256 Тюркский героический эпос
считайте наш возраст, мы старше вас»
1
.
Эпизод этот интересен в
двух отношениях. Прежде всего тем, что он как бы
предвосхищает мудрые суды Идегея. Во‐вторых, это еще один своеобразный
пролог будущего жестокого конфликта между Идегеем и Токтамышем.
Далее можно остановиться на вопросе о мудрых судах героя, которые
должны подчеркивать высокий интеллектуальный уровень развития мальчи‐
ка. Место этих судов в различных версиях и вариантах различное: то в начале,
то в середине, то ближе к концу. Но чаще они встречаются в
начальной части
дастана. Вообще, все суды Идегея выглядят как самостоятельные восточные
притчи. В варианте Дж. Батиева говорится о споре двух охотников из‐за под‐
стреленного зайца: один из них увидел зайца, другой, пока первый ходил за
ружьем, подстрелил. Кто же должен взять зайца? Случайно встреченный Идегей
дает весьма мудреный совет: мальчик должен держать зайца на таком расстоя‐
нии, на каком он был подстрелен. Все происходит так, как было на самом деле:
охотник еще раз попадает в подстреленного зайца и, как было обусловлено, бе‐
рет зайца себе. В
этом и заключалась, видимо, мудрость Идегея.
В другом случае речь идет о верблюжонке. Для того, чтобы выяснить, ка‐
кой верблюдице принадлежит верблюжонок, Идегей оставляет верблюдиц на
этом берегу. Верблюжонка перегоняет на тот берег. Верблюдица‐мать пере‐
правляется через реку на тот берег – к своему верблюжонку
2
.
Из Библии известны притчи о мудрых судах Соломона. В одной из них со‐
общается, как однажды к царю Соломону пришли две женщины. Жили они по
соседству и одновременно родили детей. Ребенок одной из них той же ночью
умер. Женщина положила труп своего ребенка соседке и забрала живого себе.
Мать заметила это
только утром и умоляла вернуть ей сына. Но соседка отка‐
залась. Тогда они пошли к царю, который велел рассечь ребенка и одну поло‐
вину отдать матери, а другую второй женщине. На это настоящая мать сказа‐
ла, что она согласна отдать ребенка чужой женщине, лишь бы он остался жив.
А другая женщина со словами: «Пусть же не будет ни мне, ни тебе», согласи‐
лась на то, чтобы рассечь ребенка. Так царь Соломон выяснил истину и отдал
ребенка настоящей матери
3
.
Приведенная притча почти буквально повторяется в различных нацио‐
нальных версиях дастана «Идегей». Разница лишь в том, что спор между
двумя женщинами начинается после того, когда ребенок уже несколько под‐
рос. Все остальное точно так же, как в Библии.
Рассказы о мудрых решениях мальчика Идегея подробно рассмотрены в
работах В.М. Жирмунского. Отметим, что они прежде всего интересны сами по
себе и перекликаются с целым рядом сказок, притч и басен народов Востока и с
достаточной определенностью говорят не столько об исторических, сколько
фольклорно‐эпических истоках изображения будущего богатыря. В
данном
случае, однако, речь идет не столько о традициях народного эпоса, сколько
фольклора вообще, хотя испытания эпического героя различными мудреными
1
Жирмунский В.М. Тюркский героический эпос. С. 356.
2
Хангильдин В., Хасан Гали и др. Об Идегее // Архив, сакл. бер. 175.
3
Гече Г. Библейские истории. М., 1988. С. 138.
Детство героя. Богатырский конь и оружие 257
загадками встречаются и в тюркских сказаниях. Что‐то похожее на суды Соло‐
мона или Идегея имеется в целом ряде произведений фольклора Востока, осо‐
бенно в притчах, мэзэках, связанных с указанными выше именами Джирян Чи‐
чяна, Алдара Куса, Ходжи Насретдина и др. Встречаются такие мудреные загад‐
ки и в
народных сказках (см. уйгурскую сказку «Хан и сапожник»).
Тем не менее дастан «Идегей» в изображении детства героя резко отлича‐
ется от других произведений средневекового тюркского эпоса. Первые подвиги
Ак Кубека, Алпамыша и других, которые они совершают в своем эпическом дет‐
стве, связаны с военными столкновениями и победой над своими врагами, чаще
всего над калмыками. Так же это происходит и в европейском эпосе, то есть бу‐
дущий богатырь в
конкретной боевой схватке показывает свое превосходство
над врагами, свою физическую силу, мощь и непобедимость. Совершенно по
другому и очень оригинально подходит к изображению детства героя дастан
«Идегей». Изложение содержания судов Идегея, как отмечалось, приводится во
многих работах об эпосе. Однако до сих пор никто не предпринимал попытки
понять и объяснить причину этого своеобразного явления. Прежде всего это
объясняется общими закономерностями обрисовки ведущих героев любого
эпического сказания. Он должен чем‐то существенным отличаться от всех ок‐
ружающих его детей. Если такие эпические герои, как Манас, Алпамыш, Коб‐
ланды‐батыр, с самого начала отличаются своей физической силой и невидан‐
ной мощью, то такие, как эпический царь Соломон (Сулейман), Добрыня Ники‐
тич, Садко, Идегей, отличаются своим умом, мудростью и своим искусством, на‐
конец. Выше уже отмечалось, что сказание «Идегей» вообще характеризуется
изображением интеллектуального превосходства богатыря. Кроме стремления
к общепринятой идеализации героя, определенную роль сыграли здесь, веро‐
ятно, мудрость и дальновидность исторического Идегея, его высокое интеллек‐
туальное развитие и образованность, о чем писали не только арабские и пер‐
сидские ученые‐историки, путешественники, но и русские летописцы. Возмож‐
но также, что в создании образа Идегея, в
воспроизведении его эпического дет‐
ства немалую роль сыграли памятники письменности Древнего Востока, в ко‐
торых всегда очень славилась мудрость правителя. Вообще влияние традиций
письменности и письменной литературы в сказании «Идегей» чувствуется
сильнее, чем во многих других дастанах тюркоязычных народов. И не зря, веро‐
ятно, немалое количество татарских и башкирских вариантов эпоса дошло до
нас в письменных рукописных источниках.
***
О каких бы особенностях детства богатыря мы ни говорили, постоянно
должны помнить, что речь идет прежде всего о герое одиноком. Поэтому мы
к этому мотиву должны вернуться еще раз. Возможно, что по требованиям
того же
мотива одиночества в
ряд сказаний вводятся эпизоды, связанные с
изоляцией юношей и девушек в период инициаций. В одном из вариантов
«Кобланды‐батыр»а говорится, что Кыдырбай знал о будущем своего сына, о
том, что он уйдет в поход на калмыков, поэтому решил изолировать его, ни‐
кому не показывать. Когда будущему богатырю исполнилось пятнадцать
лет, он стал упрекать отца словами: «Что я за человек, если до пятнадцати‐