"≈Œ- fl œ≈-≈¬Œƒ¿ œ≈-≈¬Œƒ◊≈- ¿fl ƒ≈fl"≈À‹ÕŒ-"‹ Фефелов А. Ф

92  

“ÂÓрˡ ÔÂр‚Ӊ‡ Ë ÔÂр‚Ӊ˜ÂÒ͇ˇ ‰ÂˇÚÂθÌÓÒÚ¸ 

 

При этом нужно также осознавать, что в конечном счете культура – это форма, нацио-

нальная,  региональная,  этническая,  групповая  форма  существования  более  или  менее  уни-

версального знания и более или менее универсальных функций, обеспечивающих выживае-

мость человеческих сообществ.  

Тем не менее каноническая для культуроориентированного англо-американского перево-

доведения  интерпретация  слогана  возникла  не  на  концептуально-логической,  а  на  идейной 

конкурентной основе. Он был использован в начале 80-х гг. ХХ в. «новым» переводоведени-

ем как аргумент-обвинение против лингвистического и, в меньшей степени, литературовед-

ческого направлений переводоведения (тоже англо-американских), которые якобы пренебре-

гали  культурным  содержанием  переводимых  текстов  и  к  тому  же  не  интересовались 

последующей  судьбой  переводных  текстов,  их  дальнейшим  вхождением  в  принимающую 

культуру  и  местом,  которое  они  там  приобретали  (отсюда  загадочная  значимость  для  него 

как бы переводоведческого  понятия power relationships). «Старое»  лингвистическое  перево-

доведение олицетворял, но не представлял, в этих заочных дебатах Джон Кэтфорд, а в дока-

зательство крайней антикультурной направленности всей концепции приводилось и упорно 

продолжает  приводиться  его  печально  знаменитое  определение  понятия  «перевод»,  отра-

жающее почти всеобщее увлечение лингвистов того времени структурной лингвистикой.  

Напомним  это  определение  по  учебнику  Дж.  Манди (Jeremy Munday): «Catford defines 

translation as “a process of substituting a text in one language for a text in another”. Thus, he con-

siders translation as an operation performed on language, and so builds his definition on the concept 

of equivalence» [Munday, 2008–2010. Р. 61]. 

Понятие  эквивалентности  упомянуто  в  нем  не  случайно.  Оно  есть  краеугольный  камень 

лингвистической  и  большинства  предшествующих  теорий  перевода,  за  исключением,  быть 

может,  только  французского  принципа belles infidèles (= красота  важнее,  чем  верность).  

И именно эквивалентность, которая по случаю провозглашается лингвистической, становит-

ся одним из главных объектов критики со стороны пропонентов теории культуроориентиро-

ванного  перевода.  На  самом  деле,  такая  квалификация  основана  на  недоразумении,  потому 

что  лингвистическая  теория  работает  с  несколькими  видами  и  уровнями  эквивалентности, 

связывая их с базовой оппозицией семантическая vs. смысловая. Да и сам Кэтфорд, как ука-

зывает  Манди,  не  рассматривал  переводческий  процесс  столь  упрощенно,  как  то  можно 

предположить на основании его определения, и связывал достижение переводческой эквива-

лентности (букв. translation equivalence) не только с формально-лингвистическими критерия-

ми,  но  и  коммуникативными  и  функциональными: function, relevance, situation, and culture 

(цит. по: [Munday, 2008–2010. Р. 61]).  

Успех  концепций «нового» культурологического переводоведения  в англоязычной среде 

связан, вероятно, с тем фактом, что перевод и переводоведение в начале 80-х гг., по горько-

ироничному замечанию Питера Ньюмарка, еще не существовал в Англии как серьезная ака-

демическая и научная дисциплина [Newmark, 1988, preface]. Это же следует, кстати, из само-

го названия его книги по вопросам перевода, да из названия книги известного американского 

переводчика и переводоведа Ю. Найды: «Towards a Science of Translating». Что касается пе-

реводоведения  других  стран  (Германия,  Франция,  Чехословакия,  СССР,  Россия),  то,  судя  

по всему, его принципы, практика и понятийный аппарат очень мало известны инициаторам 

«культурного переворота».  

У нас положение более выгодное: история российского и советского теоретического пере-

водоведения  насчитывает  почти 100 лет,  поэтому  нет  никакого,  даже  мифопоэтического, 

смысла, «задрав штаны, бежать за» передовой наукой, точнее, принимать на веру и теорию 

«культурного поворота» в ее нынешнем концептуальном виде, и некоторые фантазийные по-

нятия, детализирующие ее. В советском и российском переводоведении по поводу связи ме-

жду  языком  и  культурой  (обществом)  и  ее  значимостью  для  переводческой  деятельности  

и  процесса  перевода  рефлексировали  всегда,  выражая  свои  позиции  вполне  эксплицитно. 

