Новсеэтоярассказываю,забегаявперед.Спсихологическойточкизрениядля каждогоизнасмеждувыходом навокзалсегоутренним серым полумраком и первой ночью в лагере пролегла длинная- длинная дорога. Эскортируемые эсэсовскимиконвоирамисружьяминаперевес,мы бежалибегом междудвумя рядами колючей проволоки,покоторой — мы знали — пущен токвысокого напряжения.Бежаличерезвесьлагерькдезинфекционнойстанции- бане.Длянас, миновавшихпервуюселекцию,этодействительнобылабаня.Иснова— пищадля нашего «бреда помилования». Эсэсовцы, встретившие нас здесь, кажутся относительнолюбезными.Нооченьскоромы заметили:онилюбезны,лишьпока снимаютснаснаручныечасыидостаточномиролюбивопредлагаютсдатьимвсе, чтоунасещеесть.«Нучтож,пропалотакпропало,— думалкаждый.— Иесли этототносительносимпатичныйчеловекберетчасы себе — почемубы инет? Можетбыть,мнеотэтогобудеткакая- нибудьпольза?».
Дезинфекция И вот мы ждем в бараке,служащем чем- то вроде предбанника.Появляется эсэсовецсодеялами,кудадолжныбытьсложенывсеконсервы,часы,украшения. Срединасещенаходятся( напотехупомощникам изчисла«старых»лагерников) наивные люди,спрашивающие,можно ли оставить себе обручальное кольцо, медальон,какую- топамятную вещичку,талисман:никтоещенеможетповерить, чтоотнимаетсябуквальновсе.Япробуюдоверитьсяодномуизстарыхлагерников, наклоняюськнемуи,показываябумажныйсвертоквовнутреннемкарманепальто, говорю:«Смотри,уменяздесьрукописьнаучнойкниги.Язнаю,чтоты скажешь, знаю,чтоостатьсяживым,толькоживым — самоебольшое,чегоможносейчас проситьусудьбы.Нояничегонемогуссобойподелать,такойужясумасшедший,я хочубольшего.Яхочусохранитьэтурукопись,спрятатьеекуда- нибудь,этотруд моейжизни».Он,кажется,начинаетменяпонимать,онусмехается,сначаласкорее сочувственно,потомвсеболееиронично,презрительно,издевательскиинаконецс гримасойполногопренебрежениязлобнореветмневответединственноеслово, самоепопулярноесловоизлексиконазаключенных:«Дерьмо! ». Воттеперьяокончательноусвоил,какобстоятдела.Исомнойпроисходитто,что можноназватьпикомпервойфазыпсихологическихреакций:яподвожучертупод всейсвоейпрежнейжизнью. Вдругв толпемоихтоварищей — смертельно бледных,испуганных,о чем- то беспомощноперешептывающихся— происходитдвижение:этосновапрозвучала хриплая команда, и всех бегом загоняют в следующее, уже, кажется, непосредственно банное помещение.В центре его стоит эсэсовский офицер, нетерпеливоожидающий,покамывсебудемвсборе.Егоречькратка,отрывистаи сурова:«Ядаю вам двеминуты.Вот,ясмотрю начасы.Заэтидвеминуты вы должны полностью раздеться.Всеоставитьнаместе.Ничегоссобойнебрать, кромеботинок,поясаилиподтяжек,очкови,развечто,грыжевогобандажа.Я засекаюдвеминуты — пошли! ». С невообразимой поспешностью люди начинаютсрывать ссебя одежду.Чем ближеконец срока,тем нервнееразвязываютсяузлы,выдергиваютсяшнурки, расстегиваютсяпряжки,пуговицы,сбрасываетсянижнеебелье.Кого- тоторопят— слышныхлопающиеударыкнутапоголомутелу. . .Насгоняткуда- тоеще,насбреют — нетолькоголовы.Ниодноговолосанеостаетсянателе.Мы едваузнаемдруг друга.Мыстроимся.Насгонятвдушевую.Ноздесьестьнечто,чтонасрадует,что кажетсясчастьем:изкрановидетдействительновода.Вода! Чтоостаетсячеловеку:голоесуществование Занесколькоминутожиданиядушамы остроощутилисвою наготу.Да,теперьу