Б. Саэнс. «Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной»
45
– Мне нужны доказательства.
Он сел в кресло-качалку, продолжая меня рассматривать.
– Вид у
тебя все еще больной.
– Ну спасибо.
– Возможно, это все из-за твоих кошмаров.
– Возможно. – Я не хотел о
них говорить.
– В детстве я иногда просыпался и думал, что настал конец света. Я вставал с кровати,
смотрелся в зеркало и видел свои грустные глаза.
– Хочешь сказать, грустные, как у меня?
– Ага.
– У
меня всегда глаза грустные.
– Конца света не будет, Ари.
– Не держи меня за дурака. Я и так знаю, что не будет.
– Тогда не смотри так грустно.
– Грустно, грустно, грустно, – сказал я.
– Грустно, грустно, грустно, – повторил он.
Мы оба улыбались, пытаясь сдержать смех, но это было невозможно. Я был рад, что Данте
пришел в гости. Во время болезни я чувствовал себя совсем хрупким, будто вот-вот сломаюсь,
и мне это не нравилось. От смеха мне становилось гораздо лучше.
– Я хочу тебя нарисовать.
– А у
меня есть шанс тебя остановить?
– Ты же сам сказал, что хочешь доказательств. – Он вручил мне принесенный им сборник
стихов. – Читай. Ты будешь читать, а я – рисовать.
Вскоре он притих, и его взгляд заскользил по комнате: по мне, по кровати, по покрывалу,
по подушкам, по светильнику. Мне стало неуютно, неловко, не по себе. Данте впился в меня
взглядом, и я даже не понимал, нравится мне это или нет. Под его взглядом я чувствовал себя
обнаженным. И в то же время он был так увлечен рисунком, будто меня здесь вовсе не было.
И потому я расслабился.
– Преврати меня в красавчика, – сказал я.
– Читай, – буркнул он. – Просто читай.
И вскоре я даже забыл, что меня рисуют. Я углубился в чтение и все читал, читал, читал.
То и дело я отрывал глаза от книги, но Данте был так поглощен работой, что я возвращался к
стихам. Одну из строчек я никак не мог понять: «Все звезды из того сотворены, что мы не в
силах удержать»
20
. Звучало красиво, но смысла я не понимал. И, раздумывая о том, что может
значить эта фраза, я уснул.
А когда проснулся, Данте уже ушел.
Набросков со мной он не оставил – оставил только один с креслом-качалкой. Рисунок
был безупречным: кресло на фоне голой стены. Данте запечатлел, как вечерний свет наполняет
комнату, как тени падают на кресло и придают ему глубину, от которой оно казалось почти
живым. В этом наброске читались грусть и одиночество, и я задумался: видит ли он таким весь
мир или только мой?
Я долго разглядывал рисунок. Он пугал меня, потому что в нем
было нечто правдивое.
Интересно, где он научился рисовать? Я почувствовал укол зависти. Он плавал, рисовал,
заводил знакомства. А еще читал стихи и любил себя. Интересно, – думал я, – каково это?
Любить себя, по-настоящему любить. Интересно, почему одни люди себя любят, а другие –
нет? Может, так оно и должно быть.
20
Последняя строчка стихотворения американского поэта Уильяма Стэнли Мервина «Юность» (
Youth).
Б. Саэнс. «Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной»
46
Я перевел взгляд на набросок, потом на само кресло и только тогда заметил записку,
которую он мне оставил.
Ари,
надеюсь, тебе понравился мой набросок. В бассейне тебя не хватает. Инструкторы
там – придурки.
Данте
После обеда я позвонил ему.
– Почему ты ушел?
– Тебе нужно было отдохнуть.
– Прости, что я уснул.
Мы немного помолчали.
– Мне понравился твой рисунок, – сказал я.
– Почему?
– Потому что кресло похоже на мое.
– Только поэтому?
– Есть в нем что-то, – сказал я.
– Что?
– Эмоция.
– А поподробнее?
– Грусть. Оно грустное и одинокое.
– Как ты, – добавил Данте.
Меня злило, что он видит меня насквозь.
– Я не всегда грустный, – сказал я.
– Знаю, – сказал он.
– Покажешь мне остальные рисунки?
– Нет.
– Почему?
– Не могу.
– Почему это?
– Потому же, почему ты не хочешь рассказывать мне о
своих снах.