Еще в 1970 г., т. е. до появления в Англии и США cultural turn, А. Д. Швейцер формулировал 

это понимание абсолютно недвусмысленно: «В конечном счете, перевод – это не только со-

прикосновение языковых систем, но и соприкосновение культур» [1970. С. 43]. Более того, 

существовало и существует не только принципиальное понимание важности этнокультурно-

го компонента текста и культурного контекста в целом, но и переводческий инструментарий, 

‘ÂÙÂÎÓ‚ ¿. ‘. 

¬Á‡ËÏÓÒ‚ˇÁË ÔÂр‚Ӊ‡ Ë ÍÛθÚÛр˚ ‚ Úр‡ÍÚÓ‚Í –. ¡‡ÒÒÌÂÚÚ          93 

 

позволяющий если не переводить, то передавать содержание непереводимого. Да и в англо-

американском переводоведении, называемом лингвистическим или тяготеющим к нему, это 

понимание  тоже  присутствовало,  что  хорошо  видно  по  работам  Ю.  Найды (Eugene Nida), 

Питера Ньюмарка (Peter Newmark), Моны Бейкер (Mona Baker), Шандора Херви (Śandor Her-

vey), Яна Хиггинса (Ian Higgins) [Hervey, Higgins, 2001] и мн. др.  

Смена  целей  англо-американского  переводоведения,  обозначенная  термином  «культур-

ный  переворот»  (Cultural Turn), обосновывается  впервые  в  книге  «Translation, History and 

Culture» [1990]. Как же представлены в нем «старая» и «новая» трактовки взаимоотношений 

между  переводом  и  культурой?  В  этом  анализе  принципиальных  ее  положений  мы  оттолк-

немся от одной из работ Сьюзен Басснетт. 

Старая интерпретация роли перевода во взаимодействии культур резюмирована С. Басс-

нетт,  на  наш  взгляд,  точно: «…translation is undoubtedly vital to the interaction between 

cultures» [Bassnett, 2007. Р. 18]. То, что наряду с понятием культура в данном контексте в со-

ветском  переводоведении  часто  возникало  слово  народ,  не  имеет  существенного  значения, 

поскольку тогда понятие народ толковалось у нас расширительно, было идеологизировано и 

включало  все  социальные  группы.  В  литературоведческих  направлениях  советского  и  рос-

сийского переводоведения всегда лелеялся образ перевода как средства сближения народов. 

А  издания  с  названиями  вроде  «Перевод – средство  взаимного  сближения  народов» (М.: 

Прогресс, 1987) были естественными, привычными и отражали, ко всеобщему удовлетворе-

нию, позицию политического руководства страны. 

Теория  культурного  поворота  претендует  на  радикальную  трансформацию  постановки 

данного вопроса, предлагая поставить это утверждение с «ног на голову» («take this statement 

and stand it on its head»), что на деле означает смену объекта деятельности переводоведения  

и более походит на культурный переворот: «Переводоведение существует не для того, чтобы 

готовить переводчиков, а для того, чтобы изучать [процессы меж]культурного взаимодейст-

вия». (…study translation, not just to train translators, but precisely to study cultural interaction 

[Bassnett, 2007. Р. 19; Bassnett, Lefevere, 1998. Р. 6]. То же предназначение нового переводо-

ведения  раскрывается  немного  конкретнее  в  следующих  словах: «изучать,  что  происходит  

с текстами, когда они оказываются в новом [культурном] контексте, равно как и быстро из-

меняющиеся модели [меж]культурного взаимодействия в современном мире» [Bassnett, 2007. 

Р. 23] (…what happens to texts as they move into new contexts and the rapidly changing patterns  

of cultural interaction in the world we inhabit.).  

Новое  переводоведение  выводит  на  первый  план  тот  несомненный  и,  в  общем-то,  мало 

кем  оспаривавшийся  ранее  факт,  что  переводческий  процесс  (как  и  переводческая  деятель-

ность  в  более  широком  смысле)  представляет  собой  «идеальную  исследовательскую  ситуа-

цию, – называемую в английском буквально, по аналогии с настоящими науками “laboratory 

situation”, – для изучения межкультурного взаимодействия» [Ibid. P. 19]. 

