115-летию со дня рождения
жүктеу/скачать 1,33 Mb. Pdf көрінісі
|
|
И старуха с провалом глазниц вместо глаз Манит-тянет в кромешную бездну. Мысль Магжана подчинена, на первый взгляд, все тому же максималистскому настрою: невозможно противостоять, по его мнению, движению времени, невозможно повернуть его вспять, закономерно необратимое течение его разрушительно: все живое и органически пульсирующее подвергается им уничтожению и тлену и участь красоты человеческой — столь же трагична. Веч- ная красота — иллюзия, покрывало Майи, которое безжалост- но будет сорвано временем и с чела Прекрасной Дамы и на ее пленительном облике проступит конечный знак жизни — ста- рость. Не удивительно, что терзаемый болью и муками поэт в последние мгновения видит подле себя не Прекрасную Даму во плоти, в реальном естестве, а существо, разительно несхожее с ней,— старуху в отталкивающем обличье. Оправданной стано- вится тогда образная характеристика стихов о Прекрасной Даме как «ядовито медовой песни». Подточившую и значительно ус- корившую трагический исход жизни поэта «песнь-мечту» Маг- жан и не стремится назвать теперь как-то по-иному. Окончание сокровенной для героя поэтической песни и встреча со стару- хой-смертью — последний акт в жизненной драме поэта, и тут на первый план вновь выступает образ сердца. На острие разди- рающих поэта чувств испытывается его сердце, последний раз оно вспыхивает огнем неутоленного желания и разочарования — «земное сердце», жаждавшее «земной любви». Отсюда — сле- зы, последний плач его. Между тем появление на подступах к финалу вместо свет- лоликой Прекрасной Дамы отвратительной старухи рождает непреднамеренную ассоциативную связь со стихотворением французского поэта Шарля Бодлера «Падаль», в котором «изла- гается поэтическая формула горького сознания тленности все- го живого, жестокого закона «великой Природы» («La grande Nature») (29, 115). Бодлер почти натуралистически изображает страшный путь перехода человека со всей составляющей его атрибутикой, в том числе и красотой, из состояния физического бытия в небытие:
И вас, красавица, и вас коснется тленье, И вы сгниете до костей, Одетая в цветы под скорбные моленья, Добыча гробовых гостей.
(30, 52) Вектор пессимистического воззрения Магжана совпадает с бодлеровским, но все же не полностью. Поэт не позволяет развиваться финалу в столь безнадежно мрачном регистре и Прекрасную Даму не превращает легко и просто в старуху- смерть, ибо это идет вразрез с его основной поэтической тен- денцией, отношением к такой яркой и притягательной личности, как Блок. Не прибегая к банальному приему преображения Прекрасной Дамы в традиционный образ смерти, он совершает в заключительной части своего стихотворения некоторую переста- новку в образной системе: в качестве идеала, мечты Прекрасная Дама отнесена к пределу миража, туманного марева — фантазии человека, а неоднократно повторяющаяся корреляция: «Əдемі əйел» — идеал, «Прекрасная Дама» — идеал, «Əдемі əйел» — бір қиял, «Прекрасная Дама» — мечта 56
уступает место антитезе:
где, как видим, Прекрасная Дама все в той же ипостаси недо- сягаемого идеала противополагается роковому образу старухи- смерти. Магжан развивает здесь мысль о том, что каждое проти- воборствующее явление закономерно в человеческом бытии: и смерть, поглотившая в свое темное лоно великую жизнь, заста- вив умолкнуть струны чудесной лиры, и дух человеческий, не поддающийся оковам тлена: вопреки всему «песнь» Блока оста- лась жить в памяти людей и вместе с нею — образ Прекрасной Дамы как высокой крылатой мечты. Если Бодлер в горячечном индивидуализме спешит сохра- нить лишь для себя божественные черты своей героини: Скажите же червям, когда начнут, целуя, Вас пожирать во тьме сырой, Что тленной красоты — навеки сберегу я И форму, и бессмертный строй, то Магжан выражает уверенность, что, воплотившись в песнь, в блистательные поэтические строки, Прекрасная Дама явится бесценным духовным достоянием человечества:
Кемпір — ажал, Тұр Блокка үңіліп. Сөнді енді өмір, Бітті енді жыр, «Əйел» қалды жыр болып. Вечно юное сердце, божественный Блок Был живой человек, потому изнемог В этой драме, извечно напрасной. Жизнь угасла… И все же летит сквозь века Восхищеньем и нежностью людям близка Песня Блока о Даме Прекрасной. (перевод Р. Тамариной) И в заключении стихотворения Магжан не изменяет своему тону, продолжая оставаться несколько ироничным и рассудоч- ным. Но между строк, за эмпирической оболочкой поэтического текста все же проглядывает истинное воззрение поэта: его пред- почтение, глубоко внутреннее приятие романтического осозна- ния бессмертия души человеческой. Блок не столько осужден — за абстрактность и бесплодность мечты, ставшей едва ли не верой и религией его, сколько поднят над всеми и вся как выра- зитель беспокойного духа, в высоком порыве устремленного к поискам особых, совершенных форм любви на земле. Так, Магжан не следует безоговорочно восторженному вос- приятию образа Прекрасной Дамы, осознавая меру трагизма его, но он корректен и уважителен к русскому поэту, он внутренне постиг подлинную суть сокровенной мечты его, жизненного идеала, тех общезначимых ценностей, из которых исходил поэт в своих художественных исканиях. Стихотворение «Александр Блок» — отклик на смерть поэта, дань его памяти и вместе с тем свидетельство того, как много места он занимал в жизни и твор- честве Магжана, побуждая и стимулируя его творческую мысль, открывая новые горизонты поэтического видения. Параллели и переклички с поэзией Блока не исчерпываются стихотворением «Александр Блок», но составляют в художест- венном дискурсе Магжана целый комплекс, поэтому они будут устанавливаться и указываться нами по мере дальнейшего ис- следования символистской поэтики Магжана.
58
К ПОЭТ И КЕ Л Ю БОВНОЙ Л ИР И К И М АГЖ А Н А
Л
Юмор и ирония, светлое, солнечное и проникновенно скорбное в ее контексте пульсируют в унисон, составляя строй- ную гармонию поэтической картины стиха. В экспрессивной, ин- тонационно насыщенной парадигме ее особую группу образуют стихи, посвященные конкретному адресату — Гульсум Камало- вой. Характерно, что если в названиях одних из них фигурирует ее полное имя — «Гульсум», «Гульсум ханум» или сокращенное — «Г…», то в заголовки других стихотворений вынесено опре- деленное состояние лирического героя, испытывающего, к при- меру, чувство влюбленности («Целуй меня, целуй» — «Сүй, жан сəулем»), тоски («Утратил я…» — «Айрылдым»), воскрешения («Ожил я вновь…» — «Тiрiлдiм») и т.д. В связи с этим, естес- твенно, возникает вопрос: кто она — Гульсум Камалова? Пле- нившая поэтическое воображение Магжана, подвигнувшая его на создание проникновенных лирических строк, должно быть, Гульсум была незаурядной, яркой личностью, отличавшейся от своего окружения. Скупые источники сообщают, что Гульсум Камалова, татарка по происхождению, закончила в 1914 г. педагогический институт благородных девиц; в качестве медсестры принимала участие в акциях милосердия в годы первой мировой войны. Знакомство ее с Магжаном состоялось в 1920 г. в г.Кызылжар (ныне Петро- павловск), куда она приехала вместе с мужем Мичуриным из Башкортостана. Одновременно с их появлением в Кызылжар пе- реезжают из Омска учительские курсы, руководимые Магжаном Жумабаевым. Гульсум устраивается на курсы преподавать мате- матические дисциплины. Внимание коллектива она привлекает красотой и удивительной, только ей присущей утонченностью и неприступностью: не всякий смел заговорить с нею. Привлекает она и внимание Магжана. Поэт адресует ей стихотворное посла- ние следующего содержания:
Əр жерде өткiзсек те өмiр танын, Кей уақыт көзiңiзге көзiм түссе, Ойнайды аласұрып неге жаным?! Бота көз, сиқырлы сөз, ханым Гүлсiм, Көктегi күн күлмесiн, Гүлсiм күлсiн, Гүлсiм — Күн, көкте ақырын жүзе бiлед, Сүйдiрiп, күйдiргенiн қайдан бiлсiн! («Гүлсім ханымға») Глаза верблюжонка, волшебные речи — Гульсум! Нечаянной радостью путь мой отмечен, Гульсум! Но кто мне ответит, зачем вдруг при встрече с тобой, В смущенье приходит душа и уходит покой?! Глаза верблюжонка, волшебные речи — Гульсум! Улыбкою солнце затмила навечно Гульсум! Сама словно солнце, что в небе беспечно плывет,— откуда ей знать, что, влюбляя в себя, обожжет?!
