1 iутыж борис поэт, писатель, драматург 2 3

224
расставляет фотографии бывших мужей Хафоты и исчезает. Под музы-
ку появляется Хафота и напевает:
Черная моя гармошка 
Душу выворачивает.
Что ж за парень для меня
Станет солнцем и луной.
Перевод подстрочный
Хафота  ждет  мужчину  по  имени  Хажбарон,  которого  не  знает. 
Его нашла для нее подруга Хаужан. Хафота гадает: кто же он? В таких 
случаях ожидания ей помогает гармошка и песни. И сейчас она напе-
вает  куплеты,  напоминающие  слова  известной  народной  лирической 
песни «ЩIалэр щIалэ къуапцIэу пIэрэ, уей» («Парень смуглый, может 
быть»). Автор обогатил эту песню новым сатирическим содержанием. 
Хафота жалуется, что среди многих мужчин, за которыми она была за-
мужем, нет ни одного без каких-либо дефектов. Она и сама знает, что 
всех хороших мужчин разобрали и держат в плену дома. 
Сцена встречи Хажбарона, пришедшего сватать Хафоту, их поси-
делка выписана драматургом с большим мастерством. Эти два образа 
неудачников в любви и семейной жизни получили прекрасную инсце-
нировку  на  сцене.  Великолепная  игра  актеров  кабардинского  театра. 
Образный язык персонажей, отражающий национальные особенности 
художественного мышления адыгов, острые реплики, психологически 
выверенные  жесты  и  движения  артистов,  остроумные  тексты  песен, 
звучные  и  необычные  имена  и  фамилии  персонажей  способствовали 
успеху пьесы и спектакля. Фрагменты пьесы часто повторяются и на 
телевидении. Это тот случай, когда сила искусства заставляет зрителя 
полюбить отрицательных по своей сути героев. Как и во многих про-
изведениях Б. Утижева, и в данном представлении удачно подобраны 
имена  и  фамилии  персонажей.  Хажбарон  –  имя  необычное,  но  отча-
сти оно в известной степени раскрывает характер героя, как, впрочем, 
и  имя  Хафота.  Хотя  диалог  между  Хажбароном  и  Хафотой  построе-
ны в прозаической форме, но она не лишена элементов стихотворной 
организации.  Например,  фамилии  и  имена  содержат  повторы  звуков: 
НапщIэуфэ Хьэфотэ, Джатэпэрыжэ Таужан (сводница) и др.
Образы Хафоты и Хажбарона индивидуализированы не только че-
рез портретную и речевую характеристику. Они выписаны психологи-
чески тонко и убедительно. Национальную самобытность этим персо-
нажам придают фразеология речи главных героев и удачные реплики. 

225
Свою  роль  играет  и  застолье.  Свою  тягу  к  зеленому  змию  Хажбарон 
как бы «заворачивает» в обертку традиций народа. Удачны его тосты. 
Особый  колорит  придают  сцене  шутки  Хафоты,  она  называет  прико-
лы русским словом «Шутка», произнося его с кабардинским акцентом. 
Свои желания она высказывает в форме просторечных шуток.
Разговор двух одиноких людей, имевших большой опыт создания 
семей, опыт негативный, выглядит комично. Каждый из них жалуется 
на  своих  бывших  суженых.  У  Хафоты  на  столе  фотографии  бывших 
неудачных  мужей,  Хажбарон  «без  вещественных  доказательств»  рас-
сказывает  о  бывших  женах,  рассказывает  откровенно.  Смех  Хафоты 
вызвал подробности об одной из семи бывших жен Хажбарона. Хажба-
рон говорит: «Ее звали «Чрасивая» (красивая), последняя из моих жен, 
она добила меня. Я – слово, она – сто, я ударю по столу, она мне в лоб. 
Если прежних я останавливал кулаком, то после ее удара я оказывался 
под кроватью» [63, с. 183]. 
Хафота удивилась, как мужчина оказался в таком положении, на 
что опять услышала смешной ответ: «Во-первых, я был мужчина, еле 
выживший  от  семи  жен,  а  она  ни  разу  не  была  замужем,  откормлен-
ная  девица,  имевшая  первый  разряд  по  дзюдо»  [Там  же].  Он  сетует: 
уже нет женщин, что были раньше, если дело пойдет так, то мужчин 
занесут  в  Красную  книгу.  Хафота  не  хотела  бы  жить,  если  исчезнут 
мужчины,  а  Хажбарон  благодарит  «Аллаха  за  то,  что  встретил  ее». 
Объяснение  произошло.  Она  поет  лирическую  песню  о  том,  как  она 
любит мужчин-угодников, потом предлагает танцевать. Хафота играет 
на гармошке, он танцует, потом солирует и падает на пол от усталости. 
Она кокетливо ставит ногу на него и объявляет, что ей нравится акком-
панировать танцующему мужчине. Свидание заканчивается шуточным 
мусульманским бракосочетанием, в котором они играют роли эфендия 
и свидетелей.
Б. Утижев нашел еще один сюжетный ход. Вслед за Хажбароном 
спустя некоторое время Хафота исповедуется перед ним, рассказывая 
о своих бывших мужьях. Нескольких из них она упрятала за решетку. 
Имя  одного  из  «жертв»  Хафота  запамятовала,  поэтому  ушла  посмо-
треть  на  свои  списки.  В  этот  миг  Хажбарон  понял,  что  вместо  жены 
он ищет большую проблему. Ведь он уже сходился с ней под именем 
Жоры.  Хажбарон  вспомнил  и  про  украденный  им  тогда  бельгийский 
ковер.  Сюжет  резко меняется.  Хажбарон  тихо  исчезает,  а  Хафота  по-
является  со  словами: «Да,  это был  Жора,  пропади он пропадом.  Вор, 

226
утащил мой ковер». Наступает развязка – исчез собеседник. «Да, – за-
ключает речь Хафота,  –  исчезает порода мужчин. Возьму аркан, под-
ловлю кого-нибудь» [63, с. 187]. Разглядывает зрителей, но и там нет 
для нее ничего. Она решает пойти в квартал «Развлекаловка».
Ажегафа подводит итоги пяти действий, шутит, что адыги всегда 
рады гостям, а «мы взяли плату за билеты». Выходят на сцену все пер-
сонажи, они приглашают их на следующую комедию. 
Следующая комедия Б. Утижева «Идем вприпрыжку» («ДыкIуэм 
дылъэурэ») тоже построена как солянка из шести самостятельных сю-
жетов. Каждое действие имеет свое отдельное название и  свою  тему. 
Сквозным персонажем, связывающим все действия, является Ажегафа, 
выступающий в роли ведущего.
Действующие  лица:  Жемуга  –  спекулянтка,  Карапет  –  капитан 
милиции, врач, парень, девушка. Хашао – пенсионер, Жанзилат «бо-
рец за мораль», хотя сама аморальна, ее муж Хамзет, супруги Дота и 
Хуриет, Ануса, «носящая на теле незаработанный жир», ее муж Маха-
мет, их избалованные дочь и сын и другие комедийные персонажи.
В этой комедии драматург берет на себя часть работы режиссера 
и  художника  для  постановки  спектакля  (у  автора  это  встречается  не-
редко): персонажи наделены в ремарках обстоятельными описаниями 
и характеристиками, текст пьесы перемежается множеством подсказок 
режиссеру и актерам, обстановка подробно описана и даже нарисована 
самим  драматургом.  Открывается  суперзанавеска.  Исполняют  песню 
«Несчастными мы родились в злое время» на мотив старинной адыг-
ской  песни  феодального  периода,  но  авторский  текст  отражает  тра-
гедию  ломки  Советского  Союза.  Ведущий  Ажегафа  осматривает  зал: 
«Ты смотри, если выпили и пришли в театр в таком количестве, то я вас 
не отпущу до ста лет!» Приглашает он и артистов, изможденных про-
блемами наступивших перемен в жизни страны. Один из них, глядя в 
зал, говорит: «Какой толк, что пришли, вот сидят, а за ними уже ничего 
нет». Второй артист возражает, что есть и такие, у которых оказались 
ценности  и  богатства.  Задаются  риторические  вопросы  к  зрителям: 
что-нибудь  сможете  заплатить,  а  Ажегафа  предлагает:  если  хотите, 
станцуем, можем спеть, а хотите трагедию покажем (актеры деклами-
руют фрагменты). В конце концов, Ажегафа достает из хурджина ко-
медию,  предварительно  спев  несколько  куплетов,  подготавливающих 
зрителей.  Начинается  действие  первое:  «Проделки  Жемуги».  Место 
действия – базар. Время, когда еще шли гонения на спекулянтов, таких, 

227
как  Жемуга Узижагова. Слышен  свисток  милиционера.  Жемуга раду-
ется, расставляет товар, осматривает людей, их уйма, можно дурить и 
дурить.  Неожиданно  появляется  милиционер  Карапет  и  задерживает 
убегающую Жемугу.
Весьма  примечателен  диалог  между  Карапетом  и  спекулянткой 
Жемугой на участке. Ее товар разбросан по полу, на столе, а Карапет 
ведет допрос, а Жемуга смеется без остановки, не отвечая ни на один 
вопрос.  Карапет  вызывает  врача,  чтобы  установить  дееспособность 
арестованной. Однако спекулянтка берет инициативу в свои руки. Сво-
ими  вопросами  Жемуга  доводит  врача  до  галлюцинаций,  после  чего 
«на  чистую  воду»  выводит  и  милиционера.  Она  заявляет,  что  в  доме 
тещи  капитана  заложена  бомба.  «Бомбой»  оказался  тюк  материи,  ко-
торым нелегально торгует теща блюстителя порядка. Торгует также ее 
сестра, а брат «завязан» на наркотиках. Милиционер в ужасе, и теперь 
условия  диктует  спекулянтка.  Она  заставляет  собственноручно  уло-
жить вещи Жемуги и больше не связываться с ней. Капитан оказался в 
комической ситуации просителя вместо грозного милиционера.
Следующее  действие  «Ты  меня  не  видел,  я  тебя  не  видел»  кро-
ме  Ажегафы  тоже  состоит  из  диалога двух  персонажей,  не имеющих 
имен. Их автор назвал «Девушка» и «Парень». Из краткой характери-
стики мы узнаем, что оба они упустили время создания семьи.
Ажегафа  предлагает  отгадать,  что  слаще  всего  в  жизни,  слаще 
конфет, изюма, меда. Сам же отвечает: Любовь! Эта вечная тема жизни 
и искусства. Любовь лишает сна, заставляет петь, писать стихи. После 
дифирамбов о любви ведущий объявляет, что зрители увидят, как к не-
которым  она  приходит  и  как  уходит.  Диалог  начинает  Парень:  «Свет 
моих очей, часть души, без тебя я не могу жить. Моя голубка белоно-
гая, если хочешь, чтобы я немного пожил на этом свете, то выходи за 
меня замуж»  [63, с. 203]. Девушка соглашается, но явно хочет что-то 
возразить.  Однако  парень  обезоруживает  ее  комплиментами  и  пере-
ходит  к  обещаниям.  Первое  предложение  –  свадебное  путешествие. 
Молодой  человек  говорит:  «Чем  мы  хуже  других,  и  деньги  есть.  По-
ездим  месяц,  мир  увидим».  На  что  девушка  дает  согласие.  Потом  он 
рассуждает:  месяц  слишком  долго,  да  и  можно  сэкономить  деньги  и 
их  потратить  на  обстановку,  не  лучше  ли  посвятить  свадебному  пу-
тешествию  одну  неделю.  Опять  девушка  соглашается.  Удобряя  свои 
рассуждения комплиментами, жених «сокращает» свои обещания. Все 
можно  увидеть  по  телевизору,  зачем  далеко  ездить,  может,  посетить 