Единственная новизна в цитируемом материале состоит в предложении переводоведению 

заняться также и тем, чем уже занимаются  зарубежное (сравнительное) литературоведение, 

культурология, политология и ряд других общественных наук каждая в рамках «своей ком-

петенции» и своих методов – моделями (меж)культурного взаимодействия. Основания к то-

му есть, и только первое из нижеперечисленных далее заимствовано из «старого» переводо-

ведения, два других для него не столь привычны.  

1.  Сопоставительное  исследование  исходного  текста  (ИТ)  и  переводного  (ПТ)  помогает 

вскрыть  «стратегии»  передачи  содержания,  задействованные  переводчиком («…shows the 

strategies employed by translators at certain moments»). 

2. Оно позволяет понять, каков статус ИТ и ПТ в соответствующих литературных систе-

мах, одинаков он или нет.  

3. Оно также дает значимую информацию о взаимоотношениях между теми (более широ-

кими)  культурными  системами,  к  которым  принадлежат  ИТ  и  ПТ («in which those texts are 

embedded») [Ibid.].  

Определение и описание статуса ИТ и ПТ в исходной и принимающей литературных сис-

темах (п. 2) – это объектная и предметная деятельность, которой занималось и должно зани-

маться  литературоведение,  поскольку  статусные («престижные»,  знаковые)  тексты  ассо- 

94  

“ÂÓрˡ ÔÂр‚Ӊ‡ Ë ÔÂр‚Ӊ˜ÂÒ͇ˇ ‰ÂˇÚÂθÌÓÒÚ¸ 

 

циируются  именно  с  художественной  литературой,  а  не  с  инструкциями  по  применению 

электробытовых приборов или лекарственных средств.  

Переводоведение само по себе этот статус не описывает и вряд ли будет описывать, хотя 

и  чрезвычайно  заинтересовано  в  понимании  значимости  текста  для  исходной  и  принимаю-

щей культуры и во владении такой информацией. Но она должна быть если не истинной, то, 

по  крайней  мере,  достоверной,  что  методами  переводческого  сопоставительного  анализа  

установить невозможно. Кто те второсортные и третьесортные писатели и авторы, существо-

вание  которых  признается  в  каждой  национальной  литературе  и  о  которых  упоминает,  на-

пример, Карин Хьюит применительно к британской, связывая их с «rubbish – third-rate detec-

tive stories and outdated romances» [Hewitt, 1997. Р. 99]? Как они связаны со своей культурой? 

Художественное произведение не пейджер, оно написано пером. Что значит здесь outdated? 

Как связано с культурой деление жанров на высокие и низкие? Почему 66 сонет Шекспира 

переведен  на  русский  язык  уже  более 60 раз? 

4

  Само  переводоведение  (т. е.  сопоставитель-

ный  анализ  всех  этих  переводов)  на  этот  вопрос  не  ответит,  требуется  внешний  

по отношению к этому профессиональному сообществу объективный аналитик. Переводове-

ды  могут  только  сказать,  что  никаких  особых  непреодолимых  лингвостилистических  или 

формальных проблем в тексте 66-го сонета нет и что причина такой анормальной «популяр-

ности» кроется в чем-то ином. 

Пункт 3 новой повестки деятельности переводоведения предполагает рассмотрение обще-

культурных вопросов, вообще не относящихся к компетенции переводчиков. Это задача либо 

для «бахтиных», т. е. литературоведов марксистского толка (и тогда она будет решаться ком-

петентно), либо для подражателей А. Тайтлеру (A. Tytler), и в этом случае неизбежен регресс 

к спекуляциям морально-этического содержания.  

По мысли С. Басснетт, коррекция целей и формулировок отражала уже существующую на 

тот момент тенденцию к более полному учету в переводческом анализе «внетекстовых фак-

торов» (extra-textual factors), что,  в  свою  очередь,  было  реакцией  на  якобы  доминирование 

формалистических  подходов  в  переводческой  практике  и  теоретическом  переводоведении. 

Соответственно сменился и интерпретационный контекст любого текста, подлежащего пере-

воду. Он стал теперь включать в себя широкие исторические и некие конвенциональные ас-

пекты прочтения переводчиком ИТ 

5

 (broader issues of context, history and convention), тогда 

как до того, по утверждению С. Басснетт, в центре внимания находилось всего лишь понятие 

«верность  перевода» (meaning of faithfulness in translation), равно  как  и  его  аналог  «эквива-

лентность»,  предполагающие  связь  скорее  с  микроконтекстом  и  дебатировавшиеся  именно  

в узком контексте.  

В соответствии с утверждениями С. Басснетт, в 80-х гг. ХХ в. в переводоведении (напом-

ним,  англо-американском),  которое  стало  оформляться  в  самостоятельную  дисциплину,  на-

метился отход от методологий на базе лингвистического и / или литературоведческого пере-

водческого  анализа  текста  в  пользу  инструментария,  предлагаемого  другой  научной 

дисциплиной – историей культуры и культурологией (cultural history and cultural studies).  

С. Басснетт идет еще дальше и считает, что был переосмыслен сам объект исследования 

(object of study has been redefined): исследованию (отныне) подлежит текст, встроенный или 

являющийся  элементом  сразу  двух  «сетей  культурных  знаков»:  исходной  и  принимающей 

(культуры) (what is studied is text embedded within its network of both source and target cultural 

signs) [Bassnett, 2007. Р. 13; Translation…, 1990. Р. 11–12]. Заметим, что выражение (network 

of cultural signs) требует прояснения, поскольку понятийно оно сближается с термином grid 

(решетка, сетка) этой же школы, будь то текстовая или концептуальная.  

Вот постулаты новой культуроориентированной дисциплины, защищаемые инициаторами 

«культурного  поворота»  в  переводоведении,  более  указывающие  на  желание  произвести 

полное размежевание со «старым», лингвистическим: 

 

перевод – это  всегда  операция  (нового) «переписывания»  оригинала (a rewriting  

of an original);  

                                                            

4

 См.: Ютвалина Е. С. Вариативность образов в переводах 66 сонета У. Шекспира на русский язык: Диплом-

ная работа / Факультет иностранных языков Новосиб. гос. ун-та. Новосибирск, 2005. 

5

 Еще одно далеко не новое понятие. О конвенциональных нормах перевода много писал В. Н. Комиссаров. 

‘ÂÙÂÎÓ‚ ¿. ‘. 

¬Á‡ËÏÓÒ‚ˇÁË ÔÂр‚Ӊ‡ Ë ÍÛθÚÛр˚ ‚ Úр‡ÍÚÓ‚Í –. ¡‡ÒÒÌÂÚÚ          95 

 

 

перевод играл и играет главную роль в формировании систем художественной литера-

туры 

6

 (shaping literary systems);  

 

перевод – это  культурно-историческая  деятельность,  в  которой  превалируют  диахро-

нические, а не синхронические векторы развития (does not take place on a horizontal axis);  

 

переводчик,  будучи  посредником  между  культурами,  вовлечен  в  сложный  процесс 

«раздела» сфер их влияния (in complex power negotiations). 

Если в 90-х гг. число сторонников переориентации на культурное содержание текста было 

незначительным, то теперь на этих постулатах работают, говорит С. Басснетт, такие исследо-

ватели, как Майкл Кронин (Michael Cronin), Эдвин Генцлер (Edwin Gentzler), Лорна Хардвик 

(Lorna Hardwick), Тео  Херманс (Theo Hermans), Теясуини  Ниранъяна (Tejaswini Niranjana), 

Дуглас Робинсон (Douglas Robinson), Шерри Саймон (Sherry Simon), Хариш Триведи (Harish 

Trivedi), Эльза Виэйра (Elsa Vieira), Лоуренс Вентуи (Lawrence Venuti) и мн. др.  

Актуальность и привлекательность их работ состоит, по мнению Басснетт, в том, что они 

ставят «широкие» вопросы, касающиеся идеологии, этики и культуры, среди которых фигу-

рирует и переосмысление роли перевода в  истории  языков  и литератур  различных народов  

и стран, сопровождающееся парадоксальными заявлениями и претензиями.  

Такое переосмысление носит просто революционный характер. Оказывается, что именно 

перевод, если верить Полю (Pohl), создал научную мысль Европы: «Наша [западная] история 

идей есть ничто иное, как история перевода, достаточно упомянуть перевод Библии, грече-

ских  и  римских  философов,  эпосы,  которые  заложили  основу  западной  культуры» (цит.  

по: [Галеева, 2006. С. 25]).  

Что-то подсказывает нам, что данное утверждение никак не согласуется по сути с самой 

(т. е. не переводоведческой) историей общественных наук, что оно снова есть некая фигура 

речи  вроде  гиперболы,  льстиво  и  провокативно  рисующая  когнитивную  роль  переводчика  

в процессах создания и развития научного знания. Параллельность перевода этому процессу, 

его сопутствующий характер в расчет не принимаются, роль общественных институтов све-

дена  к  нулю,  т. е.  имеет  место,  как  говорят  теперь  переводоведы  культурного  поворота,  та 

самая  рефракция,  возникающая  при  трансференции (= переносе)  культурного  феномена  

или текста из одного времени / пространства в другое. Выполнение перевода и дальнейшее 

его толкование, осмысление его содержания, занимающее,  как правило, громадные отрезки 

времени, не различаются. В этом как бы очевидном и, для рядового переводчика, бесспорно 

лестном положении, возвышающем его веками вербально унижаемый virtual power status, все 

приблизительно  и  наполнено  высокой  облагораживающей  мифологией  (ср.  старые  пейора-

тивные образы в книге  Фрица Гюттингера [Güttinger, 1963] и их переложение в «Разговоре 

цитат» [1970]).  

