Учебное пособие предназначено для аудиторной и самостоятельной работы студентов казахских отделений гуманитарного профиля университетов. Основная цель пособия приобретение знаний, развитие навыков и умений
жүктеу/скачать 0,98 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Владимир Крупин
- Послетекстовые задания
| Задание 1. Объясните значения следующих слов и словосочетаний из текста, обращаясь к словам для справок:
Роковой день, хоронится в лесу, названые братья, принять постриг, дать зарок, княжеский стяг, ратники, погребальные дроги, закаялись нападать на Русь, шедевр. Слова для справок: выдающееся произведение искусства, отказаться от какого-либо желания, похоронная повозка, воины (бойцы), знамя, дать клятву, обязательство, считать друг друга братьями, укрываться (прятаться) в лесу, трагический (печальный). Задание 2. Найдите в тексте устаревшие слова и формы (историзмы и архаизмы) и определите их назначение. Какой тип речи использует автор в отрывках с этими словами? Задание 3. Докажите, что антропонимы (имена собственные) и топонимы (названия географических объектов) помогают читателю воссоздать картину событий, которым посвящен текст. Задание 4. Для публицистики характерно переносное употребление форм настоящего времени, это вызвано стремлением публициста «развернуть» события прошлого перед глазами читателя или слушателя. Эмоциональный эффект усиливается от соединения в пределах одного синтаксического целого форм настоящего и прошедшего времени. Проанализируйте стилистическую роль глаголов настоящего времени в отрывках, посвященных Куликовской битве. Задание 5. В тексте используются цитаты из древнерусской летописи. Выпишите их, поясните значение и определите, какую, из двух основных функций публицистики они выполняют: информационную (сообщения) или экспрессивную (воздействия)? Владимир КрупинПоле Куликово Осенью 1980 года исполнилось 600 лет одной из величайших битв в истории Родины. Состояние, которое испытываешь на этом поле, когда остаешься с ним наедине, – светлая печаль. Здесь столько оборвалось русских жизней… Нет, не случайно, что битва произошла тогда, когда день равен ночи. Именно в этот день решалось, быть ли Отчизне, будет ли спасен мир. Давным-давно заметили старики, что в этот день природа повторяет то, что было в том роковом дне. Теплая туманная ночь переправы через Дон медленно переходит в туманное утро. Уже по эту сторону Дона князья Дмитрий и Владимир сходят с коней и слушают голос земли. «Брат, – говорит Владимир, – слышу, в татарской стороне волки воют и лисицы тявкают, а в русской плачут вдовы и матери…» Туман долго стоит над полем, скрывая подход русских войск от Дона и Непрядвы к речкам Смолке и Дубяку. Хоронится в дубовом лесу Засадный полк. Дмитрий надевает доспехи простого воина и становится в пеший строй Передового полка. На прощание, на последнее прощание, обнимаются воины, меняются нательными крестами, становятся назваными братьями. «Умрем аки братья умре» – говорят воины. По древнерусскому счету время считалось от рассвета. В пятом, то есть по-теперешнему в десятом, часу передовые полки сошлись. Дмитрий знал тактику Орды – ударять в лоб и обходить на флангах, а также занимать высокое место. Главная высота Куликова поля – Красный холм занят ставкой Мамая, но сама природа закрыла наши фланги речками Дубяком и Смолкой. Мамай решает проломить сопротивление русских в центре, посылает сюда свою гвардию генуэзцев. Поднимается юго-восточный ветер, осеннее неяркое солнце слепит глаза. Громадный воин, любимец Мамая Челубей вызывает на поединок соперника. Из наших рядов выехал монах Пересвет. В прекрасной и всем нам с детства известной картине М.Авилова «Поединок Пересвета с Челубеем» все верно, кроме одного – Пересвет не был в доспехах, на нем была только монашеская грубая рубаха. Еще недавно Пересвет был в числе знатных брянских людей, был знаменитым воином. Легенда говорит, что он полюбил княжну и получил отказ. Дав зарок остаться одиноким, он пришел в Троице-Сергиев посад к игумену Сергию Радонежскому и принял постриг. Перед походом Сергий благословил его и предсказал победу. И вот – пришла минута. Они поскакали навстречу, Пересвет и Челубей… Идешь по полю, по тропинке среди пшеницы и ячменя, видишь, как пылит быстрый колесный трактор, думаешь, почему не оставлено поле в том виде, когда на нем росла горькая серебристая полынь и блестящий ковыль? Уж не обеднеем мы, если десять гектаров хотя бы того места, где был поединок, где погиб Пересвет, убивший Челубея, где началась