228
Приэльбрусье,  Голубые  озера,  Чегемские  водопады.  Невеста  посто-
янно  отвечает  на  все  обещания:  «ну  хорошо,  если  ты  так  считаешь». 
Поступательно  понижается  статус  обещаемого:  от  шикарной  свадьбы 
и свадебного путешествия до маленькой вечеринки и просмотра теле-
программы, от роскошных нарядов и дорогих украшений до обычной 
бытовой одежды и бижутерии. Так отвергаются и дом, и квартира, и… 
даже бракосочетание. Зачем тратиться на мусульманский и официаль-
ный браки? Ведь можно любить друг друга и без брака. Коту под хвост 
и обещание купить платья, даже отрез из ситца. Жених довел все обе-
щания  до  нуля,  находя  аргументированные  причины  своих  перемен. 
И наконец  делает ей предложение, девушка соглашается.  Звучит тор-
жественно «Шукур-урра!». Драматург находит оригинальное выраже-
ние, состоящее из двух несовместимых в речи адыгов основ «Шукур» 
(благодарность Аллаху) и «Ура» – клич, с которым идут в бой. Звучит 
музыка. Девушка радуется, что наконец выйдет замуж. Как будут пере-
живать  все  засидевшиеся  знакомые  девицы.  Дождалась  я  своего  сча-
стья, уступая дорогу всем трем  младшим сестрам.  «Но счастливы ли 
они, – задает вопрос невеста, – Всевышний наказал их за меня. Что у 
них за мужья! Один – инженер, и в доме пресный запах. Другой поэт: 
и в голове, и в кошельке дует ветер; а у третьей муж кандидат наук, и 
у него в кармане только летний мусор на складках. У меня, слава богу, 
муж будет без образования» [63, с. 207].
В  свою  очередь,  сюжет  сцены  меняется  кардинально.  Девушка, 
покорно выслушав своего «доброго» жениха, предлагает свои услуги: 
«Милый, скажи, что ты хочешь, только скажи». Парень стесняется, он 
же мужчина, неудобно что-то просить, но чтобы ее не обидеть…
Невеста начинает перечислять свое приданое: от отца Волга, ко-
торая вот уже пятнадцать лет стоит в гараже, от матери двухэтажный 
обставленный дом, от брата дача и «Жигули» и деньги на сберкнижке. 
Жених сетует, как он может принять эти дары, он же мужчина с усами, 
но… если ей так этого хочется, он просто не может не согласиться.
Вдруг  невеста  резко  меняет  ход  суждений:  «Да,  действительно, 
зачем нам добро других людей. Мой брат родной, но его жена чужая, 
потом будет вечно напоминать. Правда, милый, чтобы мои косы впле-
лись  в  твои  усы?  (Он  соглашается).  Зачем  «Волга»  от  отца?  Сколько 
несчастий от машин? (Он согласен очень аккуратно ездить, но она не 
хочет рисковать своим возлюбленным)». Она благодарит его за пони-
мание, но, внимательно осмотрев его, замечает, что у него нос не очень 
современный, его надо укоротить.

229
Жених удивлен, как можно вмешиваться в то, что создал Всевыш-
ний. Невеста же считает,  что надо  украсить то, что дано богом. Если 
бы не парфюмерия, было бы столько красивых девушек. Она предла-
гает  убрать  также  усы,  ибо  они  мешают  прохожим,  да  и  носить  тем, 
кто может быть таким, как нарт Сосруко, Бадиноко или, наконец, хотя 
бы (рассматривает  зал) как тот парень.  «Надо  быть готовым сесть на 
«Шагди» и принести голову, если пошлют за шапкой» [63, с. 210]. Па-
рень считает, что таких мужчин уже нет, кто ездит на лошади, где кин-
жалы, бурки, на что девушка бросает реплику: «А мужество где, если 
не  сумеешь  защитить женщину, зачем  тогда  носить  усы?»  Дискуссия 
заканчивается  тем,  что  они  пришли  к  выводу  –  лучше  не  связывать 
свою судьбу «ты меня не видел, я тебя не видел».
Ажегафа продолжает «сыпать» остроты в зрительный зал, изобли-
чая пороки современности в стихах, переходя и к политике. Затем, как 
стало правилом, достает записку для продолжения следующего действа 
под  названием  «Нэмыс  нет  –  насып  джокъу»  (букв.  «Без  воспитания 
нет счастья»). Слово «нэмыс» – это свод моральных норм поведения, 
в  котором  превалирует  воспитанность  и  скромность.  Есть  у  адыгов 
изречение  «Там,  где  нету  нэмыс,  там  нет  счастья».  Автор  во  втором 
словосочетании ввел балкарское слово «джокъу», а в первом русское – 
«нет», что придает общему названию действия игривый характер.
Главная  идея  в  этом  представлении  –  это  лицемерие  женщины 
Жанзилат, претендующей на эталонное обладание этим высоким свой-
ством  благовоспитанности.  Она  сама  же  своим  жизненным  опытом 
опровергает  свое  самомнение.  Как  говорят  русские,  «в  тихом  болоте 
черти водятся». Действие строится на диалоге Жанзилат и пенсионера 
Хашао, которого «жалко не запрягать в работу», настолько он сохранил 
свое здоровье.
События происходят опять в «Гошемидихабле», излюбленном ме-
сте автора. Хашао сидит на скамейке возле дома, читает газету, глазами 
ищет с кем бы поговорить. Очень кстати подходит старая знакомая Жан-
зилат, которая на уздечке ведет своего мужа Хамзета. После приветствий 
и формальностей Жанзилат снимает уздечку с мужа-подкаблучника и 
посылает  его  за  конфетами.  (Уздечка  –  элемент  гротесковый,  но  эта 
деталь сразу же дает  полную  характеристику взаимоотношений в се-
мье  и,  конечно,  вызывает  смех  у  зрителей).  Жанзилат  не  в  духе,  она 
ругает всех – молодежь, отношения людей, телевидение, водку. Ее речь 
полна антитез: «посмотрит влево – любовь, вправо – свадьба, привод – 

230
развод,  сегодня едят ягненка, завтра собачьи разборки и т.д.».  Хашао 
вставляет, что нет любви, единственной любви, а Жанзилат не соглас-
на: любовь не может быть одной. Любовь есть в огороде, за домом, а у 
реки столько любви, что «дым гуляет» по всему ущелью. А телевиде-
ние? Здесь оба единодушны, уже невозможно смотреть телевизор. Куда 
смотрит милиция? Оказывается, и милиция стала «жертвой» многооб-
разия  любви.  Жанзилат  признается,  что  много  раз  влюблялась,  но  не 
признавалась. Хашао заинтригован, он просит рассказать подробнее о 
любовных  историях  Жанзилат.  Та  кокетничает,  но  уступает  постоян-
ным  просьбам  и  начинает  свою  исповедь.  Она  влюблялась  почти  во 
всех руководителей. Это и председатель Хажикун (первая любовь, ког-
да  ей  было  10  лет),  бухгалтер  Хьэдидас,  агроном  Арамис,  зоотехник 
Хьэмзес, бригадир Чэлбас. История любви Жанзилат к каждому полна 
драматизма.  Она  никому  из  них  не  призналась,  ибо  она  «скромная  и 
воспитанная», но ей «нэмыс» не помешал делать им пакости. Хьэдидас 
и его возлюбленную она поссорила и развела, подменив содержание их 
писем (она была тогда посредником), «свинью подложила» и главному 
агроному Арамису, который случайно получил письмо любовника к ее 
возлюбленной. Не находят покоя и в постоянной ссоре живут Хьэмзес 
со  своей  супругой  из-за  проделок  Жанзилат.  Отомстила  она  «за  лю-
бовь» тем, что тайно подожгла большую времянку, и сгорели все под-
собные помещения.
Все эти действия и поступки «героини» сопровождаются занима-
тельными характеристиками других персонажей. Их имена и фамилии 
необычны:  Хажипут  (Хажи+пут)  бухгалтер  Хьэдидас  от  слова  «Ади-
дас», зоотехник Хьэмзес ассоциируется с именем Рамзес.
Вызывает смех роль Хамзета и его супруги Жанзилат. Автор бо-
лее  подробно  описал  историю  их  встречи,  рассказанную  устами  са-
мой  Жанзилат. Рассказ  идет  под  аккомпанимент  гармошки Хафоты и 
в  форме  частушек.  Объяснение  включает  смеховую  характеристику 
друг друга, насмешки и т.д. Настойчивость Хамзета, имевшего опыт в 
уговаривании женщин (дважды был женат) вознаградилась согласием 
Жанзилат. После этого Хамзет, по признанию самой Жанзилат, вот уже 
много лет не имеет права сделать хоть один шаг без ее разрешения. Она 
счастлива, ибо воспитана «намысом».
Вслед  уходящей  паре  Хашао  смеется  и  произносит:  «Эх,  моло-
дежь,  молодежь!  Было  ли  время,  когда  тебя  не  ругали?  Разве  можно 
верить таким, как Жанзилат» [63, с. 222]. Напрашивается вопрос клас-
сика: «А судьи кто?»

231
Действие  заканчивается  антрактом.  Ажегафа  объясняет  выгоды 
антракта, который дает возможность сходить в буфет, посудачить о ре-
жиссере, авторе, артистах. Короткие разговоры о политике и пр. Веду-
щий  в  очередной  раз  достает  из  хурджина  записку  и  читает  тему  для 
следующей сцены комедии: «Дотэ». Действие происходит в благоустро-
енной квартире шофера Доты и его супруги Хурирет, о которых говорят 
«нэф къэплъэжа – слепцы, у которых глаза открылись» (соответствует 
русскому  выражению  «из  грязи  в  князи»).  Имя  «Дотэ»  несет  опреде-
ленный смысл, это не имя, а определение, эпитет, означающий глубокое 
уважение. Иногда его присоединяют к имени самого Аллаха – «Алыхь 
дотэ».  Действительно,  Хурирет  относится  к  своему  мужу  с  благого-
вением. Она моет  ему ноги,  надевает  носки, когда  тот  читает газеты. 
Хурирет ругает современных женщин, забывающих этот обычай мыть 
ноги своих мужей-господ.
Кроме  того,  она  прекрасно  знает,  что  Дотэ  –  шофер,  он  возит 
какого-то высокопоставленного начальника, которого автор представ-
ляет «Ардыдэр» («Он самый»), что дает большие возможности для без-
бедной  жизни  его  семьи.  В  представлении  особых  событий  нет.  Все 
явления завязаны телефонной трубкой. Большую часть разговора ведет 
Хурирет. Ей звонит некая Хаужан из селения, которая давно не звони-
ла. На вопрос, как дела в семье Хурирет, отвечает: «КIапIитальнэ, а Дотэ 
постоянно  занят: сэвишанэ,  зэсиданэ,  собранэ (каверкает русские  слова, 
которые  употребляются  без  необходимости)»  [63,  с.  227].  Она  хвалит 
мужа, как его хвалит шеф и т.д. Когда Хаужан стала просить, чтобы им 
помогли пробрести машину (пьеса написана тогда, когда купить новую 
легковую машину было большой проблемой), то Хурирет меняет тон. 
Она напоминает, что все звонят тогда, когда что-то надо. Она напоми-
нает, что на свадьбе у Хаужан Доту посадили за стол не в ту компанию, 
какую он заслуживал. А теперь пусть вам поможет зять-замухрышка. 
В конце разговора напоминает: это дело потребует определенных рас-
ходов, поэтому надо приехать и обсудить.
Образ  Хурирет  –  несомненная  удача  автора.  Это  тип  людей,  ото-
рвавшихся от родной почвы, от села, от своего класса, потерявших на-
циональное самосознание, обменявших все это на зыбкое материальное 
благополучие,  которое  держится  на  муже,  поэтому  Хурирет  пытается 
установить культ Доты в семье, среди знакомых, родственников. Детям 
она внушает: «Стыдно плохо учиться, имея такого отца». Хурирет дома 
с детьми разговаривает на ломаном кабардинском языке, изобилующим 

232
русскими словами: «Iубирити магнитофон и чытайте заданэ», «Хватит, 
я  скIэзал»,  «Бистрэ  бежм,  тIу»  и  т.д.  Дети  тоже  в  этой  семье  лише-
ны традиционных имен, их зовут «Наталэ» и «Виталэ». Они далеко не 
лучшие ученики в классе. Девочка получает по физике тройки, а мать 
бегает к учительнице, к директору. Не помогает. Хурирет просит мужа 
пойти в школу, пусть знают, кто за ними стоит, тогда они «начнут но-
сить детей на руках». Хурирет особо возмущает, что опять родной язык 
«вытащили» на повестку, и дети получают двойки. Она говорит:
«Кому он нужен, пусть соседские дети учат родной язык, они жад-
ные, хотят все знать» [63, с. 229]. 
Дотэ  – уважаемый  человек, ему  звонят  с просьбой  помочь,  и  он 
себя чувствует  могущественным.  Рядовые  сотрудники,  в  том числе и 
сама секретарша шефа, его побаиваются. Однако с шефом и его супру-
гой  он  разговаривает  уже  «другим  голосом»:  он  вскакивает  поздним 
вечером только ради того, чтобы привести из прачечной белье супруги 
шефа: он уже готов «помогать в стирке», если в прачечной не успевают 
к отъезду шефа.
Внезапно Доте звонит знакомый и сообщает, что шефа могут снять с 
должности. Дотэ в смятении: может это правда, может из-за этого его вы-
зывают в Москву? Тогда Доте не видать обещанной «Волги». Для семьи 
это будет трагедией. Все их благополучие может рухнуть в один час. Дра-
матург оставляет вопрос открытым, и слово предоставляется Ажегафе.
Ажегафа обращается к зрителям с большим стихотворным моно-
логом, в котором извиняется за то, что на сцене было столько лжецов, 
подхалимов,  стяжателей,  пьяниц.  Он  уже  признает  вопрос:  где  хоро-
шие люди, добрые  зрители,  крестьяне, ученые и т.д. Их  много, но не 
надо прятать и плохое. Плохие люди должны видеть себя со стороны, 
чтобы они исправлялись. Правда, театр не школа, не суд, не милиция. 
Он лечит  людей  своими средствами.  Ажегафа  объявляет  следующую 
тему для разговора со зрителем: «Письмо Анусы».
В  самом  начале  автор  характеризует  персонажей  данного  пред-
ставления так:  «Ануса  –  женщина  средних  лет, упакованная  «незара-
ботанным жирком», ее муж Мухамет, «безбилетный, бывший в партно-
менклатуре, у которого осталась только одна должность – быть мужем 
Анусы». В действие включены также дочь, испорченная любовью ро-
дителей, и избалованный сын. 
Опять драматург использует «говорящие имена и фамилии». Ану-
са  носит  фамилию  «Емынэунэ»,  что  буквально  означает  «Чумнова». 

233
Ее  семья  обосновалась  в  новом  районе  Нальчика,  образованном  «но-
выми кабардинцами» на основе «Гошемидахабля». Здесь живут забыв-
шие обыденное прошлое богатые люди, «жир которых начал кипеть» 
(русское: «с жиру бесятся»), и «бегущие за ними приспешники». Дра-
матург замечает, что среди них есть люди, смутно помнящие свое про-
исхождение. В их числе и Ануса.
Автор  решил  использовать  форму  письма  для  создания  комиче-
ского образ Анусы и ее «приложения» – Мухамета. Ануса пишет пись-
мо  «от  хорошей  снохи  к  хорошей  свекрухе»,  живущей  в  селении.  В 
ней  она  просит  не  гадать  от  кого  письмо,  и  представляется,  что  пи-
шет  ей  жена  Мухамета.  «Не  пытайся  меня  вспомнить,  –  продолжает 
Ануса, – мы не виделись, но вот уже 25 лет я являюсь вашей снохой. 
Ваш сын потерял работу во время перестройки, не смог перестроить-
ся, сжег патрбилет, а партия уже поднимает голову… Короче, я и мои 
пристроили вашего сына к одной кормушке, где он успешно отгрызает 
от  государства свой кусок  мяса». Сноха в  письме  объясняет  причину 
ее обращения  к свекрухе.  Идея  письма появилась случайно: зарезали 
бычка по поводу появления усов у сына, пригласили нужных людей, и 
в  семье  устроили  широкое  пиршество.  Ануса,  доставая  хрустальную 
лопатку  (бэлагъ –  лопатка, которой  кабардинцы  перемешивают  кашу, 
ее делают из дерева, в данном случае она из хрусталя). Бэлагъ из хру-
сталя – художественная деталь, демонстрирующая, как бесятся с жиру 
люди  типа  Анусы.  Ануса  выронила  из  шкафа  драгоценности  и  в  их 
поисках  под  шкафом  обнаружила  фотографию  женщины,  обгрызан-
ную вокруг мышами. Все стали гадать: чья это фотография. Женщину 
сравнивали то с соседкой, то с Маргарет Тэтчер. Но Мухамет взял ее и 
зарыдал, «как теленок мычит по корове». С фото на него смотрела его 
родная  мама.  С  тех  пор  Мухамет  потерял  сон,  он  «похудел»  (его  вес 
еле переваливает за сто). После трех лет раздумий он вспомнил и свое 
село Шалушка, что находится рядом с городом через речку. Ануса го-
ворит, что в этом красивом селении, если верить одному поэту, растут 
прекрасные  яблоки.  Она  советует  свекрухе,  если  надумает  привезти 
яблоки,  то пусть  посмотрит  через  речку  и  найдет  на  другой  стороне 
над берегом трехэтажное здание, которое видно издалека. Там на ман-
сарде  часто сидит вся семья.  По большому секрету Ануса  сообщает, 
что их богатство связано с «золотом партии».
Письмо Анусы прерывается какой-то дикой музыкой, и на сцене 
появляются  сын  и  дочь,  которые  кривляются  под  эту  музыку.  Сцена 

234
усиливает  то,  насколько  избалованы  дети  «новых  кабардинцев».  Да 
сама  Ануса  видит  все  это,  но  продолжает  в  письме:  «И  воспитали 
неплохих  детей,  вот  сын…  Правда  пару  раз  был  на  отсидке,  а  дочь 
два – три раза разводилась. Но у Нашего (имеется в виду муж Мухамет, 
у адыгов снохи не называют мужа по имени, а дают имена «Он сам», 
«Наш») руки в масле, а у меня – в меду, так что и дочку забирают сразу 
же другие» [63, с. 238]. 
Мухамет  как  бы  соавтор  письма,  он  слушает  и  постоянно  под-
дакивает жене даже тогда, когда она говорит явные глупости, идущие 
вразрез с понятиями о традиционной здоровой семье и взаимоотноше-
ниях в ней. Это усиливает комичность образов. Использует автор и эле-
менты небылиц, гиперболизации и другие приемы смеховой культуры. 
Роль Анусы напоминает работу кукловода, на поводке которой ее муж. 
Она руководит каждым его движением и мыслями. Переиначивая сло-
ва русского классика устами Скотинина, «в присутствии Анусы глаза 
мужа ничего не видят».
Свое письмо Ануса заканчивает переживаниями Мухамета, кото-
рый не может переплыть речку Шалушку, чтобы побывать дома, уви-
деть маму, она то разливается, то корабли не ходят. «Вот и сейчас, гово-
рит Ануса, он пришел домой под градусом и мычит в сторону родного 
села: «Ма-ма! Ма-ма-а-а-а!». Этот стон переходит в песню. Ее подхва-
тывают дети, напевающие «Ежьу».
Автор  взял  музыку  и  форму  известной  адыгской  исторической 
песни «Мыхамет – младший сын Хатха», изменив кардинально текст 
и  придав  ему  комический  характер.  Песня  звучит  как  финал,  демон-
стрирующий деградацию семьи Анусы, мораль и культура которой не 
соответствует ее материальному благополучию.
Артисты уступают сцену Ажегафе, который обращается к зрите-
лям с риторическим  вопросом: чем  же  их  развеселить, вызвать смех, 
пощекотать их. Он осознает, что у людей «различные места для щекот-
ки», а ему не хотелось бы прибегать к услугам умных людей, оспари-
вающих все и вся. Ажегафа просит зрителей протянуть свои сердца к 
артистам, тогда будет легче поднять их настроение.
Ажегафа собирается достать из сумки тему следующего, заклю-
чительного  действия,  но  на  сцену  выбегают  четыре  артиста  и  обви-
няют ведущего в узурпации власти, в отсутствии демократии, в том, 
что  все  дела  решает  без  учета  мнения  артистов.  Споры  артистов  и 
Ажегафы  своего  рода  пародия  на  современную  демократию.  Все  го-
ворят наперебой. Тогда Ажегафа сам достает из хурджина бумажку, на 

