешь, малышка?
— Всё, — прошептала она, ее голос слегка надломился. — Тебя,
мою семью... все поцелуи. Поцелуи, которые я хочу пережить вновь,
когда в один прекрасный день мы снова будем вместе.
Вынуждая себя оставаться сильным, я заверил ее.
— Не забудешь.
Поппи отвела взгляд.
— Однажды я читала, что души забывают свою жизнь на Земле,
когда уходят. Они должны забыть, иначе не смогут двигаться дальше,
чтобы обрести покой на небесах. — Ее пальцы начали очерчивать
узоры на моих пальцах — Но я не хочу этого, — добавила она почти
не слышно. — Я хочу все помнить.
Когда она посмотрела на меня, я увидел слезы в ее глазах.
— Я не хочу забывать тебя. Ты мне нужен рядом, всегда. Я хочу
наблюдать, как ты живешь своей жизнью. Захватывающей жизнью,
которая я знаю, будет у тебя. Я хочу видеть сделанные тобой
фотографии. — Она сглотнула. — Но больше всего я хочу свою тысячу
поцелуев. Я не хочу забыть то, что мы разделили. Я хочу помнить их
всегда.
— Тогда я найду способ напомнить тебе о них, — сказал я, и
печаль Поппи улетела вместе с ветром, который окружил нас.
— Да? — прошептала она, надежда ясно выделялась в ее нежном
голосе.
Я кивнул.
— Обещаю. Я не знаю как, но найду способ. Ничто, даже Господь,
не остановит меня.
— Тогда я буду ждать в нашей роще, — сказала она с
мечтательной, отстраненной улыбкой.
— Ja.
Снова устроившись в моих руках, Поппи прошептала:
— Это будет приятно. — Наклонив голову, она сказала. — Но
подожди год.
— Год?
Поппи кивнула.
— Я читала, что душе нужен год, чтобы перейти в другой мир. Не
знаю, правда это или нет, но на всякий случай, подожди год, чтобы

напомнить мне о наших поцелуях, я не хочу пропустить это... что бы
ты ни сделал.
— Хорошо, — согласился я, но мне нужно было перестать
говорить. Я не был уверен, что не развалюсь на части.
Птицы перелетали с дерева на дерево, пропадая из поля зрения в
роще. Сцепив наши руки вместе, Поппи сказала:
— Ты подарил мне это, Рун. Подарил мне это желание.
Я не мог ответить. Мое дыхание застревало в горле, когда я
говорил. Я сильнее сжал Поппи в объятиях, затем, положив палец ей
под подбородок, приподнял ее лицо для своего в поцелуе. Самый
сладкий поцелуй все еще был на ее губах. Когда я отстранился, Поппи
держала глаза закрытыми и сказала:
— Поцелуй девятьсот тридцать четыре. В вишневой роще, когда
вишневые деревья были в полном цвету. С моим Руном... мое сердце
почти взорвалось.
Я улыбнулся и почувствовал боль счастья за свою девочку. Мы
были почти на месте. Конец приключения был близок.
— Рун? — позвала Поппи.
— Ммм? — ответил я.
— Ты перестал курить.
Выдохнув, я ответил:
— Ja.
— Почему?
Сделав паузу, чтобы сочинить ответ, я признался:
— Кое-кто, кого я люблю, научил меня, что жизнь драгоценна. Она
научила меня не делать ничего, что может подвергнуть риску
приключение. И я послушался.
— Рун, — сказала Поппи, дыхание перехватило у нее в горле. —
Она драгоценна, — прошептала она, — очень-очень драгоценна, не
трать впустую ни единой секунды.
Поппи облокотилась на меня, наблюдая красоту рощи. Сделав
глубокий вдох, она сказала уверенно:
— Не думаю, что увижу выпускной, Рун. — Я замер. — Я
чувствую себя очень уставшей. — Она пыталась держаться за меня
крепче и повторила. — Очень уставшей.
Я крепко зажмурил глаза и прижал ее ближе.
— Чудеса случаются, малышка, — ответил я.

— Да, — ответила Поппи, не дыша, — случаются. — Она поднесла
мою руку к своему рту и поцеловала каждый палец. — Я бы очень
хотела увидеть тебя в смокинге. И я бы хотела потанцевать с тобой под
огнями софитов, под песню, которая заставит меня задуматься о нас с
тобой.
Ощущая, что Поппи начала уставать в моих руках, я сдержал боль,
которую вызвало это изображение, и сказал:
— Пойдем домой, малышка.
Когда я встал, Поппи потянулась к моей руке. Я опустил взгляд.
— Ты будешь рядом со мной?
Опустившись на корточки, я обхватил ее щеки руками.
— Всегда.
— Хорошо, — прошептала она. — Я не совсем готова отпустить
тебя, еще нет.
Когда я прикатил ее домой, то отправил безмолвную молитву
Господу, прося его дать ей еще две недели. Он может забрать мою
девочку домой после этого: она будет готова, я буду готов. После того,
как я исполню все ее желания.
Просто позволь мне исполнить для нее это последнее желание.
Я обязан.
Это было мое прощальное «спасибо» за всю любовь, что она
подарила мне.
Единственный подарок, который я мог ей дать.

жүктеу/скачать 1,8 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: