Патрик «Пек» Гэвин
17:05
– Есть. – Пек спрыгивает с кровати. «Кладбище Клинта». Он
кладет в рюкзак заряженный пистолет. – Надо поторопиться. Погнали.
Часть четвертая. Конец
Умирать не хочет никто. Даже люди,
которые хотят попасть в рай, не хотят для
этого умирать. И все же смерть – наш общий
пункт назначения. Никому никогда не
удавалось ее избежать. И так и должно
быть, ведь смерть, вероятно, лучшее
изобретение жизни. Это проводник перемен в
жизни. Смерть расчищает старое, чтобы
дать дорогу новому.
– Стив Джобс
Матео
17:14
Этот день подарил мне чудеса.
Я нашел Последнего друга, Руфуса. Наши лучшие друзья будут
рядом с нами в наш Последний день. Мы побороли свои страхи. И
сейчас мы в клубе «Кладбище Клинта», который очень хвалят в сети;
и, возможно, он станет для меня идеальным местом, если в ближайшие
минуты я смогу преодолеть свои комплексы.
Судя по фильмам, которые я смотрел, вышибалы на фейсконтроле
обычно невероятно упрямы и отличаются особо устрашающим видом,
но в «Кладбище Клинта» на входе стоит девушка в кепке козырьком
назад и приветствует гостей.
Она просит меня показать документы.
– Нам жаль терять вас, Матео. Повеселитесь тут, ладно?
Кивнув, я бросаю немного мелочи в пластиковый контейнер для
пожертвований и жду, пока Руфус заплатит за себя и войдет. Девушка
оглядывает его с головы до ног, и меня бросает в жар. Но когда Руфус
догоняет меня и хлопает по плечу, щеки у меня горят уже совсем по-
другому, так же как в тот раз в «Арене путешествий», когда он взял
меня за руку перед прыжком.
За дверью грохочет музыка, и мы останавливаемся, чтобы
подождать Лидию.
– Как себя чувствуешь? – спрашивает Руфус.
– Весь на нервах и с нетерпением жду того, что случится внутри. В
основном на нервах.
– Еще не пожалел, что спрыгнул со скалы?
– А ты что, пожалел?
– Нет.
– Тогда и я нет.
– Веселиться будешь?
– Не дави на меня, – говорю я. Между прыжком со скалы и
весельем есть большая разница. Когда прыгаешь вниз, ничего уже не
поделать, невозможно ведь зависнуть в воздухе. Но развлекаться и
делать что-то новое перед незнакомцами, когда чувствуешь себя
неловко, – это требует особой смелости.
– Я и не давлю, – говорит Руфус. – Просто это наши последние
часы на планете. Нужно использовать их так, чтобы умереть без
сожалений. Но никакого давления.
Без сожалений. Он прав.
Друзья стоят за моей спиной, когда я открываю дверь и захожу в
новый для себя мир – и как же я сразу начинаю жалеть, что не
проводил в нем каждую свободную минуту. Нас ослепляют вспышки
света, мелькающие голубые, желтые и серые огни. Граффити на стенах
подписаны Обреченными и их друзьями, иногда это последние следы,
оставленные Обреченными на земле, нечто, что делает их
бессмертными. Мы все конечны, и не важно, когда придет конец.
Ничья жизнь не продлится вечно, но то, что мы после себя оставляем,
делает нас живыми для других людей. И вот я смотрю на зал,
переполненный людьми, Обреченными и их друзьями – и все они
живут.
Моей ладони касается рука, но это не та же самая рука, которая
схватила мою меньше часа назад. Это рука с историей. Рука, которую я
держал в своей, когда родилась моя крестница, и многие утра и вечера
после смерти Кристиана. Путешествие по миру внутри мира с Лидией
стало для меня настоящим чудом, и то, что она рядом в этот миг – миг,
который нельзя купить ни за какие деньги, – наполняет меня счастьем,
несмотря на веские причины чувствовать душевный упадок. Руфус
подходит ко мне сбоку и обнимает одной рукой за плечи.
– Танцпол в твоем распоряжении, – говорит он. – И сцена тоже,
когда будешь готов.
– Собираюсь с силами, – говорю я. Я просто обязан собраться.
На сцене сейчас подросток на костылях, который поет песню
«
Достарыңызбен бөлісу: |