235
которой  написано  «Цыримбон»  (Этим  осетинским  словом  кабардин-
цы  называют  самогон).  Артистам,  пользующимся  демократическими 
принципами, предлагают вытащить из сумки свои роли. В результате 
две женщины достают мужские роли, а мужчины – женские. Артисты 
в растерянности, но Ажегафа настаивает на выборе самих артистов. Он 
приводит  аргументы:  «Не переживайте,  сколько  чиновников  у  нас  не 
играет свои роли, играют, потому что их выбрали» [63, с. 242].
Переодевшись, персонажи входят в действие. Их четверо: Муха-
жид и Хажмурид, любители зеленого змия, Марина и Мадина, приспо-
собившиеся к новым условиям женщины.
Диалог между мужчинами Хажмуридом и Мухамедом завязан на 
теме обсуждения своих жен и на поисках алкоголя. (В то время спирт-
ное  в  магазинах  отпускалось  строго  после  одиннадцати  часов  утра). 
Остроту их разговору придают рассказы о тех знакомых, которые же-
нились более удачно. Более эмоциональным становится диалог между 
Мадиной и Мариной, которые без труда узнали друг друга. Они, в свою 
очередь, обсуждают своих мужей. Обе не довольны своими супругами. 
Супруг Мадины ничего не видит на этом свете, кроме своей машины 
«Жигули». Мадина хочет вызвать у него ревность и звонит ему чужим 
голосом и сообщает, что видели жену с чужим мужчиной в лесу у реч-
ки. Вместо гнева у него из уст звучит: «Вы бы мне лучше сказали, где 
мне достать карданный вал» [63, с. 248]. Название запчасти к машине 
Мадине показалось женским именем «Карданова Валя», и это вызва-
ло,  наоборот,  в  ней  самой  ревность.  При  встрече  муж  долго  смеялся 
над ней. У Марины все сложилось диаметрально наоборот. Ее муж так 
ревнует, что его принимают за иностранного разведчика. Он под домом 
сделал подземный ход, установил фотолабораторию, установил слеж-
ку за домом, кроватью. Следит за всеми передвижениями жены.
Две  женщины  от  мирных  переговоров  переходят  к  конфликту. 
Сцена  накаляется.  Ревность  переходит  к  Хажмуриду,  но…  в  конце 
конфликт  находит  развязку.  Оказывается,  Мадина  и  Хажмурид  соз-
дали  кооператив  по  продаже  самогона,  но  других  отношений  между 
ними нет. Жажда наживы объединила данных людей, создавших коо-
ператив  с  названием  «Цыримбон»,  т.е.  «Самогон».  По  этому  случаю, 
актеры распивают бутылку. В это время звучит милицейский свисток, 
и персонажи убегают со сцены, на которой появляется ведущий Аже-
гафа. Своим  монологом, обращенным  к зрителям, он подводит  итоги 
не только этого действия, но и всей комедии в целом. Зрителям были 

236
показаны  многие  пороки  людей,  им  дали  возможность  высмеять  их. 
Ажегафа говорит, что прямо актеры не могут лечить «селезенки, дабы 
уменьшить яд», они могут воздействовать только на чувства, на серд-
це,  за что в награду получили аплодисменты. Комедия  заканчивается 
танцами актеров.
Следующая комедия Б. Утижева «Мир – это театр», слова, взятые 
из Шекспира, что подтверждает все тот же ведущий – Ажегафа. Кроме 
того, в комедии задействованы:
Хафота – вдова, цветущая с каждым новым мужем и с очеред-
ной сменой власти (ее образ встречается и в другой комедии «Смех – 
есть смех»); 
Мачрашиф – человек, достигший солидного возраста, так и не по-
няв, что на любой работе быстрее разбогатеешь, нежели быть поэтом.
Парень – милиционер, которому «жалко оставить голову, если по-
слали за шапкой».
Хапит – символ неистребимости пьющего класса.
Петрош  –  журналист  неопределенного  пола,  которого  «кормят 
пальцы».
Жемуга – спекулянтка – диссидент, повыщающая свой талант по-
ездками за границу.
Хажимуд – относится к числу людей, оказавшихся на вершине по 
пословице «Свинья оказывается на холме, если ее не видят люди».
Тамара – компаньон во всех делах.
Хажимуда – «то ли старая дева, то ли молодая вдова».
Два последних  персонажа,  как и  Хафота,  с  небольшой  разницей 
в  характеристиках  встречаются  и  в  другой  пьесе  Б.  Утижева  «Смех 
есть смех». В названной комедии четыре действия, в которых ведущим 
является  Ажегафа,  взятый  «напрокат»  из  адыгского  фольклора,  рас-
ширив его  полномочия  в  соответствии с  задачами профессиональной 
драмы. Ажегафа выходит на сцену и под гитару поет о том, что в наше 
время происходят такие трагедии, по сравнению с которыми трагедии 
Шекспира являются «детскими играми». Он говорит, что сегодня он не 
хочет  видеть  насилия,  слез, кроме  «слез от  смеха». Актеры  не любят 
скуки, они на сцене словно дети, не горюют из-за пустых карманов, но 
«и трех дней не проживут без аплодисментов» [63, с. 258].
Ажегафа, танцуя и декламируя, вызывает актеров на сцену, расса-
живает их, импровизирует, будто только рождается тема действия под 
названием «Да не милиционер я». Оно происходит в кабинете капита-
на  милиции  Коцеруко  Хамлатифа  (говорящая  фамилия  «Коцеруко»  – 

237
букв. «Напроломов»). Первое действие состоит из одного диалога меж-
ду Хафотой и Мачрашифом. Кроме них участвует безымянный Парень 
(милиционер, видимо, рядовой). Капитан Мачрашиф входит в кабинет. 
Молодой дежурный удивленно спрашивает: «А наш начальник не при-
дет?» Мачрашиф объясняет ему, что он пришел вместо начальника. Он 
садится в кресло. К нему заводят арестованную за воровство Хафоту.
«Капитан» начинает допрос. Ее фамилия «Бжеходежипова» («про-
никающая через забор»), а зовут Хафота. Она удивлена тем, что капи-
тан  не  знает  ее  имени:  «что  не  ходишь  в  театр?»,  на  это  Мачрашиф 
возражает, мол, у той Хафоты фамилия другая. Хафота не припомнит, 
эта  фамилия  у  нее  была  от  восьмого  или  девятого  брака.  На  вопрос, 
что она украла, она ответила: «Пулемет». Мачрашиф стучит по столу 
и запрещает шутить. Ответы Хафоты парадоксальны и вызывают смех 
у зрителя. Она говорит, что украла все, что на ней одето. Она называет 
капитана «уморой» (Речь Хафоты удобрена русскими выражениями) за 
то, что он  не понимает,  зачем  люди воруют,  «а  воруют,  чтобы не  уме-
реть». На возражение капитана, что он же ворует, она приводит аргумент. 
«У  тебя  высокая  зарплата,  «уэт»  (слово  «вот»  она  употребляет  в  своей 
кабардинской речи в таком варианте) почему не воруешь» [63, с. 260]. 
Еще большее удивление у Хафоты вызывает сумма зарплаты, ко-
торую назвал Мачрашиф. Такую низкую зарплату получает вся интел-
лигенция, оказавшаяся у обочины: художники, композиторы, артисты, 
ученые.  Хафота  спрашивает:  «Ты  же  милиционер,  какое  отношение 
имеешь к ним?» Здесь сюжет меняется кардинально. Мачрашиф при-
знается в том, что он не милиционер, а писатель, даже поэт, а форму 
мне  одолжил  сосед,  который  попросил  подежурить  за  него,  пока  он 
съездит на рыбалку. Поэт уже неделю сидел дома в одних трусах…
Драматург с большим юмором изображает незавидное положение 
писателей в современном обществе. Мачрашиф просит Хафоту, чтобы 
его и одного композитора приняли на работу в фирму, где она работает, 
но там такие не нужны. Аллергию вызывают у чиновников поэты, осо-
бенно тогда, когда писателям 60, 70, 80 лет. Не говоря об организации 
юбилея,  разве  легко  говорить  об  их  творчестве,  о  котором  ничего  не 
знают. Мачрашиф признается: «Да и мы тоже, уолаги, не правы, разве 
можно жить писателю до  70 или  80  лет,  раньше  хоть адыги  станови-
лись  на  бурку  и  погибали  на  дуэлях,  а  у  кого  сейчас  найдешь  такое 
мужество. Не находя своего Дантеса, мы завидуем молодцам, бизнес-
менам, истребляющим друг друга».

238
Живость и комизм сцене придает разговор интеллигента Мачраи-
ла  с  невежественной,  по-своему  остроумной  Хафотой.  Хафота  видит 
рукопись  на  столе  Мачрашифа  и  спрашивает:  «Это  твои  стихи?»,  на 
что получает ответ, что это письмо к «Хьэпэлону» (кабардинское про-
изношение слова Аполлон)». Он объяснил, что Аполлон – это бог, на 
что  опять  Хафота  возражает:  «Разве  бывают  персональные  боги».  В 
диалоге  между  этими  персонажами  автор  сосредоточил  критику  не 
только невежества людей. Достается и своя «порция перца» и лжепа-
триотам,  которые  приписывают  к  своей  культуре  знаменитых  людей 
только из-за случайных совпадений имен и фамилий. Мачрашиф тоже 
в их числе. Хафота восхищена знаниями Мачрашифа, а он с гордостью 
говорит, что всю жизнь читает умные книги. Резонен вопрос Хафоты: 
«Если вы такие умные, да еще и есть у вас свой бог, которому можете 
жаловаться, что вы прибедняетесь» [63, с. 264]. «Да, – отвечает он, не 
доходя до Аполлона, у нас есть и отдельные музы, но все они занима-
ются своими делами, им не до нас» [Там же].
Мачрашиф протягивает письмо Хафоте, и та начинает ее читать: 
«Письмо  к  хорошему  Куратору».  Начало  письма  выдержано  в  форме 
традиционных посланий, принятых у нас в 20–30 годы прошлого века, 
что  вызывает сейчас  улыбку. Автор просит Аполлона узнать  у поэта, 
что он кушает, прежде чем писать. Мачрашиф протягивает руки к небу: 
«Очень просим!». Хафота продолжает читать и комментировать, Мач-
рашиф, хотя ему очень неудобно, напоминает Аполлону, что, создавая 
поэтов, он создал и тормозящий поэзию орган (желудок), который от-
влекает  от  высокого  служения  искусству.  Для  желудка  все  равны:  и 
сапожник,  и  чиновник,  и  поэт.  Если  пропустить  несколько  раз  обед, 
то любого может постигнуть участь «Осла Ходжи Насреддина». Даже 
уже заброшенный сейчас материалист Маркс писал, что, не покушав, 
не только работать, но и думать невозможно. «Лично я, дорогой Апол-
лон, не обещаю дотянуть до эксперимента Ходжи » [Там же. С. 265].
Хафота  продолжает  читать письмо далее.  В нем  подробно автор 
докладывает  Аполлону  об  одном  пороке  адыгов,  заключающемся  в 
нигилизме к собственной интеллигенции. Они с восхищением скажут 
слово об узбекском композиторе, русском академике, курдском худож-
нике,  но  при  обсуждении  соотечественников  всегда  встает  вопрос: 
«Адыгэ  мыстт  сымылъэгъужар»  (фраза  с  трудом  поддается  перево-
ду,  особенно  «мыст»  –  кто-то,  буквально  «кто  он»,  «что  он  из  себя», 
«видал я такого»). Короче, утверждается, что почти никто из местных 