(перевод К. Бакбергенова) Между тем Гульсум обладала не только математическими способностями, в ней жила и пульсировала и поэтическая жил- ка. Поэтому она отвечает на эти волнующие строки стихами же, прося автора отвлечь свой взор на других девушек, называя его при этом весьма поэтично: «моя волшебная звезда» («сиқырлы йылдызым»). В последующем отношения поэта с молодой женщиной раз- виваются, видимо, совсем непросто, если не драматично, что явно и неявно прослеживается в стихотворениях «Г…», «Ожил я вновь…». Муж Гульсум, заметив необычное в их отношени- ях, через год увозит жену из города. Удар судьбы Магжан вос- принимает с великою печалью в душе и по истечении времени, через год, он все еще продолжает грустить, изливая свою тоску в стихотворениях «Утратил я», «Г…». Лишь позднее, волею об- стоятельств им все же даруется одна, но мимолетная встреча на улицах Москвы; тогда рядом с Магжаном шла его вторая жена Зулейха-ханум. Не обмолвившись ни единым словом, не выра- зив никаких чувств, лишь пристально взглянув друг на друга, они расходятся и более не встречаются никогда (1, 241). Так, на неполной щемящей ноте обрывается история вспыхнувшей на
60
краткий миг любви, но неисследимыми ее знаками остаются стихи, исполненные очарования, огня, непреодолимого магне- тизма. Таким образом, вышеназванные стихи исследователи связы- вают с именем и личностью Гульсум Камаловой — конкретным человеком, конкретной представительницей прекрасного пола. Да и сам поэт дает повод тому, судя по номинациям стихотво- рений, употреблению имени девушки в тексте, сквозных, пере- ходящих из одного произведения в другое, одних и тех же выра- зительных средств, коими он рисует именно ее образ (эпитетов «небесная», «райская», «волшебная», метафор «глаза верблю- жонка», сравнений с солнцем, луной, цветком с заглавной бук- вы — «Күн», «Ай», «Гүл» и т.д.), указанию некоторых примет, времени их встреч и разлуки (год, год спустя). Однако весьма интересным представляется тот факт, что поэт, изображая образ любимой, использует несколько необычайный художественный ракурс: Гульсум в стихах — конкретное и в то же время, симуль- танно, не совсем конкретное лицо, она наделена скорее воздуш- ной, имматериальной субстанцией. Ею словно с бесконечностью времени эманируется некая неземная, сверхсущностная энергия, озаряющая окружающее пространство ясным, одухотворяющим светом добра и любви. В ряде стихотворений ее исток, сфера пребывания — небесные, космические выси, она отторгнута от земной, физически осязаемой реальности и приподнята над нею, окруженная возвышенной таинственной аурой из дымчато свет- лых, прозрачных световых оттенков. Следовательно, образ Гульсум коррелирует неизменно с вер- хними, небесными пределами, с рассветом, солнцем, зарей, со сферой рая и души, а не тела, о чем явствуют даже те стихи, в которых герой находится во власти чувственной, неплатони- ческой, скажем, любви, воплощенной вполне традиционными средствами, ведущими в конечном итоге к нетрадиционному, символическому осмыслению поэтического контекста (ср., к примеру, способ воссоздания портрета возлюбленной: волосы черные, тело — белое облачко, лик — луны, зубы — жемчуга, глаза — лучистые и т.д.). Но восхождение образа к высшим, идеальным границам акти- визируется именно в тех стихотворениях, где поэт переступает грань личного чувствования, личностной судьбы. И тогда весь облик героини подвергается кардинальному преображению, она обретает свойство излучать свет богопроявленности — теофа- нии, который щедрым потоком струится из нее, пронизывает и горний, и дольный миры. Подобное видение поэтическое свиде- тельствует о том, что Магжан здесь следует отчасти традициям суфийской лирики с ее культом прекрасной дамы. Особенно явственно эта особенность выражена в стихотво- рениях «Ожил я вновь…», «Гульсум». Как наиболее репрезен- тативное рассмотрим вначале стихотворение «Гульсум», состо- ящее из десяти симметрично расположенных восьмистиший. Начинается и завершается оно почти идентичной строфой, за исключением двух первых, слегка измененных строк последней строфы, образуя тем самым своеобразное композиционное коль- цо. Восьмистишия по способу рифмовки — абаевские и конс- труируются строго по схеме: аабввбгг. При этом два последних стиха есть своего рода обобщение, итог выраженной в каждой строфе поэтической мысли. Композиция стихотворения слагается условно из двух час- тей. Первая часть построена на основе противопоставления двух полярных стихий: космического пространства