битва, останется незасеянным. …Смят Передовой полк, ранен Дмитрий. Вошел в битву Большой полк. Подрублен княжеский стяг. Мамай вводит все новые тысячи в бой. С дикими, звериными криками, разжигая себя, несутся татарские конники. «Час настал. Дерзайте!» – скомандовал князь Боброк. И застоявшиеся, дрожащие от ожидания битвы кони вынесли ратников. Ударили, оттеснили от Дона ордынцев и, заворотив туда, откуда они пришли, погнали. Увидев это, Мамай вскочил на арабского скакуна, кликнул охрану и поскакал. Мог бы Мамай, как Дмитрий, встать простым воином в свои передовые полки? Кто знает? Не встал. Могли бы русские князья бросить поле битвы и бежать, как убежал Мамай? Не побежали! В маленьком музее в левом притворе храма-памятника экскурсовод К.М.Алексеева говорит: «После удара Засадного полка произошел перелом в битве, появление свежих русских сил поразило врагов. И они, как говорит летопись, «розно бегоша неготовыми дорогами». Два солдата, два молодых парня. Рассматривают доспехи, тихонько толкают друг другу – хочется примерить. Откуда эти парни? Вот и в них от этого часа будет отзвук Куликовской битвы. Он, слабее или сильнее, в каждом из нас… Солнце стоит, как и стояло тогда, над огромным полем, освещает его бескрайность. Ускакал в погоню Засадный полк, а оставшиеся впервые увидели весь ужас и кровь – цену победы. Павшие тела грудились, «Как сенные стога», говорит летопись. Кровь, сливаясь в ручьи, густея, стекала в низину Непрядвы и Дона. Дмитрия нашли под деревом. Думали, мертвый, и, кинувшись на колени, слушали сердце. Не услышали. Тогда, торопясь, разрезали ремни, сняли доспехи и увидели – вздохнула грудь под белой нательной рубахой. К вечеру вернулась погоня. Владимир Серпуховский и Дмитрий объехали поле, «непрестанно плача», то и дело сходили они с коней, прощаясь с братьями. Тело Пересвета укрыли знаменем. Первые горестные распоряжения отдавал Дмитрий: собрать и лечить раненых, считать погибших, утром начинать хоронить их, делать часовню на месте захоронения. Не дожидаясь утра, поскакали в Москву гонцы. Победа! Приходит ночь на поле, приходит луна на смену солнцу, и снова светло, будто природа силится помочь представить, как было в ту первую ночь, как разжигали костры, как стонали раненые. Печально и одиноко в лунную ночь на поле. Холодно. Костерок прозрачен при луне, скоро прогорает. Ищешь сухие ветки, шаришь руками в мокрой траве, отходишь все дальше от тепла, от света. Пламя все меньше, кажется, чьи-то тени подходят к огню… Наутро иней. Воины уже не делятся на дружины по княжествам, а превращаются в мужиков, землекопов и плотников. Зеленая дубрава, укрывавшая Засадный полк, теперь служит горестную службу – отдает деревья на часовню, кресты на надгробия. Походные повозки превращаются в погребальные дроги. Из потревоженных тел снова струится кровь. Все летописи повторяют страшную фразу: «Дон-река три дня кровью текла». Уходила кровь к Черному морю, шла, как грозное напоминание хищным кочевым племенам о том, чтоб закаялись нападать на Русь. …Восемь дней хоронили братьев, «восемь дней стояли на костях». Так же начинались холодные дожди, так же мочили они часовню, которая, простояв несколько веков, разрушилась. Потом был поставлен вот этот храм, каменный, и он успел состариться, и дождь беспрепятственно летит сквозь его ржавый купол. Бездомное семечко березы приютилось и проросло, но не место здесь деревьям – зачахнет. А сколько надписей, сколько царапин на кирпичах – «Ижевск», «Липецк», «Елец», «Магнитогорск», «Новосибирск»… К годовщине битвы этот храм должен быть отреставрирован. (Храм Рождества Богородицы, стоящий у впадения Непрядвы в Дон, на месте захоронения русских воинов, отреставрирован и включен в состав музея Куликовской битвы). С экскурсоводом Клавдией Михайловной Алексеевой идем от крохотного киоска, в котором она торгует по совместительству. «Нечем торговать, - говорит она. – Приезжают отовсюду: что купить на память? А нечего предложить». Рассказываю, что к 600-летию намечено издать несколько книг, брошюр, набор открыток, настенный календарь. «Уж хоть что-нибудь нам бы попало». В тот первый раз выпал мне для прощания с полем солнечный день. Вслед за машиной перешел маленький Дон по мосту. Отошел в сторонку и сел. И то ли задумался, не заметил, то ли он так тихо подошел – оказался вдруг рядом старик. Я спросил его: – Здесь была переправа? – В какую войну? В эту? А-а, когда татары? Не совсем здесь, но доска была здесь, я устанавливал. А теперь нету – пропала куда-то. А вы по какому делу