Тюркский героический
жүктеу/скачать 3,04 Mb. Pdf көрінісі
|
Тюркский героичекий эпос
| Бездетность. Вымаливание детей 109
Неплохо распространенная в восточном, особенно тюркоязычном, эпо‐ се тема сохранения во что бы то ни стало последнего представителя рода во время жестоких войн постепенно проникает и в западный фольклор, в частности славянскую историческую балладу, и отражается в нем весьма своеобразно. В качестве примера можно взять болгарскую балладу «Рабы‐ ня и Стара‐Планина», в которой можно встретить буквальные совпадения с соответствующими эпизодами алтайского героического эпоса «Маадай‐ Кара». Указанная баллада имеет типичное для таких произведений содер‐ жание и рассказывает о том, как враг угоняет полонянку с родных мест, при этом требует, чтобы пленница бросила и оставила ребенка, которого она ждала девять лет. По требованию захватчика рабыня вынуждена была оставить сыночка у родных гор. Когда он «поесть надумал», «Рабыня ж встала, взяла младенца, Пошла с ним в горы, в горы родные, Сплела там люльку из трав высоких Да привязала к двум стройным елям. Как уложила в нее младенца, Стала качать его да баюкать, Песню запела и зарыдала: “Баюшки‐баю, милый сыночек, Вот твоя мама – Стара‐Планина, А эти ели – милые сестры. Пусть ветер горный тебя качает, Пусть дождик теплый тебя купает!..”» (пер. М. Клячиной‐Кондратьевой 1 ). Кроме общности темы, здесь обращают на себя внимание и другие типоло‐ гические совпадения: и там, и здесь место действия – горы; и там, и здесь – об‐ ращение к деревьям и другим силам природы; и там, и здесь – монолог, обращен‐ ный к младенцу, что может подтвердить возможность и типологических парал‐ лелей 2 . Последнее предположение дает возможность сказать, что рассматри‐ ваемые мотивы могли проникнуть в народную поэзию южных славян из древ‐ негреческой мифологии. Дело в том, что даже конкретные детали болгарской баллады – оставление ребенка в люльке, привязанной «к двум стройным елям», перекликается и с древнегреческой мифологической легендой, где есть сле‐ дующее сообщение о детстве Зевса: Амалфея – одна из воспитательниц‐нянек, «подвесила колыбель с младенцем Зевсом на дерево, чтобы его не могли оты‐ скать ни на земле, ни на небе, ни на море» 3 . Весьма интересна здесь следующая закономерность: если начать рас‐ смотрение темы с наиболее поздних этапов развития ее: с эпохи Казанского ханства и болгарской баллады и пойти дальше вглубь – к раннесредневеко‐ вому тюркскому эпосу – к алтайскому героическому эпосу «Маадай‐Кара», в конце концов мы, хотим этого или нет, выйдем к миру богов – в данном слу‐ чае к древнегреческому богу‐громовержцу Зевсу. И с данной закономерно‐ стью мы и далее встретимся еще не раз *** Отсутствие детей у представителей власти, вождей племен или царей, от‐ рицательно сказывалось на исторических судьбах всей страны, всего рода или племени, часто являясь причиной междоусобных войн. В связи с этим возника‐ 1 Песни южных славян. М., 1976. С. 400. 2 Подр. см.: Урманче Ф. Лиро‐эпос татар Среднего Поволжья. С. 210–213. 3 Аполлодор. Мифологическая библиотека. С. 125. 110 Тюркский героический эпос ли всевозможные обряды и обычаи, направленные на сохранение потомства. Прежде всего это отразилось в каждодневном быту. У тюркских народов, на‐ пример, существовал такой обычай: при частой смерти детей им давали специ‐ альные имена, которые якобы помогут сохранить потомство: девочек называли Турар (Будет жить), мальчиков – Турсын (Пусть живет). Имя Турсунай встреча‐ ется и в эпосе «Манас». Так зовут одну из прислужниц жены Манаса Каныкей 1 . Иногда мальчикам, кроме обычного, давали и другое – глубоко отрицательное имя. Например, Жаманит (Поганая собака). Такое презрительное имя, которое как бы подчеркивало совершенную ненужность человека не только здесь – в этом мире, но и на том свете, якобы должно было сохранить его жизнь. С не‐ сколько иными понятиями объяснялось то же явление у алтайцев, о чем С.С. Суразаков писал: «Представление о том, что Эрлик уносит души детей, у ал‐ тайцев существовало до последнего времени. При рождении ребенка, чтобы обмануть Эрлика, они совершали ряд обрядов (родственники крали ребенка из люльки и клали вместо него куклу, родители хоронили ее), а также давали мальчику плохие имена» 2 . Явление это отразилось и в казахских народных сказках, где встречаются имена Жаман – дурной, плохой, ничтожный человек, Ит‐аяк – собачья нога; в киргизской эпопее «Манас» измученный бездетностью Кокетей, чтобы сохранить жизнь сына, назвал его Бокмурун (Поганый нос. Пе‐ ревод приблизительный) 3 . Впрочем, имя это представлено и в киргизском «Эр Тоштюке», где говорится что у Айсалкын будет сын от Тоштюка – Бокмурун 4 . Подобные обычаи были известны с глубокой древности. Так, анализи‐ руя этимологию имени Шарокань, Н.А. Баскаков пишет, что оно могло иметь глубоко положительный смысл, обозначая княжеского первенца, соратника в бою. Но могло иметь и унизительное значение, являясь именем, «которое давалось у тюркских племен ребенку, родившемуся в год свиньи по живот‐ ному 12‐летнему циклу, для отпугивания злых духов, которые в этот злове‐ щий для детей год были особенно назойливы; и второго элемента – хан – уменьшительного, ласкательного слова, присоединяющегося к основному имени» 5 . Впрочем, подобные имена, связанные с аналогичными представле‐ ниями, были известны и у других народов. У. Тэсиджер в своей книге об озерных арабах пишет: «Я встречал мужчин и мальчиков с такими именами, как Чилайб (маленькая собака), Бакур (свинья) и Ханзир (поросенок); по‐ добные имена необычны у мусульман, которые считают собак и свиней не‐ чистыми животными» 6 . В связи с угрозой бездетности возникали и весьма сложные бытовые яв‐ ления. В Древней Индии «отсутствие потомства считалось наихудшим злом. Больше всего это относилось к мужскому потомству, особенно в царских семь‐ ях». В связи с этим возник такой обычай усыновления: «Отец в случае отсутст‐ 1 Манас. Экинчи китеп. 419, 427 бб. 2 жүктеу/скачать 3,04 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|