239
знаменитостей не может «преодолеть чистилище ада» предрассудков. 
Чтение  прерывает  сам  Мачрашиф:  «Да,  в  этом  месте  я  ошибся,  есть 
один случай, когда мы упустили одного – Юрия Темирканова. Может, 
его специальность нам не по зубам, или он работает в далеких от нас 
странах, и он недоступен. Но пусть не думает, что совсем упустили и 
его.  Начнут  и  его  склонять  «Что  он  размахивает  своей  палочкой, что 
его носит по стольким странам?» Воллаги, после нашей критики, и ко-
ролева  Великобритании  не сможет  восстановить  его  авторитет» [Там 
же].  Хафота  продолжает  читать  обращение  Мачрашифа  к  Аполлону: 
«Знаешь, Аполлон, мне больше нравится не твоя должность бога, а вы-
сота, с которой я хотел бы вместе с музами петь, особенно исполнить 
народную  кабардинскую  песню  «Родились  мы  в  злое  время».  В  эту 
песню внесли изменения большевики, чтобы придать ей революцион-
ный дух. В текст добавили проклятие: «Чтобы больше не рожали детей 
князья и уорки (дворяне)». До сих пор от страха этот класс не воспол-
няется.  Правда,  некоторые из  них,  которые  клялись,  что  они  бывшие 
слуги и гнули спину, сейчас опять хотят стать дворянами. Если столько 
лет  кланялись,  то  не  сможешь  этого  сделать,  даже  будучи  потомком 
самого Жанхота Кушукова (последнего легитивного верховного князя 
Кабарды)» [63, с. 266].
Б.  Утижев  «попутно»  высмеивает  тех,  кто  увлекся  «удлинением 
своей родословной», достается и новым кабардинцам в броских пид-
жаках, над которыми «светят румяные щеки». На худой конец служите-
ли муз готовы идти к ним на поклон, чтобы не протянуть ноги, если не 
поможет Аполлон. Хафота сочувствует поэту, она  бы пристроила его 
куда-нибудь, если бы он был известным. Мачрашиф в какой-то степени 
подходит к этой роли, у него и много книг. Хафота обрадовалась, что 
он может стать рекламой фирмы, и предлагает должность – дворника. 
Он  согласен.  Хафота  советует  оставить  в  покое  Аполлона  и  пойти  к 
Наполеону (так зовут начальника небольшой фирмы). До этого Хафота 
и Мачрашиф долго плакали, не находя выхода из положения, но сейчас 
появился свет в тоннеле. Они уходят, взявшись за руки.
В  свои  права  вступает  Ажегафа.  Танцы.  Песни.  Он  напоминает, 
что хорошая песня рождается в вине, но злоупотребление этим зельем 
ведет  ко  многим  несчастиям.  Об  этом  речь  в  следующей  сцене  «Ин-
тервью», в которой мы встречаемся с пьяницей Хапитом, персонажем, 
использованным Б. Утижевым в другой комедии «С добрым смехом». 
Есть у них и общее, и много различий. Знакомо и имя Петрош, задей-
ствованное  в  обеих  комедиях.  Однако  этот  персонаж  по  содержанию 

240
совершенно иной: в комедии «С добрым смехом» он закоренелый хо-
лостяк, а в произведении «Мир – театр» он сам выполняет роль журна-
листа. Форма интервью с любителем зеленого змия повторяется дваж-
ды  в  комедиях  Б.  Утижева.  В  первой  комедии  «С  добрым  смехом»  в 
сцене  «Си  псэу  фадэ»  (Душа  моя,  водка)  интервью  у  пьяницы  берет 
журналистка Марифоза, а во второй – «Мир – театр» сцена называет-
ся  «Интервью».  Здесь  уже  ведет  опрос  журналист  Петрош.  Вопросы 
и ответы у них разные. Во второй комедии тема получает дальнейшее 
развитие.  Обе  сцены  посвящены  разным  периодам  борьбы  общества 
с  данным пороком.  На  мой  взгляд, вторая сцена  больше  проработана 
автором в смысле принципов историзма, но в обеих версиях колоритно 
высмеивается не только порок пьянства. Свою порцию смеха получает 
и журналистика.
В  этой  сцене  «IинтIырву»  (слово  «Интервью»  дается  автором  в 
комически искаженном виде) действуют только два персонажа в рам-
ках  диалога.  Журналист  Петрош,  приехавший  взять  интервью  у  вы-
пивохи Хапита, одет странно: на шее кусок красного материала, «на-
поминающий флажки, которыми в прошлом награждали победителей 
в соцсоревнованиях, на одежде имеются заплатки из лозунгов. Все это 
выделяет  его на фоне обычных людей. Необычно звучит и кабардин-
ское приветствие «Салам  уалейкум, Хапит!» из его уст. В  своей ори-
гинальности не уступает и Хапит. Он просит называть его господином 
Хапитом, ибо во дворе капитализм. Речь Хапита усеяна русскими сло-
вами: «Господин, пэнымаешь» (понимаешь), пацан, рынок, факт, мода, 
даром. Не лишен он и художественного восприятия явлений. Говорит 
грубо, откровенно. Его речь хорошо индивидуализирована, что делает 
образ Хапита запоминающимся.
Хапит идет на компромиссы и выторговывает у журналиста плату 
за каждый ответ на вопросы.
Хапит не может совладать с микрофоном, его пришлось поставить 
в стакан. «Видишь, – говорит он журналисту, – в нашей стране ничего 
невозможно делать без стакана». На первый вопрос журналиста: «Как 
дела у пьющих с появлением рыночных отношений», Хапит отвечает: 
«Есть и чему радоваться рынку, есть и за что ругать рынок. Условия стали 
прекрасными, водка есть везде, ею торгуют даже в детских учреждени-
ях». Когда прохожу мимо прилавок, и с обеих сторон, словно почетный 
караул  для  президента  Франции,  стоят  бутылки,  то  мне  кажется,  что  я 
сам  президент.  Нет  места  грусти,  все  торгуют  алкоголем.  Никто  не  ра-
ботает. Трудно узнать, кто же делает хлеб. Вот вы, журналисты, думайте 

241
над этим, за это Вас и кормят. С другой стороны, тревожит дороговизна 
спиртного.  Разве это дело: я за первую жену заплатил двести рублей,  а 
сейчас бутылка стоит столько же. Однако пьем же, факт налицо. Как го-
ворят: «Если есть товар, то покупатель найдется» [63, с. 270–271].
На второй вопрос об отношениях милиции и работников больни-
цы Хапит дает оригинальные ответы. Милиция вообще их не замечает, 
пей хоть под крыльцом их конторы. А больница есть больница. Врачи 
стали хуже, хотя говорят, что «они могут и то, что не под силу самому 
Аллаху» [Там же]. Аллах велел нам пить, а врачи воюют против нас, 
следовательно,  они  против  Всевышнего.  А  сами  дошли  до  того,  что 
советуются со знахарями, «Горбачев остался бы Горбачевым, если бы 
советовался с Хапитом, и не боролся с пьющими» [Там же]. Не менее 
оригинальны и ответы на вопросы об отношении пьющих к понятиям 
«Совесть»,  «Адыгагъэ»  («Человечность»,  «Адыгство»).  Цена  совести 
упала  до  такого  уровня, что пьющие  не  выделяются  из общей массы 
освободившихся  от  этого  понятия…  Вопрос  о  человечности,  что  мы 
называем словом «адыгагъэ», это другая статья. «Быть адыгом не мод-
но сейчас, модно казаться адыгом, я служу этому девизу, даже будучи 
вдребезги пьяным и лежа в луже, я пою: Адыгское небо, земля адыгов, 
и в луже я часть твоя… А как я выражаю эти чувства в ресторане, где 
обычно сидят богатые нувориши, у которых губы кошельков расплы-
ваются в улыбке. Я становлюсь в центре зала и громко произношу тост 
о  том,  как  хотелось  бы  собрать  всех  адыгов,  разбросанных  по  свету, 
и пить вместе. Это так их трогает, что каждый хочет выпить со мной. 
А  как  они слушают  мои  старинные песни,  полные  порновыражений! 
Правда,  иногда мешают наши  соотечественники, вернувшиеся на  ро-
дину.  Они  же  не  пьют,  и  хотят  нас  превратить  в  ангелов.  Ничего,  их 
тоже научим так, что водка покажется материнским молоком. Нас тоже 
приучали к ней».
Следующий вопрос журналиста касается планов пьющих людей. 
Хапит объясняет, что строители должны строить, поэты – писать сти-
хи, танцоры – танцевать, а пьющие, естественно, – пить. Хапит счита-
ет  труд  пьющих  самым  тяжелым  и  ответственным.  Каково  выпивать 
столько? Какая нагрузка на желудок? Он говорит: «Считают экономи-
сты газ, бензин за основу жизни, но водка является лучшим энергоно-
сителем… А что будет, если мы, как шахтеры, объявим забастовку и пере-
станем пить хотя бы два месяца, что будет со страной? Нас государство 
не поддерживает, нас не избирают в депутаты, не дают должностей, а нам 

242
итак хочется взойти на вершину и как жеребец рыть землю ногами, но мы 
не обижаемся, не оставляем свою работу, пили, пьем, и будем пить!» [63, 
с. 274]. Хапит хочет продолжать интервью и заработать на бутылку, но 
журналист Петрош заканчивает на этом  разговор. Хапит обращается к 
зрителям добавить в копилку, но, не получив сочувствия, покидает сце-
ну с песней. Ажегафа предлагает зрителям отдохнуть чуть-чуть, а после 
перерыва объясняет новую тему второго действия: «Жемуга в Африке».
В этом действии встречаемся со старыми знакомыми, Жемугой и 
Хажмудом, спекулянтами, которых занесло в чужие страны. Драматург 
использует сюжетный ход – эти герои случайно встречаются в Африке. 
Оба одеты в арабскую одежду и гонимы полицией. По характеристике 
Жамуги,  наша  милиция  куда  нежнее,  «у  них  и  дубинка  и  слова  куда 
мягче», да подкупить их куда проще. Дело происходит в каком-то обще-
ственном месте, у Хажмуда сумки на руках, даже в зубах держит ручку 
пакета. В свою очередь, Жемуга хочет стырить одну из сумок Хажмуда. 
Неожиданно в споре Жемуга выстреливает в Хажмуда, и тот падает. Об-
нажив повязку, она узнает своего сарого знакомого, приводит в чувство 
его. Он был оглушен временно, видимо газовым пистолетом. Далее ав-
тор все события передает через диалог этих двух персонажей, говоря-
щих на языке своей профессии. По признанию Хажмуда, у них общий 
девиз: «Ни дня без копейки, лучше быть без совести, но со здоровьем».
Хажмуд  и  Жемуга  уединяются  и  рассказывают  о  своих  приклю-
чениях.  Персонажи  «самораскрываются»  перед  зрителем.  Автор  соз-
дает  в  сюжете  исключительные  обстоятельства,  доходящие  до  небы-
лиц,  сполна  задействована  и  гиперболизация,  помогающая  раскрыть 
пороки этих героев, которые процветают с помощью самого общества. 
Хажмуд, например, поехал заграницу  спекулировать за государствен-
ные деньги, что вызвало удивление даже у видевшей виды Жамуги. С 
помощью денег ему удалось стать членом научной экспедиции, уехав-
шей  исследовать  жизнь  наших  соотечественников  в  зарубежной  диа-
споре. Он даже посмеивается над профессорами, которые хотят выпы-
тать  у  наших  соотечественников,  «с  головой  ушедших  в  капитализм 
и зарабатывающих деньги, как они говорят, как соблюдают народный 
этикет, знают ли сказки?» [63, с. 279]. Жемуга спрашивает, как он ока-
зался  профессором,  ведь  их  еще  в  седьмом  классе  вместе  отчислили 
из школы. Деньги и знакомства могут делать чудеса. Хажмуд даже не 
может прочитать правильно слово «фольклорист», специальность, по 
которой он командирован.