и земной жиз- ни, точкой соприкосновения которых является образ героини — прекрасного создания по имени Гульсум. Данная антитеза присутствует уже в первой строфе произведения, открывая путь развитию эсхатологического мироощущения и мировидения. Но прежде — кто она и кто сотворил ее, очаровательную Гульсум, и каково ее предназначенье? Фантазирующее сознание поэта обращено в запредельные сферы, он возносит ее в рай, где она рождена из шелкового ветра и вечно сияющего цветка. Но и не только. Поэт не ограничивается данной «атрибутикой» рая. Все восемь стихов второй строфы, связанных единой синтакси- ческой конструкцией, образуют симметрично выверенную фор- му утонченной поэтической градации, с помощью которой поэт развертывает череду явлений, давших жизнь героине: это и жи- вительные воды райского родника, и золотая дымка, покрываю- щая его поверхность, и песни ангелов, и журчанье райских вод, и шелест листьев, и лучистое лоно Всевышнего. Данные приметы позволяют поэту конкретизировать ее обитель, которою может быть только вселенная, космос, и ее облик: Гульсум есть «ал- мазнокрылый» ангел, хрустально чистый, милосердный ангел во плоти:
62
Бетіндегі алтын будан, Періштелердің жырынан, Жұмақ суы сылдырынан, Жапырағының сыбдырынан, Тəңірінің дəл өз нұрынан Жаратылған періште еді, Мекені оның ғарышта еді. («Гүлсімге») От песнопенья ангельских небес, От шума крон, что оживляют лес, От райских рек, от солнечной криницы, От золотого пара над травой, От ручейка с небесной синевой, От чистой незапятнанной водицы,— Велик Всевышний — от лучей его, От света мирозданья самого Тебе досталось ангелом родиться. Так, слагается воздушная картина космической безмятеж- ности, сродни райской, где все покоится в умиротворении, неге, гармонии любви. Но затем она сменяется картиной кардинально иной. Следующие три строфы включают и развивают в своем контексте драматический компонент: ангел с алмазными крыла- ми сталкивается с миром земным, обозначенный поэтом симво- лически насыщенной лексемой «тұрмыс». Уже в первой строфе поэт определяет земное бытие — «тұрмыс» как западню, ловуш- ку — «тұзак» и как загадку — «тылсым», контекстуально обре- тающую отрицательный смысл: как таинство темного, демони- ческого свойства. Таким образом, жизнь на земле рисуется поэтом как низшая сфера, абсолютно антиномичная тому миру, светлому, благому, идиллически покойному и высшему, откуда происходит ангел, как адская западня, в силки которой он попадает, исполняя ми- ротворческую миссию, неся радость и утешение людям, ввер- гнутым в пучину страданий и мук, крови и слез. Моделируя способ бытия человечества, поэт и в последующем использует выразительные средства с доминирующим негативным значе- нием, что усиливает эсхатологизм изображаемой ситуации. Он подчеркивает с помощью метафор, сравнений, эллипсиса мысль, что человеческое существование есть смертоносный яд, темный бездонный океан, злобно хохочущий в ответ на милосердие. Без- жалостно поглощена его водами и очаровательная Гульсум. Увы, не смогли стать противоядием, спасти ее свершенные ею во мно- жестве добрые, исцеляющие людские души дела. Ненасытное чрево хаоса и дьяволизма, сеющие смерть на земле, необоримо, всевластно даже перед лицом небесных, мироустрояющих сил. Смерть красавицы Гульсум («өлдi сұлу»), кровавая земля («қанды жер»), печальные мелодии («қоңырлатқан мұңды əн»), горячие слезы («ыстық жас») становятся идейно-смысловыми центрами финала первой части стихотворения, метафорически- ми знаками конца и безнадежности. Во втором фрагменте, занимающем три строфических компо- зиции, главную роль играет корреляция: поэт и призрак ангела. Здесь в действие вступает поэт, охваченный поиском лучезарной красоты, животрепещущей мелодии, «раб» («құл»), носитель вы- сокой мечты. Поэт обладает зрением, проникающим за пределы досягаемого, визуального: в лучах заходящего солнца им был уловлен абрис, призрачные очертания души нежной, прекрас- ной Гульсум. Глубоко в его сердце проникают скорбная песнь Гульсум, неземные блики ее красоты. Поэт пытается вступить с ней в диалог, обращаясь к ней с призывом откликнуться на его мольбы о возвращении к людям, о спасении обреченных. Но Гульсум, вернее, ее призрак отвечает отказом, ибо смерть отня- ла у нее животворящую энергию, необходимую для возрожде- ния достойной жизни на земле. Раненный в сердце поэт остается один и только печальные звуки ее песни несмолкаемо звенят в его душе:
жүктеу/скачать 1,33 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|