История перевода свидетельствует, что сама фигура профессионального переводчика, как 

и  профессиональная переводческая  деятельность  возникли, по  историческим  меркам, очень 

поздно, не  ранее  середины XIX в. До того они выполнялись  под  покровительством  какого-

нибудь королевского двора (или церкви) лицами, которые совмещали в своей деятельности 

массу функций и были одновременно «писателями / поэтами / мыслителями / учеными / эн-

циклопедистами» (см., в частности, более объективное описание роли и места переводчиков 

в «Translators through history» [1995]). И отсюда вывод: редуцировать историю идей к исто-

рии перевода – значит предельно упрощать и огрублять их реальное развитие. А вызывается 

это  желание  новомодными  и  призывами  того  же  постмодернистского  культурологического 

переводоведения  отказаться  от  принципа  предметно-технологической  нейтральности  пере-

водчика, от его «прозрачности» (invisibility) в пользу противоположного – «непрозрачности» 

(visibility), т. е. активной интерпретации содержания переводимого текста и сознательного 

переписывания переводимого текста (rewriting). Иначе говоря, в новом переводоведении re-

writing не является соответствием взгляду на перевод как на процесс перевыражения содер-

жания ИТ, отстаиваемому, например, в работах В. С. Виноградова [2001]. В идеологии куль-

турного  поворота rewriting противопоставляется writing, переводчик  же  получает 

перформативно возвышающий его статус rewriter, а не translator [Munday, 2008–2010. P. 125–

                                                            

6

 Это, пожалуй, не заимствование из французского, хотя заметим, что примерно до XVIII в. переводчики, сти-

хийные переводоведы и писатели Франции были свято убеждены в этом.  

96  

“ÂÓрˡ ÔÂр‚Ӊ‡ Ë ÔÂр‚Ӊ˜ÂÒ͇ˇ ‰ÂˇÚÂθÌÓÒÚ¸ 

 

128]. Он «тоже писатель», а не некий нейтральный и прозрачный посредник между настоя-

щим писателем и читателем. Такое, заметим, бывало, по иронии судьбы, только в Советском 

Союзе,  когда  хороший  переводчик  мог  стать  членом  Союза  писателей,  что  расценивалось 

коллегами как высокая честь. Переводчик наделяется ныне  правом переписывать  текст, со-

гласуя его исходное содержание с идеологическими установками своего времени и / или сво-

ей референтной субкультуры. Культура, культурная среда используются, таким образом, как 

теоретическое обоснование для вторжения в содержание текста и придания ему таких содер-

жательных акцентов, которые ни семантикой текста, ни семантикой отдельных слов не пред-

полагаются. Зато такое rewriting очень опасно сближается с орвелловским, продемонстриро-

ванным в его «утопии» «1984» 

7

. 

Какие выводы можно предложить в качестве завершения столь беглого анализа? 

Обвинения  лингвистической  теории  перевода  в  игнорировании  культурной  информации 

текста основаны на ложных посылках.  

Понятие  лингвистическая  эквивалентность,  принятое  переводчиками-культурологами, 

недопустимым образом искажает трактовки переводческой эквивалентности в лингвистиче-

ской теории перевода. 

Тип теории, развиваемой в рамках англо-американского «культурного поворота», чрезвы-

чайно близок к стандартному литературоведческому переводоведению и в очередной раз ре-

дуцирует  область  перевода  как  такового  к  художественному  и  поэтическому  переводу.  

Вне этой области его революционные идеи и установки становятся карикатурными. 

Идеологизация переводческой деятельности в теории cultural turn и акцент на переводчи-

ке-соавторе есть также производные от общественного статуса художественного и поэтиче-

ского перевода.  

Понятие  «процесс  перевода»  и  все,  что  с  ним  связано,  уходит  в  тень,  а  на  первый  план 

выходит переводческая деятельность переводчиков-соавторов как активных агентов процес-

са  межкультурной  коммуникации,  главной  целью  которых  становится  воздействие  на  меж-

культурную систему power relationships. 

 

жүктеу/скачать 299,54 Kb.

Достарыңызбен бөлісу: