Впрочем, хватит об этом. Мы и так отвлеклись от нашего рассказа
жүктеу/скачать 25,14 Kb.
|
1 2
|
- 1 страница Позвольте мне, дорогой читатель, в первых строках моей повести познакомить вас с героем моего произведения. Этот герой — я сам. Меня зовут... Ох, как только собираюсь выговорить свое имя, язык прилипает к гортани. Почему мир так несправедливо устроен, что одним достаются чудесные, звучные имена, а другим… Ведь повезло же рыжему, косому, малорослому мальчишке! Его назвали Муратом… А чем лучше меня Болат, Ербол, Бахыт? Ничем. Вы послушайте только, как эти ребята называют свои имена! С гордостью, отчеканивая каждую буквочку! А есть имена вроде моего. Их слышать неприятно, не то что произносить. Будь это в моей власти, я бы по радио объявил: “Каждый мальчишка, каждая девчонка, недовольные своим именем, могут немедленно выбрать себе другое и называться им, пока не надоест”! Но кто же мне разрешит это? Да, выхода нет. Никто тебя не спрашивал, каким именем ты хочешь называться, когда ты голенький лежал на пеленке перед гостями. Никому нет дела и сейчас, когда ты носить свое имя, как камень на шее. Впрочем, хватит об этом. Мы и так отвлеклись от нашего рассказа. Я мог бы, конечно, придумать себе псевдоним, то есть назваться чужим именем. Никто из посторонних об этом бы не узнал. Но тогда в ауле стали бы считать меня обманщиком и клеветником. Я написал бы, что какой-то Тыныртар или Айман выпил чужой кумыс в юрте пастуха или принес на урок лягушку. Тут бы и началось. Май-канова—это наша классная руководительница—сразу же уличила бы меня: “Только он способен валить свои грехи на других. Все знают, кто выпил чужой кумыс”. А так как я решил никому, ни другу, ни врагу, не давать никаких поводов обвинять меня в том, что я напишу хоть одно неправдивое слово, будем знакомиться. Меня зовут… Кожа. Сами видите, какое “приятное” у меня имя! Я не оправдываюсь и не хочу приукрасить себя, но что было, то было. Назвали меня при рождении Кожабер-геном. Как я превратился в Кожа—этого никто не знает. Не только посторонние люди, но даже мама и бабушка не назовут вам года, месяца и числа, когда потерялся хвост моего имени, звучная концовка — “берген”. С тех пор как я себя помню, все вокруг называют меня только Кожа. У нас в классе два мальчика с таким именем. Старшего сына Суттибая тоже зовут Кожа. Чтобы различить нас, ребята придумали клички. Меня (по цвету кожи) зовут Кара Кожа, а его — Сары Кожа. Сначала я очень злился. Можно подумать, что я самый черный у нас в классе. Почему же никто не зовет Сабыбалдая Кара Сабыбалдаем? Почему мне никогда не приходилось слышать, чтобы кто-нибудь сказал “Кара Мухаш”? Но, поразмыслив, я решил, что ребята правы. Если бы в классе было два Мухаша или Сабыбалдая, то к их именам тоже приклеили бы какие-нибудь клички, может быть даже и “Кара”. А постепенно я привык к словам “Кара Кожа” и откликаюсь на это обращение так, словно “кара” значит не “черный”, а “умный”, “сильный”, “знаменитый1” или еще что-нибудь даже поблагороднее. Зато, если ехидна Жантас говорит, чтобы подразнить меня, не Кара Кожа, а Кара Коже, что значит “черная каша-размазня”, я уж спуску не даю. Фамилия моя Кадыров. Кадыр — это имя моего отца. Он погиб на фронте, когда мне было два года. Итак, я рассказал вам о себе. После знакомства с героем полагается описать его. Я никогда этого не делал, поэтому приходится подглядывать в зеркало… Странное дело. Говорят, что девчонки чем больше на себя смотрят, тем больше себе нравятся. А у меня наоборот… Ну что это за нос? Мама иногда ласково называет меня “мой плосконосый2”. Я не очень понимаю, что это значит. Но других слов для моего носа и вправду не подберешь. В каждую ноздрю влезло бы два пальца, и они торчат прямо вперед, как дула двустволки… Голова у меня гладкая-прегладкая3. Только вчера старик Абукир снял мне волосы бритвой. Что в моей внешности есть—вернее, бывает — необыкновенного, так это волосы. С виду они не особенно примечательны, но, когда дело дойдет до бритья, только держись! Ни у одного мальчишки во всем ауле нет такой щетины. Самая острая бритва словно спотыкается, никак не берет их поначалу. Потом, с трудом приладившись, начинает соскабливать мою щетину. Пока скажут “кончили”, я три раза почти погибну от боли и напряжения, с каким я сжимаю губы, чтобы не заорать. Бреет меня обычно старик Абукир. У него самая острая бритва и самая легкая рука во всем ауле. И каждый раз он восклицает, как будто впервые заметив это: — Ого! Наградит же аллах человека такими густыми и жесткими волосами! Видно, парень с характерцем! Что еще полагается описывать? Что я очень смуглый4, почти черный. Об этом уже говорилось. Пониже левого уха — маленькая родинка. В прошлом году один коренной зуб… Ладно, об этом не стоит говорить: у кого зубы не портятся? Говорят, что я среднего роста. Но бабушка не согласна с этим. — Когда ты вырастешь, будешь высокий, как отец,— уверяет она. Я не знаю, кто прав. Прошлой осенью доктор измерял наш рост в школе. У меня оказалось сто тридцать девять сантиметров. Если бы я был с волосами, то вышло бы все сто сорок. Мне исполнилось двенадцать лет. Я закончил пятый класс. Больше о себе писать нечего. На этом я заканчиваю первую главу и перехожу ко второй. жүктеу/скачать 25,14 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|
1 2