сюда? – Пройду через бывшую переправу, потом в гору, в Монастырщину, туда, где убитых похоронили… – Ты знаешь чего, парень, – серьезно сказал старик, – чего-то я не помню, чтоб в Монастырщине могила была. – Она там. В книгах записано, что хоронили у устья Непрядвы, там стояла часовня, потом эта церковь (нам виден был купол храма в Монастырщине), но, где именно, мы не знаем. Триста тысяч похоронено. Рассказал старику, что тело Пересвета была привезено в Москву и отдано земле в ограде Старо-Симонова монастыря. И была памятная доска. Но получилось, что забыли место захоронения, застроили доску и только при Екатерине, через четыре века, ремонтировали церковь и обнаружили надпись. Сказал и о том, что к 600-летию открыт доступ к могиле Пересвета… Пешеходный мостик напротив Монастырщины снесло, и я разулся и ступил в быстрое течение. Вода была холодной, чистой, только сверху много неслось утиных перьев. Конечно, тогда Дон был поглубже, по грудь, по горло, не меньше. А обсушиться было негде, нельзя было разводить костры. После ледяной воды горели ноги. Я побежал, но увидел ромашки и стал собирать. Когда пришел вверх, к храму, то куда их было положить? Где я стоял? Может на могиле и стоял? Положил ромашки на упавшую черную березу… Но когда вернулся на Красный холм, к памятнику Дмитрию, пожалел, что оставил букет, надо было принести сюда. Низкое солнце золотило надпись: «Князю Дмитрию Иоановичу Донскому признательное потомство. Лета 1848-го…» Сквозь заднее запыленное стекло местного автобуса еще долго виднелся памятник и голубые главки храма Сергия Радонежского. Когда вернулся домой, хотелось рассказать о поле, но как-то не получалось. Хотелось сказать главное, важное, но главным было все. – Ты по порядку. Какое оно? – Огромное. Очень много земли. Небо огромное. Ветер. – Больше Бородинского? – Во много раз. Как же! Смотри, историки пишут: «Куликовская битва – крупнейшая битва средневековья». – Но как-то не выходило рассказать. – Надо самому ехать, – виновато сказал я… С Куликовской битвой связана церковь на Кулишках. Она стоит прямо у выхода станции метро «Площадь Ногина». Церковь называется «Всех Святых» , поставлена в память тех, кто навек остался на поле битвы. Но ни на церкви «Всех Святых», ни на Николо-Угрешском монастыре, тоже поставленном в честь битвы, нет памятных досок, и узнал я об их причастности к битве из книг. Книги эти малодоступны, хотя бы потому, что почти не переиздаются, надо идти в специальную библиотеку. Книги историков – Карамзина, Щербакова, Татищева, Соловьева, Ключевского, Лихачева, Рыбакова и других, писавших о Куликовской битве, - были почти все время заняты, и приходилось ждать. Не знавшая рабства, хотя и разбитая на княжества, Русь задолго до Куликовской битвы была величайшим государством Европы. За великую честь считалось породниться с ней. …Андрею Рублеву в год битвы – двадцать лет. С какой силой надо было мучиться за страну, как любить ее, как знать, чтобы написать этих ангелов, умолить небеса отпустить их на землю, в каких землях есть такой шедевр, как Троица? А наши великие храмы? К моменту битвы воздвигнуты киевские, суздальские, владимирские, костромские, новгородские, вологодские, белозерские, а еще нынешнее туристическое золотое кольцо вокруг Москвы… Все уже стояло на Русской Земле. «О светло светлая и красно украшенная земля Русская! И многими красотами дивишь ты: озерами многими, дивишь ты реками и источниками местночтимыми, горами крутыми, холмами высокими, дубравами частыми, полями дивными, зверьми различными, птицами бесчисленными, городами великими, селами дивными, садами монастырскими, домами церковными и князьями грозными, боярами честными… - всего ты исполнена, Русская земля…» …Князь Дмитрий Иванович Донской был первым из русских князей, отказавшимся перед смертью принять схиму, то есть постричься в монахи. Почувствовал приближение смерти, призвал к себе бояр и священников и велел писать духовное завещание. Призвав к себе детей и жену, Дмитрий наказал им быть дружными, слушаться матери, заботиться о счастии России. А один из лучших наших историков – Николай Карамзин так завершает свой рассказ о времени Куликовской битвы: «Человек, преодолев жестокую болезнь, уверяется в деятельности своих жизненных сил и тем более надеется на долголетие: Россия, угнетенная, подавленная всякими бедствиями, уцелела и восстала в новом величии…» («Комсомольская правда», 13 сентября 1979 года). Послетекстовые заданияжүктеу/скачать 0,98 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|