243
Хажмуд  –  «профессор» другого  дела.  Он  побыл с группой,  пока 
их  угощали.  К его  счастью ему не  пришлось  говорить о  науке,  ибо в 
группе  профессоров  был  один  словоохотливый  человек,  «не  давший 
и  слова  вставить  в  разговор».  Пока  профессура  работала  в  экспеди-
ции, Хажмуд занимался «собачьим бизнесом». Он перевез бесхозных 
отсюда  за  границу  и  продал  их  там.  Много  интересного  содержит  и 
исповедь  Жемуги,  которая  в  период  распада  СССР  воспользовалась 
своим талантом спекулянтки. Ей захотелось тогда уехать за границу, но 
для этого было лишь две возможности: «Взять гранату, угнать самолет, 
или стать  евреем, на худой  конец найти  заграничного  еврея, который 
без твоей любви не может жить» [63, с. 281]. Жемуга нашла какого-то 
Соломона из Одессы и с ним уехала в Израиль. Вскоре он умер. Она 
оказалась не у дел, «разве обманешь еврея», Соломон заранее завещал 
все  свое  состояние  детям,  о  чем  не  знала  Жемуга.  Быстро  вспомнив 
про свое мусульманское происхождение, Жемуга поехала в Ирак. Она 
слышала, что Садам-Хусейн по происхождению кабардинец. Когда она 
сказала об этом в Ираке, ее отвезли в психиатрическую больницу, от-
куда  Жемуга сбежала  во время бомбежек  Ирака. Хотела примкнуть  к 
американцам, но попала к курдам. Те обнаружили у нее наркотики и то, 
что она была замужем за евреем, и посадили в тюрьму на десять лет. 
Но  оттуда  она  сбежала  с  помощью  одного  соотечественника.  Теперь 
Жемуга хочет уехать в Египет, сделать пластическую операцию, чтобы 
спастись от Интерпола.
Комический эффект в изображении данных персонажей дает их не-
вежество, раскрываемое драматургом в диалоге. Хажмуд, например, не 
знает, что такое пластическая операция. Очень смутные представления 
у него и собеседницы об элементарных знаниях народов, стран, геогра-
фии. Тем не менее они находят много таких, кого можно дурить. О наи-
вности  людей  говорит  и  ведущий  Ажегафа  в  конце  действия  (к  этому 
времени Ажегафа и Хажмуд убегают, услышав милицейский свист).
Ажегафа обращается к зрителям: «Сколько неудобств терпят тру-
дящиеся люди, но мы терпим, смеемся над этим, но смех бывает раз-
ным:  один  смех,  когда  получаем  задержанную  зарплату,  другой,  ког-
да видим в магазинах новые цены, совсем иной, когда приносим жене 
зарплату за вычетом спиртного… Если мало тем для смеха от действий 
любящих нас руководителей, то читайте анекдоты от Ходжи Насреддина 
(листает книжку)… Любовь – это бомба, которую надо носить с боль-
шой осторожностью, Жаншарх (Жаншэрхъ – колесо, которое бросали 

244
с горы для Сосруко, он его откатывал наверх, а у Сосруко пятки на но-
гах были слабым местом) – это оружие женщин для выявления слабых 
мест  у  мужчин»  [63,  с.  287].  Автор  использует  много  слов,  в  которые 
вкладывает  парадоксальные  новые  понятия.  Самое  трудное  среди  них 
«Дыхьэгъ», в котором срослись два корня – «смех» и «плач». Его можно 
перевести как русское «смех сквозь слезы». Именно это слово драматург 
ставит в подзаголовок названий действий комедии как название очеред-
ного действия пьесы.
Очередное и последнее действие комедии «Мир – театр» называ-
ется «Хай Хажимуд». Ажегафа выводит на сцену Хажимуда и диктор-
шу Тамару, сажает их, готовит к эфиру (пудрит лица, красит губы).
Тамара объявляет, что они ведут передачу из Гошемидохабля, куда 
приглашен  Хажимуд Шипетуков,  житель  «Уей-уей  квартала»,  в  кото-
ром живут приспособленцы к новой жизни.
Хажимуд  из  тех, кто  катается  в  масле  (букв.  «цедит масло через 
горло») и «желчь выпускает на кого вздумает». У него все прекрасно, 
но он держит зло на тех, кто душил спекулянтов. Благодаря переходу 
партократов к демократии, каждый имеет право говорить и делать все, 
что придет на ум. Пока Хажимуд собирается с мыслями, идет реклама 
ресторана «Шыфэхъуэпс» (букв. «Молния желаний»). В этом ресторане 
предлагают традиционные кабардинские блюда. Изобилуют и экзотиче-
ские блюда: «Жареные бабочки», «Сушенные ящерицы», «Соус из кома-
ров», неслыханные соки. Можно купить и сувениры: серебряные блюдца 
для кошек из Зимбабве (цена всего несколько тысяч долларов) и т.д. 
Под  музыку  рекламируется  дворец  «Каббалкесшиностанстрой» 
(название дворца не имеет никакого отношения к содержанию и пред-
лагаемым  услугам).  Здесь  посетителей  ждут  разные  развлечения, 
стриптизы, шокирующие местных жителей. Комический эффект автор 
достигает здесь тем, что какой-то процент этих представлений пойдет 
в «Фонд для поддержания адыгского этикета и намыса». Безнравствен-
ность на службе нравственности!
В свою очередь совершенно иными средствами хочет воздейство-
вать на народ Хажимуд. Он обращается к публике с известным в тра-
гической истории возгласом «Хай!». Дикторша со страхом напоминает 
то, куда делись люди за это, но Хажимуд уверен, что он и такие будут, 
ибо демократия становится крепко на ноги. Тамара все же просит по-
временить. Хажимуд имеет даже желание обматерить публику. Тамара 
возражает, за что провинился бедный народ. Именно жители села по-
мешали ему купить дворец, в котором Хажимуд хотел сделать коммуну 

245
для бомжей, чтобы их нещадно эксплуатировать за кусок хлеба, ночлег 
и самогон. В планах Хажимуда есть также проект реабилитационного 
центра  для  «пионеров  спекуляции,  мучеников  бизнеса».  Как  они  на-
терпелись  от  милиции.  А  как  старались  их  опорочить  эти  писатели, 
заглядывающие в пустой кошелек и ходящие в дырявых носках. Можно 
подумать,  что  Аллах  их  создал  только  для  того,  чтобы  поносить  спе-
кулянтов. А эти зевающие и охающие артисты. Они тоже одного поля 
ягоды. Для них я создам вместо клуба место для возмездия [63, с. 293].
Опять  Тамара  возражает:  разве  можно  возрождать  в  период  де-
мократии  порядок  концлагерей.  Хажимуд  не  признает,  что  это  будет 
местом казни. Он хочет сделать архив, в котором появятся документы 
злоупотребления  против  первонакопителей; ветераны  спекуляции  бу-
дут  рассказывать свои воспоминания  о трудных временах,  а  государ-
ство заставит оплатить в двойном размере стоимость конфискованных 
вещей, перед клубом же он поставит памятник Жемуге, как сделавшей 
первые  шаги  «адыгской  спекуляции».  Но  народ,  сетует  он,  тормозит 
все эти инициативы людей с «новым мышлением».
У  Хажимуда  много  идей.  Он  критикует общественные Хаса, ко-
торые выражают желание вернуть из эмиграции наших соотечествен-
ников на историческую родину, тех, кто в ХIХ веке вынуждены были 
уйти с насиженных мест. «Не надо, – говорит Хажимуд, – пусть живут 
они в Сирии, Иордании, Турции, жаль, что их нет в Ватикане, а то бы 
мы  ездили  к  Папе.  Сколько  бы  вещей  можно  было  там  купить.  Я  не 
член Хасы, но до корней волос тоже адыг и болею за народ. Я бы при-
готовил несколько миллионов пакетов из самой нашей святой адыгской 
земли и продал каждому репатрианту по сто долларов. Они радовались 
бы этой земле, а я стал бы первым адыгским миллиардером. Весь на-
род гордился бы моей персоной… Я вроде договорился насчет транс-
порта, но опять народ стал на моем пути, «стыд», кощунство» и другие 
обвинения посыпались со всех сторон. Но я все же контрабандой кое-
что вывожу» [63, с. 295]. 
Тамара  из  тех  журналистов,  которые  готовы  оправдать  любого, 
кто оказался на плаву, она призывает телезрителей не мешать, а помо-
гать таким энергичным людям, ведущим нас к светлому капитализму. 
Хажимуд же, взяв под козырек, смотрит вдаль и думает: «Если бы мы 
быстро пришли к этому свету на моих условиях, то, клянусь Создате-
лем, мой маленький народ, я бы заставил тебя шептать как родничок, 
разговаривать,  словно ягненок, поставил бы опять тебя под ярмо, из-
под которого с таким шумом-гамом вывели» [63, с. 296]. 

246
Действие на этом вроде заканчивается, и диктор Тамара благодарит 
Хажимуда за то, что он соизволил прийти в гости на передачу. Хажимуд 
поправляет ее, не в гости пришел, а к себе. Сюжет меняется внезапно. 
Оказывается, Хажимуд уже купил эту телестудию. Но особо не знает 
для чего, т.к. обладает деньгами, а не культурой и интеллектом. Просто 
ему понравилась одна журналистка, не Тамара, а другая. Тамара вовре-
мя меняет тон разговора, и ее временно оставляют на должности, для 
чего она «готова на все». Интересно, какими словами она благодарит 
хозяина  –  «мерси-бесын»,  симбиоз  французского  и  местного  языков. 
Хажимуд тоже отличается оригинальным признанием. Он купил теле-
студию,  он  может говорить  с экрана сколько  хочет, ругать  других, но 
главное то, что услышав слова «Телестудия Хажмурида Шипетукова», 
некоторые «лопнут от зависти», «заболеют чесоткой» [63, с. 296].
В конце Хажимуд вытаскивает два пистолета, направляет в зал и 
стреляет со словами: «Хаиль Хажимуд!» [Там же]. Солдатской поход-
кой они покидают сцену, на которой появляется Ажегафа. Он говорит:  
«Видели,  будьте  осторожны,  вот  это  и  есть  «смех  сквозь  слезы».  За 
этим  он  читает  речитативом  стихи,  адресованные проходимцу Хажи-
муду, за сценой исчезает портрет его, с постамента убирают образ. За-
вершает всю комедию песня, в которой говорится, что в жизни не все 
так  просто  поменять, здесь драмы круче, чем в  искусстве,  «многие в 
истории искали счастья для народа, но у него по-прежнему в кармане 
пусто,  но  пусть  не  убывает  его  смех  и  юмор».  Выходят  артисты,  по-
клоны, танцы и т.д.
Последняя комедия Б. Утижева, состоящая, как и вышеназванные 
четыре произведения, из нескольких новелл, называется «Театр прие-
хал». Она посвящена памяти выдающегося кабардинского актера Али 
Тухужева.  Драматург  персонифицировал  в  комедии  и  его  образ,  дав 
ему достойный эпитет: «Али – актер, которого народ бережет и лелеет 
в своем сердце». Комедия состоит из двух действий и четырех сцен.
Первое  действие  «Джэгузэхэшэ»  (букв.  «начало  игр»)  вводит  в 
атмосферу  тех  времен,  когда  театр  разъезжал  по  городам  и  селениям 
на  подводе.  На  сцену  вывозят  арбу,  стены  ее  раздвигаются,  и  перед 
нами появляются актеры. Приветствует добрую компанию набдзапцIэ 
(буквально «густобровый»),  который действительно  является «бровя-
ми», то есть гордостью театра. Есть адыгское изречение, эпитет, озна-
чающий самую важную персону. «Брови театра, значит, главный актер 
театра.  Вслед за  ним зрителей  приветствует  Тлипсуго  (букв.  «тонкий 

247
мужчина»),  имя  которого  свидетельствует,  что  в  искусстве  не  попол-
неешь. Он произносит «Хьэу-дуиду!» с претензией на европейскость. 
Еще один персонаж Дагошхо, симпатичная женщина в теле, «без недо-
статков», обращается к зрителям уже на балкарском языке: «Джуукъу 
бол, къарандашла!» Зрители отвечают на смешанном кабардинском и 
балкарском наречиях: «Джуукъу-апщий!!!» [63, с. 301].
Из  подводы  достают  театральные  костюмы:  китель  Джеримеса, 
галифе  Татуша,  юбку  Жемуги,…  что-то  от  Хафоты  (подразумевается 
что-то  из  белья).  Ажегафа  устраивает  танцы.  Следует  его  монолог  о 
театре, о его истоках. Под аплодисменты вспоминают имена известных 
актеров, ушедших из жизни, ныне здравствующих, среди которых зву-
чит имя Али Тухужева. Ажегафа удивлен, что он жив, но актеры под-
тверждают, что не только жив, но успешно играет еще роли. Ажегафа 
надевает картуз образца 30-х годов и заявляет: «Тогда, его надо судить 
за то, что он не уступает сцену молодым».  Дагошхо возражает: каждый 
актер  может  отдать  ему  душу,  в  том  числе  и  она.  Но  Ажегафа  непре-
клонен: «Душу-то может и отдадут, но сцену… На каждого актера при-
ходится 29 см
2
, и никто не уступит ни одного миллиметра» [Там же].
Тлипсуго обращается в зал: «товарищи депутаты», его поправля-
ют, что давно уже они стали «господами депутатами», да и в зале их 
нет. Он осматривает зал, в котором нет ни одного розовощекого челове-
ка, нет и жителей «Уейхабля», квартала продвинутых людей. Тогда он 
меняет тон и называет зрителей «Карахалк», «Массы», «Народ», кото-
рый долго вели к коммунизму «с двумя талонами и куском мыла в руке, 
а потом повернули к капитализму». Среди них и актеры, чьи таланты 
«больше раскрываются, чем меньше денег у них в карманах».
События  в  пьесе  меняются  калейдоскопически.  Актеры  не  пой-
мут, почему  должны судить  известного  актера, который, несмотря на 
преклонный возраст, играет талантливо, а как он смешит народ! Аже-
гафа парадоксален, он утверждает, что как раз сейчас не надо смешить 
народ, надо быть серьезным. Суд на сцене – это пародия на суды, про-
ходившие в стране в 30-е годы. Ажегафа предлагает возглавить тройку 
Густобровому (НабдзапцIэ) за его выдающиеся брови, а тот напомнил, 
как он чуть не стал генеральным секретарем благодаря своим бровям. 
Театр тогда решил поставить пьесу на основе воспоминаний Л.И. Бреж-
нева «Возрождение», где роль была поручена актеру. К сожалению, Ген-
сек умер, «вся страна слушала симфоническую музыку», и больше всех 
переживал Густобровый. Он, естественно, оплакивал совсем иное. 

248
Следующая  сцена  «Бенефис  Али  Тухужева»  проходит  в  юмори-
стической  форме  суда  тройки.  На  первый вопрос о  фамилии  Али от-
вечает – Пастомишхов (фамилия его известной роли в театре), но при 
строгом предупреждении суда поправляет – Тухужев. Когда дошло до 
имени,  актер  перечисляет:  Ходжа,  Щукарь,  СатIу, Тамаша, Ашажоко, 
Кидирхан. Судья стучит по столу и требует не шутить. Актер поправ-
ляется: «Меня зовут Али, но любящие считают Аликом» [63, с. 308]. 
Драматург  нашел  оригинальный  прием  –  через  допрос  великий 
актер восстанавливает не только свою биографию, но и саму эпоху, в 
которую  проходило  его  детство,  молодость  и  зрелые  годы.  Сюжет  и 
композиция  соответствуют  замыслу  автора  воссоздать  образ  актера, 
поднявшего  смеховую  культуру  в  жанре  комедии.  Шутки  его  не  на-
думанные, они связаны с реальной жизнью народа. Актер смеется не 
только над пороками других людей, его ответы полны и самоиронии, 
что особо привлекает зрителей. Когда судья говорит, чтобы он не очень 
критиковал колхозы, которые могут еще вернуться, то актер отвечает: 
«Меня всю жизнь пугали, результат налицо, на мне нет ни грамма лиш-
него мяса» [63, с. 309] (актер был худощавым  мужчиной). Интересен 
образ козла по прозвищу «Контра» (эту кличку он получил за то, что 
обижал колхозных коз, да и принадлежал он «неблагодарному кулаку 
Хаблацу Кемиштикову». Эта художественная деталь усиливает сатиру 
и порядки тех времен нашей истории, когда даже к козлам было «клас-
совое отношение».
Судьи возвращают актера к серьезному разговору, но он все пере-
водит  на  рельсы  комических  приключений.  Али  рассказывает,  как  на 
строптивом  козле  въезжает  в  здание,  где  экзаменационная  комиссия 
набирала абитуриентов в кабардинскую и балкарскую труппы. Конеч-
но,  зритель  понимает  фантастическую  основу  рассказа,  связанную  с 
поиском пропавшего козла, его нахождением. (Актер оказался на спине 
убегающего козла, и козел завез седока в учреждение, где шел экзамен. 
Там все это приняли за приготовленную сценку и выдали документ об 
успешной сдаче экзамена).
Контраст в комедии между поведением тройки судей и самим «под-
судимым»  помогает  автору  создать  театральную  версию  биографии 
любимого  народом  артиста  Али  Тухужева.  Очень  занимательно глав-
ный персонаж действия Али, выступающий от своего имени, поведал 
зрителям о студенческих годах учебы в столице, о приключениях всей 
труппы, учившейся в те тяжелые годы для создания профессионального 

249
коллектива артистов. В устах Али даже участие в Великой Отечествен-
ной войне, где он был трижды ранен, а в 1944 году демобелизован из-
за  последнего  тяжелого  ранения,  передается  с  юмором.  О  последнем 
ранении, например, он говорит: «Наверное, тот, кто метил в меня, был 
очень зол за то, что немцы отступали галопом» [63, с. 315]. Когда судьи 
в конце совещаются о том, что надо его сбросить с горы «Жьыгъеибг» 
(говорят,  что  в  древности  был  обычай,  когда  немощных  сбрасывали 
сгоры), то со всех населенных пунктов республики пошли звонки, по-
сыпались телеграммы в защиту артиста. В содержание этих «угроз» в 
адрес  тройки  Б.  Утижев  включает  известные  в  фольклоре  сатиры  на 
отдельные селения. Так, жители села Куркужин будто «прогонят всех 
судей босиком на одной ноге с одного конца селения до другого» (это 
самое  длинное  село в Кабардино-Балкарии), а жители  села  Каменно-
мостское «заставят каждого из судей съесть связку лука» (по предани-
ям, так в этом ауле поступили с непонравившимся гостем). Боташеевцы 
готовы  вдоволь  накормить  недозрелой  вишней  тех,  кто  хоть  пальцем 
тронет любимого артиста, а земляки из Нартана прямо угрожают само-
судом. Даже жители балкарского селения написали на своем языке: «Ту-
хужевдан руки кетык» («Руки прочь от Тухужева») [63, с. 317]. Комиче-
ский суд, таким образом, переходит к поздравлениям по случаю юбилея, 
75-летия Али Тухужева. Действия заканчиваются танцами и песнями, в 
которых воспевается адыгский  театр, его возможности и  служение  на-
роду. Ажегафа переходит к следующей теме «Хафота и террористы», о 
которой пойдет речь во втором действии комедии «Театр приехал».
В этом действии Б. Утижев в очередной раз обращается к излю-
бленному  персонажу  Хафоте,  в  характере  которой  раскрываются  все 
новые и новые грани. Здесь она – женщина, «возраст которой трудно 
просматривается  через  косметику,  умеющая  брать  от  мужчин  все,  на 
что они способны». Кроме нее в этом действии мы видим террориста 
Мугаза и его ученика Хамзата. Мугаз несколько раз сидел в тюрьме, он 
решил стать террористом. Его специализация – воровство тещ у бога-
тых  людей,  нечестно  наживших  богатство.  Вместе  со  свои  учеником 
Хамзатом они украли из частного дома женщину, а затем позвонили ее 
зятю Канамату и потребовали выкуп.
Автор  держит  читателя  и  зрителя  не  только  занимательными  и 
остроумными  диалогами,  но  и  неожиданными  переменами  сюжета. 
Неудачные  террористы  вроде  бы  договорились  по  телефону  о  сумме 
выкупа и уже радуются своей удаче, но они слышат в трубке какие-то 

250
разговоры,  а  Канамат  начинает  говорить  издевательским  тоном.  Ока-
залось,  что  террористы  украли  не  его  тещу,  а  квартирантку,  которую 
Мугаз  и  Хамзат  тщетно  пытаются  привести  в  чувство.  Она  удачно 
притворилась  умершей.  На  этой  почве  террористы  ссорятся,  дерут-
ся, оказываются на полу, и у одного из них пистолет выпадает из рук. 
Драматург  и  здесь  меняет  ход  событий.  Жертва  похищения,  Хафота, 
вскакивает, хватает пистолет и наводит на них. Теперь уже они у нее 
в  заложниках.  Хафота  до  сих  пор  притворялась,  что  потеряла  созна-
ние, на самом деле она все слышала и контролировала ситуацию. Она 
говорит: «Как я могу умереть, оставив на свете вас. Вот заканчивают 
строительство новой тюрьмы, она вас ждет. Когда вы меня воровали, 
я  подумала,  что  есть  еще  на  свете  достойные  мужчины,  о  которых  я 
мечтала, но зря» [63, с. 330].
Хафота  допрашивает Мугаза: как он  стал террористом. Из боль-
шой  исповеди  Мугаза  видно,  что  его  довела  до  этого  тюрьма,  а  воз-
вращение в село оказалось хуже тюрьмы (там хоть кормили, и крыша 
была  над  головой), нет  работы.  Он  еле  устроился работать на  птице-
фабрику, но задержка зарплаты, оплата натурой – сначала давали кур, 
потом перешли на яйца, а потом дошли до пуха. Потом обмен этого на 
цемент, цемент на фанеру, фанеру на шифер и т.д. Появилось желание 
опять попасть в тюрьму, но на мягкие преступления никакого внима-
ния милиция не обращала, а крупные требовали долгого разбиратель-
ства. Наконец он решил примкнуть к ворам людей, занятию, ставшему 
модным. И вот – неудача. 
Еще раз драматург меняет резко события. Хафота и Мугаз, знако-
мясь  по  требованию  Хафоты…  вспоминают,  что  когда-то  месяца  два-
три  жили  вместе.  Хафота,  повернувшись  к  зрителям,  запевает:  «Вот 
жизнь, куда бы я не ходила, везде встречаю своих бывших мужей» [Там 
же]. Мугаз, как и следовало в его положении, утверждает, что имя Ха-
фоты он никогда не забывал. На это у Хафоты свой ответ: «И я до сих 
пор не могу забыть шубу, которую ты украл, уходя от меня. Может, ты 
взял ее на память обо мне?!» [Там же]. На эту шутку неудачно реагирует 
Мугаз, вроде он плакал, глядя на шубу, переживал разлуку, но Хафота 
смеется: может суд учтет это как смягчающее обстоятельство. 
Под конец раскрывается еще один секрет автора, Хафота была не 
только  квартиранткой в  доме богача  Канамата,  но  и его  любовницей. 
Все их встречи записаны Хафотой на скрытый в спальне магнитофон. 
Теперь  настала  очередь  мстить  за  унижения  Хафоте:  Канамату,  кото-
рый террористам заявил по телефону (Хафота слышала): «Она же не 

251
теща, а квартирантка, ничего не стоит, серая замухрышка, ничего при-
мечательного в ней нет, разве что на носу торчит большая бородавка», 
и Мугазу – за бегство и кражу шубы. Теперь Канамат, чтобы не были 
преданы гласности его отношения, должен платить и угождать, а тер-
рористов она под дулом пистолета уводит за сцену. Кару для них она 
еще найдет, будьте уверены. Так заканчивается сцена, полная комизма, 
остроумия и комедийных приемов. Как всегда, у автора язык персона-
жей сочен, индивидуален.
Название следующего действия «Ни къауц, ни бжьэхуц» сочетает 
русское «ни»  и  кабардинское  «перина»  и  «вата»,  буквально «ни  пуха 
тебе, ни ваты». Дело происходит в тюрьме. На сцене мужчина в тюрем-
ной робе по имени Мурадин. Он читает письмо от дочки. Та в стихах, 
где  перемешаны  русские  и  кабардинские  слова  (автор  подчеркивает 
невежество данной персоны), пишет: «Здравствуй, папочка, пишет ла-
почка». Она сообщает, что  мама стала гордой, модной, забыла тебя и 
на широкую ногу гуляет с другими. Дочка обеднела, просит сообщить, 
где он зарыл золото.
Мурадин подходит к краю сцены и обращается к зрителям: «Узна-
ли? Да-да, это я. Довольны? Сижу». Голос из зала: «Заработал, поэтому 
и  сидишь».  Далее  идет  диалог  между  Мурадином  и  персонифициро-
ванным голосом из зала.
Этот  оригинальный  прием  позволил  автору  раскрыть  образ  чи-
новника, обогатившегося за счет простых людей. Вот сейчас Мурадин, 
будучи заключенным, как бы исповедуется перед людьми, сидящими в 
зале театра. Он говорит, что сидит по делу, даже дали мало за то, что 
кроется за ним. Зрители театра – собирательный образ народа, он на-
ходит  среди  них  много  знакомых,  с  кем  имел  дело  до  суда.  Мурадин 
не отрицает, что брал взятки – потому что давали. На все возражения 
голоса из зала: «Не надо было брать», он терпеливо объясняет: «Легко 
говорить! Но если бы вы были на моем месте, то так же поступили бы». 
Мурадин начинает знакомить со своей историей: «Вот ты, молодой че-
ловек из задних рядов, да, да, ты. Помнишь, когда пришел в кабинет с 
просьбой первый раз. В семье было трое детей, пять человек ютились 
в одной комнате. В большом кошельке семьи не было денег. Я посадил 
тебя в кресло, пожал руку, улыбнулся. Из первых же слов я понял, что 
ты ничего из себя не представляешь, что за душой ничего у тебя нет. Ты 
попал ко мне на три минуты после трехмесячного хождения. Я внима-
тельно слушал, а ты говорил, говорил. Обещал тебе помочь, конечно, 

252
я  обязан,  а  как  же.  Ты  ушел  в  прекрасном  настроении.  Второй  раз  я 
слушал уже пять минут, а сам думал о встрече с любовницей из Челя-
бинска. Мои обещания были еще теплее. Ты уходил умиротворенный. 
Разве это плохо. У нас, как у врачей, хвалят не того, кто лечит, а того, 
кто приятно общается с больным. Я многим возвращал надежду – вам, 
вам (указывает в зал)» [63, с. 339]. 
Еще более развернуто Мурадин поведал о том, как красиво обма-
нул участника войны, который хотел купить «Волгу», но после двадца-
тикратного посещения соглашался на никому не нужный «Москвич». 
А «Волгу» он отдал племяннику жены, несколько машин загнал по две 
цены, одна  цена  досталась  государству,  а  вторая «мне, как  умножаю-
щему авторитет этого государства». Кто же продает товар за одну цену, 
если дают две.
Самый пик инициативных людей наступил в период ломки стра-
ны. Мурадин продолжает: «И я спрятал партбилет, купил консервный 
завод, обанкротив его, поставил водочную линию. От моей водки по-
гибло, наверное, не меньше, чем в небольшой войне. Купил магазины, 
иномарки,  но  все  рухнуло,  а  я  стою  здесь  в  полосатой?»  [63,  с.  340]. 
На голос из зала: «Подлец, вор, бессовестный», он заметил, что не все 
они ангелы и многие должны быть с ним. Он обвинил всех: «А где вы 
были, когда я становился бессовестным почему не писали жалобы, не 
выступали в газетах. Вы виноваты в том, что дали столько лет. Вы же 
ратовали за демократию» [Там же]. Слышен свисток милиционера, ко-
торый уводит узника. Он уходит со словами: «Как говорят в тюрьме – ни 
пуха тебе, ни пера». 
Заключительное действие комедии называется «Для Жемуги – вре-
мя свистеть». С Жемугой – спекулянткой – мы встречались в другой ко-
медии. Сейчас иные времена – она банкир. Ее сопровождают два круп-
ных  охранника.  В  действии  есть  еще  два  новых  персонажа:  Эдуард, 
музыкант, не сумевший стать большим композитором, ученый-историк 
Хажбидонэ, который думает, что слово «депутат» вернет то, что не под 
силу «академику». Он ввел историю в дебри по указке партии, а сей-
час не в силах вернуть ее на дорогу истины. Имена персонажей в из-
вестной степени дополняют их характер. Эдуард – некая претензия на 
европейскость,  а «Хажбидонэ» состоит из двух  корней «Хаж», «Хад-
жи» (эту приставку ставили к именам совершавших хадж в Мекку) и 
«бидонэ» от слова «Буденный». (В честь маршала в прошлом называли 
детей). Эти два понятия не очень совместимы по значению, и их синтез 

253
вызывает заранее насмешку зрителя. Таких имен много в драматургии   
Б. Утижева, как и «говорящих» фамилий.
Сюжет связан с известным селением Гашемидахабль, часто встре-
чающимся  в  комедиях  драматурга.  Жители  пришли  на  предвыборное 
собрание. Ведущий представляет трех «хороших» кандидатов, из кото-
рых предстоит выбрать «самого лучшего». Это: Хажбидона Хажмасто-
ков,  великий  композитор,  которого  называют  «Адыгским  Моцартом», 
Эдуард  Гунтогунтов  (слово  «ГъунтIэ  гъунтIэ»  звукоподражательное, 
оно намекает на нудность характера, ворчливость, пустозвонство и т.д.). 
И, наконец, приглашается на сцену гордость аула – леди, вернувшаяся 
из Африки, теперь известный банкир, знающая все секреты финансов, 
Сатаней «современных дворян», богатство которой трудно сосчитать, 
член-корреспондент Африканской Международной Академии по «экс-
трасексонике»,  директор  банка  «Сондэджэрстан»  Жемуга  Узижагова 
(букв.  «Недругова»)!  [63,  с.  344].  Каждый  эпитет,  сопровождающий 
этих персонажей, является меткой характеристикой. Они дополняются 
выступлениями самих героев сцены. 
Первым выступает ученый-историк Хажбидонэ. В его речь, кроме 
предвыборной риторики, автор вкладывает выражения и идеи, отобра-
жающие некоторые пороки отдельных наших историков, занимающих-
ся несерьезными темами, идущими на поводу у уличных обывателей. 
Так, Хажбидона, если будет избран депутатом, обещает доказать, что 
Джабаги Казаноко родился не в Зеюко, а в Гашемидахабле, и перенести 
сюда его памятник. Обнародует он и то, что бабушка президента одно-
го  «крупного  государства»  является  кабардинкой.  И,  наконец,  есть  у 
него «архивные данные» о том, что Напалеон после поражения в Боро-
дино не вернулся во Францию, туда уехал его двойник, а сам с другом-
адыгом ушел в Кабарду, здесь женился на жительнице Гашемидахабля, 
и дети его живут у нас. Все это будет оглашено [63, с. 345–345]. В сво-
ей  фантазии  «ученый»  запутал  трудящихся  громкими  «открытиями». 
Хажбидона, по его словам, пишет «монографию о генеологиографии и 
антропографии героев нартского эпоса». (Его речь прерывается звон-
ком телефона к оратору, который через Жемугу дает распоряжения об 
одолжениях крупных сумм денег). 
Изрядная «порция насмешек» достается следующему оратору, ком-
позитору Эдуарду, речь которого имеет совершенно иную тональность: 
«Музыка!  Посмотрите,  какое  это  слово  приятное,  красивое!  Сладкое 

254
(облизывает  пальцы).  Это  целый  мир,  соотечественники,  мир!  Нет, 
много сотен миров. Космос! Хаос! Галактика! Метагалактика! Все за-
полнено ею, земли, сердца, души. Но как вы думаете, чем это создается. 
Всего семью маленькими нотами!» [63, с. 347]. Его речь останавливает 
телохранитель: «Одну минуту, доремифасоль!» (По телефону Жемуга 
дает какому-то инженеру распоряжение о возмещении квартиры, под-
лежащей  сносу…  Подкупить,  дать  землю  из  земель  закрывающегося 
кладбища и т.д.).
Оратор  переходит  к своей  биографии,  к матери, вдохновляющей 
его к сочинительству. Жемуга просит перейти его к программе, но ком-
позитор ничего путного не предложил кроме обещания написать боль-
шую симфонию «Багровый закат Гошемидахабля».
Дальнейший ход событий наглядно демонстрирует издержки со-
временной избирательной системы, которую подмяли под себя дельцы 
и проходимцы, такие, как  Жемуга.  Она прямо  спросила своих  конку-
рентов о финансовых возможностях. Хажбидона предложил избирате-
лям  ящик  водки,  у  него  кроме  зарплаты  в  НИИ  других  доходов  нет. 
Эдуард признался, что у него за год купили всего лишь четыре песни. 
Жемуга же осыпала электорат деньгами, подкупила Хажбидону и Эду-
арда после комических торгов между двумя сторонами, и те сняли свои 
кандидатуры. Автор очень остроумно и психологически тонко описал, 
как после прибавления очередной суммы Хажбидон и Эдуард меняли 
тон отказа, а затем оба были куплены с патрахами. 
Полна комизма и заключительная речь Жемуги перед избирателя-
ми, которым было дано много обещаний. Точку она поставила выстре-
лом в воздух из пистолета, своего рода фейерверк и символ наступаю-
щего класса в обществе. Итоги действия, да и всей комедии, подводит 
Ажегафа  –  постоянный  ведущий  целого  цикла  комедий  Б.  Утижева. 
Артисты же садятся в импровизированную «телегу-театр» и с песней 
покидают сцену. Звучит песня во хвалу Театра. 

жүктеу/скачать 2,02 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: